Ли Чайлд - Джек Ричер, или Цена ее жизни
Ричер отполз назад на десять ярдов и поднялся на ноги под прикрытием деревьев. Сбежал вниз по склону и направился к Бастиону. Семнадцать патронов в «глоке», девять в винтовке. Прогресс, за который пришлось заплатить.
Собаки настигли его, когда он преодолел полпути обратно. Двое огромных поджарых животных. Немецкие овчарки. Ричер увидел их в тот самый момент, как они увидели его. Овчарки бежали с той неуемной энергией, которую демонстрируют крупные собаки. Длинные пружинящие прыжки, настороженные морды, разинутые влажные пасти. На мгновение застыв на месте на напряженных передних лапах, собаки тотчас изменили направление движения. Они были в тридцати ярдах. Потом в двадцати. В десяти. Ускоряясь. В их движениях чувствовалась новая энергия. В глотках рождалось злобное рычание.
Ричер знал, как вести себя с людьми. Собаки – это было совершенно иное дело. Люди обладают свободой выбора. Если бы на Ричера набросился рычащий человек, он поступил бы так потому, что сам захотел этого. И этот человек сам бы напросился на ответ. Он заранее должен был подумать о последствиях. Собаки – дело иное. У них нет свободы выбора. Их легко обмануть. И тут возникали этические проблемы. У Ричера не было никакого желания убивать собаку только потому, что ее заставили совершить какой-то неразумный поступок.
Он оставил «глок» в кармане. Винтовка в данном случае лучше. Она на два с половиной фута длиннее пистолета. Дополнительные два с половиной фута, разделяющие противников. Собаки остановились, не добежав до Ричера. На затылках шерсть встала дыбом. Собаки пригнулись, подогнув передние лапы, опустив головы, громко рыча. Зубы у них были желтые, и их было много. Глаза карие. Ричер разглядел длинные черные ресницы, как у модницы.
Одна собака была немного впереди другой. Вожак стаи. Ричер знал, что собаки живут по закону стаи. Из двух собак одна обязательно занимает главенствующее положение по отношению к другой. Совсем как у людей. Ричер понятия не имел, как собаки определяют свои взаимоотношения. Быть может, все дело в позе. Или в запахе. Или им приходится драться между собой. Ричер пристально смотрел на вожака. Прямо в глаза. В прошлом ему приходилось слышать рассказы о собаках. И он уяснил одно: ни за что нельзя показывать свой страх. Ричер не боялся собак. У него в руках была автоматическая винтовка М-16. Его беспокоило только то, что, возможно, придется ею воспользоваться.
Ричер молча смотрел на собаку, как в свое время он смотрел на провинившегося солдата. Жестким, пристальным взглядом, словно обладающим физической силой, холодным, сокрушающим давлением. Не мигая. В отношении людей это срабатывало сотни раз. Теперь это сработало и в отношении вожака.
Собака прошла лишь основы дрессировки. Ричер понял это быстро. Она могла выполнять заученные действия. Но она была неспособна думать самостоятельно, не обращать внимания на реакцию противника. Оказавшись глаза в глаза с Ричером, собака попятилась назад, словно его пристальный взгляд тяжелым весом надавил ей на морду. Ричер решил поддать жару. Прищурившись, он тоже оскалился. Словно крутой парень из второсортного фильма. Собака опустила голову, закатывая глаза, чтобы сохранить контакт взглядами, и поджала хвост.
– Сидеть! – приказал Ричер.
Он произнес это слово спокойно, но твердо. Основной упор на взрывном согласном в конце слова. Собака автоматически подчинилась. Перенесла вес тела на задние лапы и села. Вторая собака словно тень повторила движения вожака. Сев друг возле друга, собаки не отрывали взгляда от Ричера.
– Ложиться! – приказал тот.
Собаки не шелохнулись. Остались сидеть, озадаченно глядя на Ричера. Возможно, он произнес не то слово. Не ту команду, которой они были обучены.
– Лежать! – приказал Ричер.
Собаки вытянули передние лапы вперед и плюхнулись брюхом на землю, продолжая смотреть на Ричера.
– Место! – приказал тот.
Бросив на собак суровый взгляд, он развернулся и пошел прочь, заставляя себя двигаться медленно. Через пять ярдов Ричер обернулся. Собаки лежали на земле. Провожали его взглядом, выкрутив головы.
– Место! – повторил Ричер.
Собаки остались на месте. Он ушел в лес.
* * *Со стороны Бастиона доносился людской гомон. Шум толпы внушительных размеров, которая старается соблюдать тишину. Ричер услышал его еще тогда, когда находился к северу от плаца. Он обогнул плац, оставаясь в зарослях, и прошел к дальнему концу стрельбища. Обошел столовую. Описал круг в глубине леса, занимая нужную позицию. Осторожно подкрался ближе, чтобы было лучше видно.
У Бастиона собралось человек тридцать. Они стояли плотной группой. Одни мужчины, все в форме защитного цвета, все вооруженные до зубов. Автоматические винтовки, пулеметы, гранатометы, подсумки, раздувающиеся от запасных магазинов. Толпа колебалась. Плечи соприкасались и расходились. Ричер разглядел в центре Бо Боркена. Тот держал в руке черную рацию. Ричер ее узнал. Это была рация Джексона. Боркен забрал ее из кармана Фаулера. Сейчас он держал рацию возле уха, уставившись в пустоту, словно он только что включил ее, а теперь ждет ответа.
Глава 40
Макграт выхватил рацию из кармана. Раскрыл ее и недоуменно уставился на экран. Рация громко пищала у него в руке. Уэбстер шагнул вперед и отобрал ее у Макграта. Укрылся за скалой и нажал клавишу.
– Джексон? Говорит Гарленд Уэбстер.
Макграт и Джонсон поспешили к нему. Все трое стояли, пригибаясь за выступом скалы. Уэбстер отвел рацию на дюйм от уха, чтобы было слышно и остальным. В тишине гор под прикрытием скалы отчетливо слышались треск электрических разрядов, шипение и частое дыхание человека на противоположном конце. Наконец прозвучал голос:
– Гарленд Уэбстер? Вот как, самый главный!
– Джексон? – снова спросил директор ФБР.
– Нет, – ответил голос, – это не Джексон.
Уэбстер вопросительно посмотрел на Макграта.
– А кто это?
– Бо Боркен. Точнее, с сегодняшнего дня президент Боркен. Президент Свободных Штатов Америки. Но не стесняйтесь, говорите.
– Где Джексон? – спросил Уэбстер.
Последовала пауза, заполненная лишь слабым электронным шумом телекоммуникационной аппаратуры ФБР. Спутники связи и короткие волны.
– Где Джексон? – повторил свой вопрос Уэбстер.
– Он умер.
Директор ФБР снова посмотрел на Макграта.
– Как?
– Умер, и все. Должен сказать, относительно быстро.
– Он заболел? – продолжал Уэбстер.
Последовала еще одна пауза. Затем послышался смех. Высокий, пронзительный звук. Громкий визгливый смех, который перегрузил динамик рации, исказился и отразился от скалы.
– Нет, он не заболел, Уэбстер, – сказал Боркен. – Напротив, он был совершенно здоров, если не считать последних десяти минут жизни.
– Что вы с ним сделали?
– То же самое, что я собираюсь сделать с дочкой генерала, – сказал Боркен. – Слушайте, и я расскажу вам все в мельчайших подробностях. Вам следует обратить на это внимание, потому что вы должны знать, с чем столкнулись. Мы настроены серьезно. Мы не собираемся шутить, вы понимаете?
Джонсон придвинулся ближе. Бледный, взмокший от пота.
– Ах ты, спятивший ублюдок!
– А это еще кто такой? – спросил Боркен. – Неужели наш генерал собственной персоной?
– Это генерал Джонсон, – сказал Уэбстер.
Из рации донесся смешок. Короткий, удовлетворенный.
– Полный набор, – сказал Боркен. – Директор ФБР и председатель объединенного комитета начальников штабов. Поверьте, мы польщены. Впрочем, надеюсь, рождение нового государства не заслуживает меньшего.
– Что вы хотите? – спросил Уэбстер.
– Мы его распяли, – не обращая на него внимания, продолжал Боркен. – Нашли пару деревьев в ярде друг от друга и прибили его гвоздями. И то же самое мы сделаем с вашей дочерью, генерал, если вы переступите черту. Затем мы отрезали вашему Джексону яйца. Он кричал и вопил, умоляя пощадить его, но мы все равно сделали то, что хотели. С вашей малышкой мы так поступить не сможем, поскольку она женщина и все такое, но можете не сомневаться, мы обязательно придумаем какую-нибудь равноценную замену, вы понимаете, что я имею в виду? Как вы думаете, генерал, она будет молить о пощаде? Вы знаете ее лучше меня. Лично я ставлю на то, что будет. Ваша дочь мнит себя крепким орешком, но когда она увидит лезвие совсем рядом, то быстренько сменит песню, я в этом уверен.
Джонсон побледнел еще больше. Вся кровь отхлынула от его лица. Отшатнувшись назад, он тяжело опустился на выступ скалы, беззвучно шевеля губами.
– Чего вы хотите, ублюдки чертовы? – выкрикнул Уэбстер.
Снова наступила тишина. Затем голос вернулся, спокойный и решительный.
– Я хочу, чтобы вы прекратили кричать. Хочу, чтобы вы извинились передо мной за свой крик. Хочу, чтобы вы извинились за то, что назвали меня бранным словом. Я президент Свободных Штатов, и со мной надо обращаться вежливо, с должным уважением, вам не кажется?
