Сергей Зверев - Десантники не сдаются
Сердце Влада радостно екнуло. Повезло так повезло! Это как раз тот, кто нужен — депутат Анзоров! Собственной персоной пожаловал. Никому не доверил! И не в лом было на ночь глядя переться сюда!
Рустам шагнул навстречу Анзорову. Они обнялись, как два молочных брата после долгой разлуки.
Рустам напрягся. И Влад совершенно четко понял, что сейчас горец что-то ляпнет, выходящее за рамки дипломатического протокола.
Русич был готов к любому варианту развития событий. Он не обдумывал решение. Оно пришло само! Накопившаяся в Владе энергия нашла выход! Он резко вдавил кнопку рации, прикрепленную к запястью… И начал движение.
Он мчался, как ураган, сметая все на своем пути. Походя сшиб с ног чеченца-пастуха — тот даже и не пикнул, рухнув, как подкошенный. Рубанул ногой по горлу телохранителю в черном, кажется, отправив его в путешествие к самому Аль-Ваххабу и райским гуриям. Продолжая движение, сделал подсечку оторопевшему и никак не ожидавшему нападения депутату и отключил его щадящим ударом в голову.
Казак выстрелил из бесшумного пистолета в грудь телохранителя, неосмотрительно высунувшегося из «Мерседеса» с короткоствольным пистолетом-пулеметом «Скорпион».
У личного водителя депутата реакция была выше всяких похвал. Он резко повернул ключ в замке зажигания. Машина завелась сразу, как и положено «Мерседесу», и не к месту уютно заурчала мотором. Что будет дальше — спрогнозировать не так трудно. Бронированное четырехколесное чудище снесет задним ходом ворота к чертям собачим. И вырвется на оперативный простор. И пули от него будут отскакивать, как горошины от слоновьей шкуры.
Влад стремительно преодолел расстояние, отделявшее его от машины. Рывком выдернул скрючившееся тело убитого телохранителя. И повалился внутрь, на мягкие лайковые сидения.
Водитель — квадратный, со сросшимися бровями и тяжелой челюстью, резко повернулся к Владу боком. Он был вооружен. И вороненый ствол уже почти завершил свое неумолимое движение, готовясь выплюнуть свинцовую примочку в свою цель. Оставалось только надавить пальцем на спусковой крючок.
Влад аккуратно, казалось, неторопливо отвел руку с пистолетом. Ухнул выстрел. Пуля пробила панель красного дерева. Следующего выстрела не прозвучало. Влад перехватил пистолет, дугообразным движением провернул его, ломая противнику пальцы. Отшвырнул тяжелую и опасную игрушку в сторону. Потом ласково и мягко захватил квадратного за шею. Она была мускулистая, железная. Но никакие мускулы здесь не помогут. Вот биоактивная точка. Надавить на нее…
Водитель дернулся, ему не хватало воздуха. Потом на него навалилась тьма…
Бронированный «мерс» так и не стронулся с места.
Машину сопровождения снаружи упаковали тоже быстро. Оперативники, выскочившие из «БМВ», поставили под стволы и вытряхнули из салона вовсе не спешащих умирать телохранителей.
Влад перевел дыхание. Весы непостоянного бога войны снова качнулись в его сторону. Потерь у группы нет. У противника — два трупа. Чистая победа…
Пленных разложили в ряд в большой комнате. Там же на ковер лег портфель, наполненный пачками долларов — плата Рустаму за изотопы. Казак подошел к распластанному любителю рыжих девушек и порнухи, схватил его за волосы, заставил подняться. Чеченец смотрел на него, как зверь, которого ведут на убой — животный ужас и мольба о пощаде во взоре. Он встретился с глазами Казака, и ему все стало ясно.
— Не хочу… Не делай, — пробормотал молодой чеченец.
Казак молниеносно выдернул из чехла на рукаве нож и полоснул боевика по горлу. Отскочил в сторону, чтобы не испачкаться в крови. Все произошло настолько быстро, что никто даже голоса не успел подать.
— Война, — недобро усмехнулся Казак. — Бизнес…
Влад неодобрительно посмотрел на своего помощника, но ничего ему не сказал. Взял рацию.
— Объект взят. Группа два, три — для зачистки территории. И эвакуации… как поняли?
— Принято…
— Ждем.
* * *Машина у Ромы, видимо, решила объявить забастовку. На все попытки завести двигатель видавшая виды и знававшая лучшие времена двадцать четвертая «Волга» отвечала каким-то ехидным жужжанием. Двигатель не желал заводиться. Рома копался в моторе, прикрикивая на белокурую шалаву, имевшую внешность невинной курсистки Императорского института благородных девиц:
— Ключ дай! Да не этот, а тот!
Увидев идущего от бани Бруевича, он озадаченно посмотрел на него.
— Ты куда?
— Машина на приколе?
— Встала! Упрямая, сволочь!
— Мне в Москву надо. — Голос у Бруевича был какой-то жестяной.
— Э, Леха, чего с тобой? Тебя что, Наташка укусила?
— Галустян, мой шеф, умер.
— Да иди ты! Как?!
— Мутно все это, — пробормотал Бруевич. — Я так и думал…
— О чем ты думал?
— Упаси господи, если я прав, Рома!
— Может, подождешь… Завтра поедем… Все равно ты уже ничем горю не поможешь.
В словах Ромы был какой-то резон. Вечером тащиться в Москву. Зачем? Успокаивать скорбящих родственников? Но Бруевич чувствовал, что так надо. Он еще не знал, почему, но был уверен, что оставаться здесь ему нельзя… Никак нельзя!
— Мне надо ехать, — твердо произнес он.
— Да подожди хоть полчаса, — попросил Рома. — Может еще починю мустанга. Живо до станции доскочим.
— Нет, надо ехать, — как заведенный повторил Бруевич.
Он прошел в дом. Натянул толстый вязаный свитер. Застегнул на молнию кожаную куртку с меховой подкладкой. Закинул на плечо ремень сумки.
Уже выходя за ворота, вспомнил, что забыл бритву с лезвиями, зубную щетку. Ну и черт с ними. Возвращаться — плохая примета… Хотя куда уже хуже…
Народу у остановки набралось много. Автобусы ходили раз в два часа, а желающих покататься на них за это время набиралось предостаточно. Щетинистые красномордые мужички с мозолистыми руками. Бабки с неизменными сумками на колесах, которые, судя по всему, всем бабкам раздают где-то централизованно, и ведром с огурцами. Размалеванные сверх всякой меры девицы, озабоченные и решительные, видимо, твердо решившие погулять в этот вечер на полную катушку. Бруевичу вдруг стало тоскливо. Тревожно защемило в груди. Он ощутил жуткое одиночество. А вокруг бесполезные люди совершают бесполезные броуновские движения, перетирая без всякой цели день за днем…
Через десять минут подкатил желтый «Пазик», заляпанный грязью и мокрым снегом.
— А ну наддай! — азартно и грубо орали пассажиры, втискивая свои тела в узкие двери.
Бруевичу ничего не оставалось, как тоже заняться этим видом спорта. Иначе придется больше часа топать до вокзала пешком.
Когда он протиснулся в салон, что-то заставило его глянуть в окно. Взгляд упал на желтую машину — кажется, «Рено», пристроившуюся в хвост автобусу. Для этих мест транспортное средство чересчур шикарное.
Из надсадного рева и жуткого скрежета механизмов напрашивался неутешительный вывод, что автобус вот-вот развалится, погребя под своими обломками пассажиров. Но он достаточно бодро катил по колдобинам и ямам, останавливаясь через каждые сто метров то на остановках, то по просьбам пассажиров. С горем пополам это антикварное чудо техники добралось до вокзальчика.
— Спишь, да? — Бруевича вывел из оцепенения толчок в спину.
Он спрыгнул со ступеней на асфальт, освобождая проход. Толпа из автобуса обтекла его и устремилась вперед к вокзалу. А он замер на месте.
Им продолжало владеть ощущение какой-то ирреальности происходящего. Дело даже не в том, что Галустян мертв — человек смертен, и внезапно смертен. Дело в том, что он не мог покончить жизнь самоубийством. А если это не самоубийство, то привычный мир, в котором нашел свой теплый уголок Бруевич, рушится на глазах. И реализуются самые потаенные кошмары. И получается, что за его жизнь теперь и ломаный грош — много.
Бруевич сдержался, чтобы не застонать. Подбросил сползающую сумку на плече. И согнувшись, направился вперед. В голове вертелись, как по кругу, мысли — сон, кошмар, не может быть, так и есть. Глаз непроизвольно скользил по асфальту, следуя изгибу пересекающих его трещин. В голову вдруг полезло, что эти трещины наверняка несут в себе скрытый смысл. В них язык взаимоотношений хаоса и гармонии. Конфликт залитого бетоном ровного и совершенного в своей завершенности пространства и сил разрушения, желающих нарушить порядок вещей… Стоп, оборвал он себя. Совсем не туда понесло. Так и до канатчиковой дачи недалеко.
Бруевич распрямился. Встряхнул головой. Обозвал себя психом… Мысленно приказал себе собраться… Впрочем, без особого успеха.
В небольшом здании вокзала, выкрашенном в веселенький, как молодая трава, зеленый цвет, Бруевич направился к окошку кассы. Протянул деньги. Получил билет. Посмотрел на расписание. Электричка отходила через двадцать минут — в полпятого.
