Владимир Колычев - Судья и палач
— Какие люди? — усмехнулся Шлыков. — Вонючие колхозники с сеновала? Или пьяный мент, один-единственный на всю деревню?..
И все же предупреждение Степана возымело действие.
— Алла, иди заводи машину. И посмотри за дорогой. Сообщи мне, если что…
Он показал на свою портативную радиостанцию, которая торчала из кармана солдатского кителя. Идиот, нашел во что нарядиться.
— Ладно, — кивнула Алла.
Этой суке не хотелось уходить. Но она понимала, что Герман прав.
И все же она не могла отказать себе в возможности покуражиться над пленниками.
— Ну что, тварь, добилась своего? — злорадствовала она, с ненавистью глядя на Любу. — Задвинула меня в сторону, прибрала к рукам моего мужа… Ну вот, теперь ты всегда будешь с ним. На небесах… Или в аду… На этот раз ты от нас, сука, не уйдешь!
— А ты, мусор, — прошипела она, обращаясь к Степану, — кого сукой назвал? Меня?.. Достану суку… Да не достанешь! Труп ты! Уже труп!.. Не бьет твоя карта мою, понял? Кончай их, Гера!
Она повернулась ко всем спиной, гордо вскинула голову и зашагала по тропинке между могилами.
— Твоя беда, мусор, что ты спал с ней, — Шлыков кивнул вслед уходящей Алле. — Все, кто спал с ней, спят сейчас в обнимку с ангелами, — вознес он глаза к небу. — И ты сейчас на небеса отправишься…
— Я не пойму, ты киллер или трепло? — как на грязь из-под ногтей посмотрел на него Степан.
— Я философ, — на полном серьезе ответил Шлыков.
— Ну да, философский факультет…
— Нет, я философ по жизни. Исповедую философию смерти…
— Ух ты, — презрительно усмехнулся Степан. — Только постулаты своей философии толкать не надо…
— Почему не надо? Надо… Но у меня нет времени. Спешу, извините…
Шлыков о чем-то подумал, усмехнулся своим же мыслям и начал поднимать руку с пистолетом. Степан видел, как прорезает воздух острый пучок лазера. Красная точка ползла по земле, стремительно приближалась к нему. Еще немного, и она застынет у него на лбу.
— Дяденька, не надо! — взвизгнула Катя.
— Эй, брось «пушку»! — послышался вдруг тусклый, но требовательный голос.
Степан повернул голову и увидел Болотова
Голова вся в крови, пиджак и рубашка иссечены гранитной крошкой, окровавленный, сам весь в пыли. Он еле стоял на ногах. И упал бы, если б не держался одной рукой за покосившийся крест ближайшей могилы. В другой руке у него был пистолет. Он был слаб, на грани обморока. Но «Макаров» держал твердой рукой, и во взгляде сила.
Виталий готов был выстрелить в любое мгновение. И он не промажет. Шлыков сразу понял это.
И все же он медленно начал поворачиваться к нежданному противнику.
— Я сказал, брось «пушку»! — И такая ненависть вспыхнула во взгляде Болотова, что Шлыков разжал пальцы.
Его пистолет упал на землю.
— А теперь развяжи его. — Виталий повел «пээмом» в сторону Степана.
И обнажил взгляду желтый ярлык на стволе. Такие наклейки бывают на детских пистолетах.
Неужели «Макаров» не настоящий, а всего лишь пневматическая дешевка?
Если так, то Шлыков не должен был заметить это. Но он заметил. И рассмеялся.
— Ну, не ожидал я от тебя, Виталик, такой пакости!
— Чему радуешься, придурок? — Болотов не понимал причину веселья.
— Эту игрушку, — кивнул Шлыков на его пистолет, — я у этой сучки забрал… Он показал на Катю.
— Да? Это интересно… — усмехнулся Виталий. Он целился в Шлыкова, но тому не было страшно.
— Брось «пушку», Виталик. Видишь, я же бросил… Давай наше детство вспомним, на кулаках сойдемся… Ты же всегда меня побеждал. Сейчас моя очередь…
— Ты видишь, я еле на ногах стою. С твоей, гад, помощью… А потом, я не люблю американские боевики…
— Ну тогда посмотри наш, российский…
Шлыков омерзительно улыбнулся и нагнулся за своим пистолетом.
— Я знаю, Гера, что ты всегда был полным идиотом, — сказал Виталий. — И даже понимаю, почему ты принял мой пистолет за игрушку.
— А разве это не так?
Шлыков взял свой пистолет в руку.
— Не так!
Виталий нажал на спусковой крючок.
Грохнул выстрел — пуля попала Шлыкову в грудь.
Тот захрипел и непонимающим взглядом уставился на Болотова. Он все еще не мог поверить, что пистолет у него был настоящий.
— Хватит, не стреляй! — крикнул Виталию Степан. Но было уже поздно. Вторая пуля угодила Шлыкову в голову.
— Ну вот, и кончен бал, — прошептал Болотов и опустился на землю одновременно со своим извечным врагом.
Люба рванулась к нему.
— Стой! — остановил ее Степан. — Развяжи меня…
— Да, да…
И она принялась лихорадочно распутывать узлы. Только ничего не получалось. Покойный Шлыков связал его достаточно крепко.
— Нож возьми, у меня в кармане, — сказал Степан.
Через несколько секунд он получил полную свободу. Забрал у покойника пистолет и с ним побежал по следам Аллы. Где-то неподалеку работала машина. Он пошел на звук и увидел армейский «уазик».
За рулем сидела Алла.
Только врасплох застать ее не удалось. Она вовремя почувствовала опасность. И среагировала мгновенно.
Степан выстрелил первым. Но промазал. И тут же длинная очередь из пистолета-пулемета заставила его залечь. Когда он высунулся из-за укрытия, Алла уже сорвала машину с места.
Он выстрелил снова, снова. Попал в колесо Но, увы, в пятое, в запасное. Четыре основных остались не тронутыми. И машина продолжала уходить от него.
Он прицелился снова. И на этот раз обязательно бы попал в цель. Но Алла опередила его. Она высунулась из машины, быстро направила в его сторону свой пистолет-пулемет и выдала длинную очередь. А стреляла она метко. Степан едва успел увернуться от пуль.
А машина уже набрала ход. И остановить ее Степан не смог.
* * *— Забудем о ней. Без Шлыкова она никто, — сказал Николай Марков.
Алла ушла от преследования. Никто не смог ее задержать. Почти месяц прошел, а от нее ни слуху ни духу. Бесследно исчезла.
— Да хотелось бы забыть… — кивнул Степан.
Он не хотел думать о ней. Особенно здесь, в парилке, обшитой свежим деревом.
Наконец-то они смогли с Николаем оторваться от дел и на целых два дня закрыться в роскошном особняке на берегу Глубокого озера. Один знакомый бизнесмен был только рад угодить ему.
Сухой пар, березовые веники, расслабуха. А в комнате отдыха их ждет холодное пиво и гора раков. И еще девочки скоро будут. Николай этого очень хотел. И не только для массажа.
Грех это, конечно. Но он свои грехи честным служением закону искупит. И Степан тоже.
Или они уже получили индульгенцию на несколько грехов вперед?
— Как там наш Виталий Георгиевич? — спросил Николай.
— Ничего, жив-здоров. Еще пока в больнице. Но дела на поправку идут…
— Ну и слава богу… Да, у тебя, говорят, дочь появилась?
— Говорят…
Он еще не удочерил Катю. Но уже нашел ее мать и серьезно поговорил с ней. Или эта алкоголичка и шлюха добровольно отказывается от своих материнских прав, или получает срок за торговлю детьми. Эта тварь предпочла первое.
— Слышал, у твоей сестры большие проблемы…
— Лучше бы ты об этом не говорил, — тоскливо вздохнул Степан.
Настроение испортилось.
Степан хотел забыть Аллу. Но не получалось. По одной причине. Эта мразь отняла у Любы ребенка. Там, на кладбище, так ударила ее в живот, что у нее случился выкидыш.
Для Любы это трагедия. И только забота о раненом женихе не позволяет ей зациклиться на своих переживаниях. И еще Катя. Она очень привязалась к ней. Ни шагу без нее. Последнее время они постоянно вместе, даже ночуют под одной крышей.
— Что, огорчил?.. Тогда чтобы все разом… В общем, есть одна новость. И не очень приятная…
— Ну вот, отдыхать надо, а ты с плохими новостями…
— Тут мне один человек сообщил, что Сафрон на тебя бочку катит…
— Чего ему неймется?
— Из-за Лимона все. Я уже говорил тебе, все шишки на его врага, на Вольфа валили. Но кто-то пустил слух, что ты на него всерьез мог наехать. Говорят, тебя этот гад сильно побил…
— Да, было дело, — не стал отрицать Степан.
— Так что у тебя были все основания свести с Лимоном счеты. Уже думают, что это ты его на тот свет спровадил. Поэтому на всякий случай братва решила тебя проучить. В общем, с подачи своего покровителя. Сафрон какую-то кассету в управление собственной безопасности передал…
— Какую-то?!
В парилке было жарко. А Степану вдруг стало холодно.
Неужели этот придурок Сафрон пустил в ход кассету с компроматом на него?
Точно, не зря же он на этой неделе на Канары со своей любовницей отдыхать отправился. Боится, гад. И не зря боится…
— Да ты не переживай, все будет нормально, — попытался успокоить его Николай. Но он его не услышал.
