Олег Маркеев - Цена посвящения: Серый Ангел
Они смотрели на Злобина, и в глазах читался немой вопрос: «Мы знаем, каким ты уезжаешь, а каким вернешься, кем станешь или во что превратишься там, где все шустрят, подличают и предают?» Этого не знал никто. Но им, каждый День грудью идущим на стволы и финки, очевидно, очень важен был ответ. Злобин, пятясь, чтобы не отворачиваться от устремленных на него испытующих взглядов этих людей в серо-пятнистой форме, шагнул в вагон.
Поезд будто только этого и ждал, дрогнул и плавно поплыл вдоль перрона.
В пустом купе Злобина ждал еще один сюрприз. Прощальный жест от местного криминального сообщества был более изыскан, чем твердохлебовский. Но с червоточинкой, с подковыркой.
На диване лежал огромный букет матово-белых хризантем. Свежие цветы, с лепестками в водяных искорках, наполнили купе тонким печальным ароматом, забив вагонные запахи.
В букете торчала визитка. Злобин достал ее.
Фирменный золотой вензель адвокатской конторы «Эрнест и партнеры». Ниже красивым шрифтом — «Эрнест Янович Крамер, адвокат».
В партнерах у конторы Крамера ходили все значительные персоны из местного криминального и делового сообщества. Расследуя последнее дело, Злобин так наступил на хвост Эрнесту Яновичу, что не сомневался, Крамер с удовольствием возложил бы этот букет на его могилу. И еще речь бы задвинул в лучших традициях своего кумира столичного адвоката.
Злобин, хмыкнув, перевернул визитку. На обороте округлым вычурным почерком дорогой ручкой было выведено: Все что могу. К сожалению.
И витиеватая подпись, в которой легко прочиталась фамилия адвоката.
Как всегда с Эрнестом Яновичем, с первого раза невозможно было догадаться, что он имеет в виду. На поверхности — не придраться. А копнешь глубже — хочется вытереть руки.
Если иметь в виду не букет, а повод к подарку, то получалось: Крамер намекает, что за Злобина ходатайствовали «партнеры» адвоката. Что ж, такое вполне могло быть. Вытолкнуть в столицу строптивого и неуемного — один из надежных способов избавиться от него. И на этот первый, по надежности, способ, если задуматься, намек имелся. Но трусливый, так лает из-за забора мелкая шавка, Крамер и его «партнеры» отдавали себе отчет: смерти Злобина, даже от несчастного случая, Батон никому не простит. Сорвется с цепи и всех шавок перегрызет без разбору.
Но и примазывался Крамер зря. Злобин знал, кому и за что он обязан новым поворотом в судьбе.
Он разорвал визитку на мелкие клочки, сунул их в щель на окне. Белые лепестки бумаги тут же подхватил и унес прочь ветер. Брезгливо вытер пальцы, словно на них мог остаться сальный налет от дорогой мелованной бумаги.
А цветов стало жаль. Злобин взял букет и, покачиваясь от стенки к стенке, пошел к проводнице.
— Это вам.
На усталом лице девушки в форменной тужурке сначала появилось озадаченное и недоверчивое выражение.
— Это вам. Лучшему работнику МПС от не самого плохого работника прокуратуры.
Злобин так заразительно улыбался, что девушка поверила. Она потупила глазки, на щеках вспыхнул румянец. Злобину даже стало немножко неловко за этот обман. «Наверное, давно никто цветов не дарил», — подумал он, невольно скользнув взглядом по заветренным пальцам проводницы, когда она принимала букет.
— Чаю хотите? — дрогнувшим голосом спросила проводница.
— Нет, спасибо. Спать, до самой Москвы — спать!
Злобин еще раз улыбнулся на прощанье и пошел к себе в купе. Захлопнул дверь, поставил на стопор и бессильно рухнул на диван.
* * *Он проснулся от мягкого, но настойчивого толчка в плечо. Сразу же вынырнул из сна. Сжался, готовясь принять удар. Знал, что в купе должен быть один: дверь сам запирал на стопор.
Резко вскинул тело. Сел. Ошарашено осмотрелся. Никого. Только полосы от дальних фонарей ползут по стене купе.
Сердце тяжко ухало в груди. Злобин свесил ноги, сел, обхватив голову руками. «Нервы, нервы, старик, — успокаивал он себя. — Как говорят врачи, дисмобилизационный синдром. После такой свистопляски это нормально. Стоит расслабиться, как все прет наружу. Ты соберись, а то и до инфаркта недалеко».
Он взял со стола бутылку минералки, стал жадно глотать прямо из горлышка.
Потом захотелось глотнуть свежего воздуха, купе показалось тесной камерой-одиночкой. Отчаянно, до иголок в ногах захотелось выйти за дверь. В гулкий, прокуренный и холодный тамбур.
Злобин потянулся, отщелкнул стопор. Дверь-сама беззвучно поехала вбок. Он невольно отпрянул, бросил взгляд на столик, где среди фруктов лежал нож.
— Доброй ночи, — произнес знакомый голос.
Высокий седовласый мужчина шагнул через порог, сел напротив Злобина. Дверь тут же бесшумно затворилась. Очевидно, в коридоре остался еще один, страхующий.
Свет дальних фонарей врывался в темное купе и скользил по остроносому лицу мужчины. В неярком этом свете глаза мужчины казались неживыми и неподвижными, как у птицы.
Он всегда входил в жизнь Злобина вот так — без стука и приглашения. Но каким бы неожиданным ни был его приход, в его присутствии Злобина окатывала волна покоя и умиротворения. Вот и сейчас спазм, клешней сжавший сердце, ослабил свою хватку, и Злобин расслабленно откинулся к стене.
— Вы, надеюсь, еще не забыли, как меня зовут? — задал вопрос мужчина.
— Навигатор, — тихо ответил Злобин.
Поезд шел в глухом поле, вдали от огней. Купе погрузилось в темноту, лишь из-под двери пробивалась узкая полоска света.
Мужчина был одет во все черное, на фоне матово-серой стены был виден лишь контур фигуры и седой венчик волос над овалом бледного лица.
— Я счел необходимым предупредить вас. — Голос у Навигатора был сухим и бесстрастным. — Вам предстоит серьезное испытание. Какое — не знаю. Возможно, речь идет о самой жизни. Так бывает всегда и со всеми. Знайте, мы не станем вам помогать. Таковы правила. Шаг через порог человек должен сделать сам.
— Я могу знать, кто вы? — спросил Злобин. Показалось, что по губам Навигатора скользнула улыбка.
— Об этом еще рано говорить. Впрочем… Мы никого не зовем и никого не приглашаем. Наши двери всегда открыты для тех, кто найдет к ним дорогу. Мы не приказываем. Пришедший к нам действует по собственной воле, исходя из чувства баланса, интуитивно ощущаемой пропорции между необходимым Злом и желаемым Добром. Чувство Баланса живет в каждом, кто не растерял в себе человеческое и ищет божественного. Я ясно выражаюсь?
— Да, — кивнул Злобин.
— Вы относитесь к тем, кого мы называем «Серыми Ангелами». — Палец Навигатора выплыл из темноты и завис напротив груди Злобина. — В апокрифах написано, что группа ангелов отказалась участвовать в войне. Они не приняли ни сторону Бога, ни сторону Люцифера. Дым и копоть той изначальной Битвы лег на их одежды и лица как печать избранничества. Они — особенные. Серому Ангелу многое позволено, но и спросится с него по максимуму.
Палец коснулся груди Злобина. Показалось, холодная игла вошла в сердце.
— Слушайте свое сердце. В нем живет Баланс. — Навигатор убрал руку, но холодок в сердце Злобина остался. — Мой совет — единственное, что я могу вам дать. В остальном рассчитывайте только на себя.
Он повернул голову к окну. На фоне стены отчетливо был виден его остроносый орлиный профиль.
Злобин против воли тоже повернул голову. За окном плыла ночь. Из рваных туч выглянул месяц. Лунный свет залил купе.
Краем глаза Злобин заметил, что черный контур фигуры на стене исчез.
Следом тихо щелкнул замок двери. От этого звука Злобин, как по команде гипнотизера, упал лицом в подушку…
Ланселот Москва, сентябрь 1998 годаЗлобин вышел из здания Генеральной прокуратуры. Оставалось обойти круглую клумбу и через проходную выйти на Дмитровку. Но он остановился, глядя на приготовившиеся к смерти цветы. Растительность на клумбе была и без того чахлой, неухоженной, ни единого замысла в рисунке, ни продуманной цветовой гаммы. Безликая клумба, как казенный ковер присутственного места.
Остановился он не столько из желания полюбоваться на этот нелепый островок природы посреди асфальта, а из-за предчувствия, остро кольнувшего в грудь. В последнее время, как он с удивлением заметил, ни одно событие в его жизни не происходило, заранее не дав знать о себе. В поезде, болтаясь между сном и явью, он увидел коренастого черноволосого человека, вылитого пикового короля, стоявшего спиной к окну, за которым плескалось золотое море листвы.
Новый начальник смотрелся вылитым пиковым королем, а офис управления, в которое после долгих собеседований направили Злобина, располагался вблизи Филевского парка. Управление находилось достаточно от здания Генпрокуратуры на Дмитровке, в тихом, малолюдном месте. Но все основные магистрали города были под рукой, и при необходимости не возникало проблем оказаться в нужном месте в нужное время. Естественно, где же еще расположить столь специфическое подразделение, как Управление собственной безопасности Генпрокуратуры? Подобные конторы должны быть, как оружие, незаметны, но всегда под рукой.
