Данил Корецкий - Татуированная кожа
Александр Иванович достает из кармана коробочку с яркой этикеткой.
– Это я специально для тебя заказал, сегодня привезли! Американская мазь, заживляет даже гнойные раны за пару дней. А через месяц кожа так обновится, как будто картинки на ней уже много лет! Ну, может, не через месяц... Пользуйся, не жалей, еще привезут. Она там сто двадцать долларов стоит, но не будем же мы на таком парне, как ты, экономить! Я сегодня генералу сказал: да ни один человек бы такой подготовки не выдержал, Володе надо только за это медаль давать! Хотя я знаю – ты не за медаль страдаешь, а за дело. Молодчага!
Александр Иванович улыбается своей замечательной улыбкой.
Это именно он втравил Волка в авантюру, и именно его надо посылать на хер. Но Волку уже не хочется этого делать.
– Я вот думаю... Если такая морока их колоть, то как же потом их сводить?
Ламов отворачивается и начинает осматривать комнату. Это медицинский изолятор для заразных больных, только сняли с окна проволочную сетку и поставили телевизор.
– Сводить гораздо легче! – уверенно говорит Петрунов. – Про электрофорез слышал? Один электрод туда, другой – сюда, подключили ток, и вся эта тушь из-под кожи вытягивается – и на марлю, и на марлю! Марлю с этой гадостью в мусорное ведро, а кожа опять чистая. Ну, погрубее, конечно, чем раньше, но ты ведь не девушка!
– Да конечно! – Волк облегченно вздохнул.
– Теперь слушай сюда! – Александр Иванович озабоченно сводит брови. – Мы тут думали, крутили и так, и этак... Прямо в зону тебя привезти нельзя. Сразу вопрос встанет: откуда ты здесь взялся? У них ведь все известно: кто, с кем, откуда и куда шел, где конвои менялись... Ты по обычному маршруту должен прийти: на этапах отметиться, в пересыльных тюрьмах засветиться... Причем нигде про твою миссию знать не будут. Для тюремного начальства, оперативников, охраны ты – обычный осужденный. Страховать тебя будет лейтенант Медведев, я вас завтра познакомлю, он пойдет впереди и будет камеры подбирать, чтобы там никого из твоих возможных знакомых не оказалось. Например, если кто-то из Тиходонска сидит, или из твоей бригады спецназа, или из других мест, где ты бывал, – Медведев вас разведет. Не раскрывая причин передвижек, естественно, и тебя не раскрывая. А ты, пока делать нечего, напиши список всех своих знакомых...
– Всех?!
– А что особенного? У человека в среднем десять близких связей, тридцать средних и сто двадцать дальних. Ну, кого-то забудешь, ничего страшного. Ты ведь под своим именем идешь. Даже если столкнешься с кем-то – накладки всегда возможны, – отбрешешься в рамках легенды. К тому же Медведев всегда на страже будет. А по легендам у нас Сергей Иванович ба-альшой специалист!
Ламов перестал осматриваться и подошел поближе.
– Времени на подготовку у нас мало: месяца два или три, от силы четыре: как кожа в нормальный вид приходить будет. – Придвинув табурет, полковник сел так, что они почти соприкоснулись коленями – именно такую дистанцию рекомендует оперативная психология для доверительного разговора.
– В уголовном мире все друг друга знают, лично, или понаслышке, или через дружков. Материализоваться из воздуха ты не можешь. Поэтому мы уже делаем тебе биографию: подобрали двойника, и он сейчас наводит шуму в колонии под Рохи Сафед... За три месяца слух о нем расползется по всем тюрьмам страны.
– Рохи Сафед?! Почему именно Рохи Сафед?
– Все очень просто. Те края тебе хорошо известны, а наши уголовники о них представления не имеют. И тамошние жулики у нас не так часто встречаются.
– А двойник? Его что, тоже всего искололи?
Ламов и Александр Иванович переглянулись и обменялись улыбками. Так улыбаются родители глупым вопросам маленького несмышленыша.
– Да нет... Его близко никому не показывают. Просто здоровый светлый парень, разрисованный обычной краской. По документам – Вольдемар Генрих Вольф. За несколько недель до твоего ввода в разработку его вроде бы отправят в Москву и он перестанет существовать. Но слухи о нем составят фундамент твоей легенды. Вот держи!
Ламов достал из потертого портфеля толстую папку, машинально взвесил ее на ладони и протянул инструктируемому.
– Все это надо выучить. Но одновременно мы с тобой прокрутим все возможные и невозможные варианты. Потому что осечки у тебя быть не должно. Ты хоть парень здоровый и боец отличный, но там одного этого мало. Проколешься – и задавят тебя спящим... Понял?
Старый оперативник впился в глаза Волка пронзительным ледяным взглядом.
– Чего ж не понять, – вздохнул прапорщик. В добрых жизнеутверждающих кинофильмах после этих слов полковник должен был добавить: «Впрочем, вы можете отказаться от задания». И он отказался бы с большим удовольствием. Но Ламов ничего такого, естественно, не предложил. Да и включить заднюю передачу с исколотой спиной уже невозможно. Обратного пути не было.
* * *Капитан Лазаренко закончил смену, сдал технику, написал отчет и собирался уходить домой, когда его попросили зайти в финчасть. Дело было обычным: почти всегда или сотрудник должен что-то государству, или государство сотруднику. Возможно, он недоплатил за разбитый в прошлом месяце бинокль, а возможно, ему наконец выписали компенсацию за неиспользуемую форменную одежду. Необычным было то, что финчасть работает до восемнадцати часов, а уже двадцать один с минутами. Но на это капитан не обратил внимания, потому что перед ревизиями бухгалтерские души проявляют невиданное трудолюбие.
Но когда Лазаренко шагнул через порог, он увидел, что все столы пусты, а в углу комнаты стоит начальник внутренней контрразведки полковник Соколов, призванный разоблачать врагов в своем ведомстве.
– Без глупостей, Лазаренко, вы арестованы! – холодно сказал он, а сзади из-за двери выдвинулись два дюжих молодца и крепко взяли капитана за руки. Он стоял словно парализованный и не мог вымолвить ни слова. Молодцы надели на него наручники и тщательно обыскали. Потом капитана вывели во внутренний двор, посадили на заднее сиденье и привезли на площадь Дзержинского.
– Вам предъявляется обвинение в антисоветской агитации и пропаганде, – сказал строгий майор в форме с васильковыми петлицами и почти такого же цвета холодными глазами.
– Что за ерунда, – Лазаренко немного оправился от шока и растирал затекшие запястья. – Кого я агитировал?
– А вот послушайте...
Следователь положил на стол карманный диктофон и нажал клавишу. В кабинете послышался слегка хрипловатый голос Лазаренко.
«А у нас две очереди. Одна большая – для всех, вторая маленькая – для руководства и к ним приближенных. Хочешь жить, как человек, – стремись в очередь маленькую. Правда, тогда на собраниях не вякай, с начальством соглашайся, придется и жопу полизать – куда деваться... Да это не только с квартирами. Должности, звания, награды... Их тоже не за заслуги, а за услуги дают...»
– Ну и что? Обычный треп. Какая здесь антисоветчина?
– А вот давайте послушаем немного дальше, – следователь с загадочным видом отмотал пленку.
«Тебе же новый Генсек срок наметил: к двухтысячному году все получат по квартире! Хер бы только стоял к двухтысячному году – а то в новой отдельной и детей заделать нечем будет! Зато построили социализм с человеческим лицом. Я как слышу эти слова, сразу жопу представляю. Лучше б квартиры строили!»
– Это, по-вашему, тоже обычный треп?
Лазаренко лихорадочно размышлял. Оперативная техника использует специальную пленку, ее не загонишь в такой диктофон. Следовательно, писали на обычный бытовой прибор. Значит, это не направленная разработка внутренней контрразведки, а чья-то кустарная инициатива. В машине их было трое. И все трое стояли в квартирной очереди.
– Нет, это и есть враждебная деятельность! Причем нескольких сотрудников КГБ, которые и призваны с такого рода деятельностью бороться! Слушаем дальше...
«А очередь? Что они, просто возьмут и на очередь наплюют? А как же демократия? Или на нас она не распространяется?» – ворвался в кабинет возмущенный голос Волкова.
– Вот так! – следователь удовлетворенно выключил диктофон. – Получается групповое дело. Почти заговор. Что вы можете сказать по этому поводу?
– Что Клименко – последняя гнида, хотя и воевал в Афгане! А все это – притянутая за уши ерунда! Сейчас не тридцать седьмой год, чтобы из ничего выдуть групповой заговор!
– А убийство на чердаке? Ваш подчиненный Волков в вашем присутствии сломал шею гражданину Вислюкову. А вы скрыли этот факт! Что вы можете сказать по этому поводу?
– На чердаке Волков оказался во время выполнения задания. На него напали, он защищался. О том, что он сломал кому-то шею, я не знал, я ведь не доктор! Он дрался со здоровенным лбом, сумел вырваться, и мы ушли. Выполнив задание, между прочим!
– Ну что ж, гражданин Лазаренко, раз вы не хотите дать правильную оценку своим действиям и выгораживаете Волкова, я вынужден так и записать в протоколе, – следователь придвинул к себе чистый бланк.
