Андрей Таманцев - Их было семеро…
В половине одиннадцатого пришел полковник Голубков, сообщил:
— Позвонил. Сказал, что на «зеленую» выйдем в два ночи. Пароль «Варшава», отзыв «Минск». Пора, ребята.
Мы оставили Дока заниматься Артистом и Мухой, а сами собрали в сумки и рюкзачки всю оптику и на сером «жигуленке» проехали к пятому километру польско-белорусской границы. Трубач удивился тому, как ровно и почти бесшумно работает движок этой развалюхи.
— Объясняю для невежд, — отозвался Голубков, напряженно всматриваясь в серую ленту приграничной лесной дороги, еле освещенную подфарниками машины. — Год выпуска этого автомобиля — семьдесят третий. А в то время «Жигули» комплектовались двигателями итальянской сборки. И ходили эти движки не по сто тысяч, как нынешние, а по полмиллиона кэмэ. А иногда, говорят, и больше.
— Ну, дядя Костя! — восхитился Трубач. — Вы, оказывается, разбираетесь в тачках!
— Я не в тачках разбираюсь, племяш, а в жизни… Голубков загнал «жигуленка» в густой кустарник и заглушил двигатель.
Над пограничной полосой стелился болотный туман, в разрывах низких дождевых облаков скользила идущая на убыль луна. За подлеском и просекой темнели плотные еловые кущи, за ними поднимались корабельные сосны. Никакого движения нигде не замечалось, не слышно было никаких звуков, только издали, от Нови Двора, еле-еле пошумливало: звук моторов, музыка из баров — неразличимо, все вместе.
По заметкам, которые делали Артист и Муха, дожидаясь нашего приезда, мы изучили каждую ложбинку и пригорок в районе «зеленой». На польской стороне патрули проходили раз в сорок минут, на белорусской — раз в пятьдесят четыре минуты. Собак не было: солдат-то нечем было кормить, а у овчарок рацион посерьезней. Колючка давно уже провисла и обвалилась вместе со столбами, контрольно-следовую полосу перепахивали хорошо если раз в неделю, она была истоптана коровами и козами, забредавшими в запретную зону с обеих сторон некогда неприступного межгосударственного рубежа. Так что пересечь его не составляло никакого труда, что мы с Трубачом и сделали.
Боцман и полковник Голубков остались на польской стороне, рассредоточились в подлеске, чтобы максимально расширить зону обзора. У Голубкова был его бинокль с приставкой для ночного наблюдения, у Боцмана — оптика от арбалета, а у нас с Трубачом приборы посерьезнее — стереотрубы с ночным видением. У нас и задача была посерьезней — проследить, что будет происходить на белорусской стороне границы, как только контрольный звонок в Москву приведет в действие некий механизм, подготовленный для нашей встречи.
Этот механизм и интересовал нас сейчас больше всего.
Трубача я оставил в ельнике метрах в ста от «тропы», а сам пересек сосновый бор и устроил свой НП в кустах боярышника, откуда хорошо просматривалась приграничная дорога. Северное ее направление вело к погранзаставе примерно на широте Нови Двора, а южная часть выходила на магистраль Е-12 Белосток — Гродно.
Оттуда, по моим прикидкам, и должна была появиться группа, которой приказано было нас встретить. И я не ошибся.
В ноль двадцать я услышал слабый гул двигателя, минут через восемь — десять в густой темноте отчетливо высветились две узкие синие щели: машина была снабжена светомаскировочными щитками на фарах. Я припал к стереотрубе. То, что это джип, — разобрал, но какой модели — разобраться не смог, а цвет и вовсе был неразличим в зеленоватом глазке ночной оптики. Джип прошел мимо моего НП, поскрипывая рессорами на ямах грунтовой дороги, и остановился метрах в пятидесяти от «тропы». Из машины вышли четверо в чем-то вроде камуфляжа. У троих в руках были какие-то длинные палки то ли в чехлах, то ли в тряпках, вроде спиннингов. У четвертого в руках не было ничего. Он махнул в сторону «тропы», словно показывая направление, и вернулся за руль джипа. Трое натянули на головы маски «ночь», расчехлили свои спиннинги и скрылись в приграничном подлеске.
Только это были не спиннинги. Я уже догадывался, что это такое. Но мне не догадываться надо было, а знать совершенно точно. Поэтому я поудобней устроился в этом клятом боярышнике, стряхнувшим мне за шиворот всю росу и капли дождя, и настроился на долгое ожидание.
К двум часам ночи тьма сгустилась так, что я не видел собственной руки.
В два десять четвертый вылез из джипа и что-то поднес ко рту.
Радиопередатчик. Потом убрал его, закурил и вернулся в машину.
В два сорок он вновь спрыгнул на землю, снова связался по рации с теми тремя и нетерпеливо заходил взад-вперед вдоль джипа.
В три пятнадцать начало слегка светать.
Трубачу, Боцману и Голубкову давно уже нечего было делать на их НП, но дать им отбой я не мог — своих радиопередатчиков мы не взяли. А вдруг кто-нибудь случайно наскочит на нашу волну? Не стоило рисковать, завтра они нам точно понадобятся, а сегодня мы могли и без них обойтись. Ну, посидят ребята лишний час, слегка подергаются от неизвестности. Издержки производства, ничего не поделаешь.
В четыре двадцать я снял с трубы прибор ночного видения, он уже стал не нужен. Малый возле джипа щелчком швырнул в сторону сигарету и отдал какой-то приказ по своей рации. Минут через двадцать из подлеска появились эти трое. Они стянули с голов черные маски «ночь» и принялись зачехлять свои спиннинги. Вот тут-то я их как следует и рассмотрел.
Это были немецкие снайперские винтовки «Зауэр» с оптическими прицелами, с приспособой для стрельбы ночью, с глушителями и пламягасителями.
Вот что это было.
Джип оказался знакомым мне серебристым «патролом», но за рулем был не Валера, а майор Васильев.
Вадим Алексеевич.
Или — как он разрешил мне себя называть — просто Вадим.
Все четверо уселись в джип, он развернулся и быстро ушел в сторону магистрали Белосток — Гродно.
Было уже совсем светло, так что нам с Трубачом пришлось возвращаться на польскую сторону в основном ползком и короткими перебежками. Голубков и Боцман уже ждали нас в «жигуленке».
— Все в порядке, — кивнул я в ответ на их вопросительно-тревожные взгляды.
Мы заехали на почтамт Нови Двора, укротили десятью баксами сладко дрыхнувшего пана сторожа и получили доступ к междугородному автомату. Я набрал номер и сообщил диспетчеру:
— Посылку не передали. Возникли проблемы. Постараемся завтра.
Предварительно позвоню.
— Не уходите со связи, — ответил диспетчер. Он с кем-то, видно, посовещался и вновь соединился со мной. — Вам объявлен выговор за нечеткость в работе.
— Кем объявлен? — удивился я.
— Тем, кто имеет на это право.
— Пошлите его в жопу! — сказал я и бросил трубку.
Ну, суки!
Док дремал в кресле, ожидая нашего возвращения. Муха и Артист спали. Голова у Артиста была перевязана, а физиономия Мухи усеяна пятнами зеленки.
— Я им дал снотворное, — объяснил Док. — Выспятся. Заодно и стресс снимется… Ну?
— Ну… гну!
Мы перешли в соседний номер и свели воедино наши нынешние наблюдения. По сложности задачка была примерно на уровне второго класса школы для умственно отсталых детей. Три снайпера на «тропе». Мы идем гуськом. Один спереди берет первых двоих, два других — остальных. По секунде на выстрел. Потом, вероятно, еще по одному — контрольному. Но это уже без спешки, некуда торопиться. Потом возвращаются в «патрол» и уезжают. А наутро в рапорте начальника погранзаставы будет сообщение о том, что при переходе государственной границы Республики Беларусь в ночной перестрелке были убиты шестеро неизвестных, вероятно — членов неустановленной преступной группировки.
— Семеро, — поправил полковник Голубков.
— А кто седьмой? — удивился Боцман.
— Я.
— И думать забудьте. Никуда вы с нами, Константин Дмитриевич, не пойдете, — сказал я. — Только вас тут не хватало!
— У меня есть приказ перейти границу вместе с вами, — напомнил он.
— Сказать вам, что сделать с этим приказом? Да вы и сами знаете Не смогли выполнить. Мы от вас скрылись. Максимум, что вам грозит, — служебное расследование и увольнение на пенсию. Хоть будет кому приходить на наши могилки.
Голубков только головой покачал:
— Ну и шутки у тебя, Пастух!
— Если бы это были шутки!..
— У нас есть два «узи» и четыре ПМ, — напомнил Трубач об арсенале, изъятом при захвате хрустовских ублюдков. — И два ножа-автомата.
— И кольт-коммандер 44-го калибра в подарочном варианте, — добавил я.
— Какой кольт? Откуда кольт? — запротестовал Трубач. — Ты мне велел его закопать в саду. Не так, что ли?
— Кончай трепаться, — приказал я. — Где ты его прятал?
— Ну, в «ситроене». В воздухофильтре. Как ты узнал?
— Больно ты суетился вокруг тачки, когда сварщик работал. Где он сейчас?
— Ну, в мусор спрятал. Возле «строена». Так что теперь?
— Ничего. Не имеет значения. Мы без всяких «узи» и кольтов можем перебить этих троих вместе с майором Васильевым. Потому что мы знаем про них, а они про нас нет. И что?
