Кровь героев - Колин Александр Зиновьевич
Глаза Терентьева лишь на секунду сузились, прежде чем он ответил:
— Вызвать?
— Пока не надо, — протянул Олеандров, раздумывая. — Просто… просто, созвонись с ним, чтобы на дачу куда-нибудь не уехал. Может скоро понадобиться.
Климов посмотрел на часы. Олеандров говорил уже минут сорок. Инга, которую политик упорно величал Наташей, покинула мужчин еще до начала беседы, а точнее, почти непрерывного монолога хозяина кабинета.
Тот, очевидно, придавал большое значение найму новых сотрудников, так как велел секретарше отвечать, что его нет ни для кого. Это тем более озадачило Климова, который из всей длинной речи политика так и не понял, чего же тот от него хочет.
Хочет ли он, Климов, чтобы его Родина обрела свое былое величие? Ну, хочет. А почему бы нет? Хочет ли, чтобы с русскими считался Запад? Да, но что лично он для этого может сделать? Ну, может пообещать не заблевать, перепившись виски, пол в моторке Клинтона, когда тот в следующий раз позовет его на рыбалку… Желает ли он, чтобы творящемуся в стране беспределу был положен конец? Кто же этого не желает? В противном случае, надо быть просто идиотом. И опять-таки, чем он-то может тут помочь? Ошибается! Может! Вот как интересно! Слышал ли он про такую организацию, как «Аненэрбе»? Нет? Общество по изучению наследия предков. Ну просто замечательно.
Однако, куда этот парень клонит, и причем тут Священный грааль? Хотя… стоп. Саша где-то читал или даже в кино видел, что фашисты рыскали по всему миру в поисках этого сосуда, в котором, по преданию, была собрана кровь Христа. Грааль, опять-таки по преданию, будто мог дать тому, кто найдет его, власть над всем миром. Замечательно, но у Климова нет никакого грааля, у него вообще ничего нет, даже машины, на которой можно было бы сгонять за этой легендарной кружкой в ближайшую антикварную лавку. А, тут он ошибается? У него есть что-то чего нет ни у кого? Предки? Чушь, предки есть у всех. Что означает такие предки? И вообще, откуда Олеандров знает про этих самых предков? Это потом? Ну ладно, пускай так. Почитать вот это?
Климов взял из рук Олеандрова стопку белоснежных листов (бумага явно финская), покрытых плотным, набранным на компьютере текстом. Саша принялся бегло просматривать написанное, ему то и дело попадались германские имена: Гиммлер, который считал, что в нем живет душа короля Генриха Птицелова, (это — ради Бога, хоть Александра Македонского!), Гитлер, который воображал себя (типичная мания величия!) воплощенным Фридрихом Великим (хорошо, что не Юлием Цезарем, а то, чего доброго, и войну бы выиграл!), Карл Виллигут, он же группенфюрер Вайстор, — правая рука Гиммлера, его «Распутин».
Вглядевшись в затесавшуюся среди страниц текста ксерокопию, Саша стал читать медленнее и внимательнее. На листе был изображен герб рода этого самого Виллигута (так, во всяком случае, утверждала надпись под картинкой, с которой на Климова смотрели две паукообразные свастики). Тут же отмечалось, что герб этот существовал уже в том самом, так не дававшем Климову покоя, тринадцатом веке.
Как тут было не вчитаться? Александр не мог не учуять подвоха. Вот в чем дело! Вот откуда уши растут! Еще не совсем понимая зачем, Саша почувствовал, что собеседнику действительно позарез нужны его родственники, вся эта банда отпетых головорезов. И… Саше, вдруг стало жалко и Эйрика, и де Шатуанов, и всю эту бригаду, которую, по здравому размышлению, и жалеть-то в общем было нечего.
Сам не зная почему, Климов вдруг почувствовал себя так, будто кто-то просто взял и наблевал на его могилу. Мертвому, конечно, ему было бы все равно, но живому… Однако Александр заставил себя читать дальше и скоро настолько углубился в буквенную компьютерную вязь, что забыл, где и зачем он находится. Перед глазами Климова вдруг встали кадры кинохроники. Тридцать третий год. Огонь. Потом факельное шествие. Страшно, но и красиво… Саша увидел людей в черной форме с серебряным плетением на погонах. Череп с костями на кокарде. Полноватый, сильный (это чувствовалось в каждом движении), привыкший повелевать человек.
Но причем здесь кельтские руны и Ульрика с ее колдовством? Все смешалось в какую-то дикую фантасмагорию, неосознаваемую свистопляску со скакавшими перед глазами, одетыми лишь в венки из лесных ромашек ведьмами. Их прикосновения не могли бы оставить безучастным ни одного мужчину, даже отъявленного импотента. Узкие талии, высокие груди, широкие бедра и длинные ноги. Прелести их скрывал лишь легкий газ. Дочери Вотана — валькирии? Вагнер. При чем здесь Вагнер? Как это — причем? А «Полет валькирий»? При всем таком дамском изобилии (только руку протянуть), Климов вдруг подумал о своей Инге, или Наташе? (Даже и про рыжий парик спросить забыл.) А… и не все ли равно! Нет, все-таки подумалось… Да, Инга здесь смотрелась бы девочкой-подростком, случайно затесавшимся среди матрон. Куда же она подевалась? Древнейшие знания германского народа. Арийцы? Впрочем, может, он, Климов, что-то путает, но… славяне разве не арийцы? А потом… Так вот на что он, собака, намекает! А откуда про предков-то?..
Тут, точно Олеандров читал мысли своего собеседника, и прозвучал ответ.
— Я не хочу делать из всего этого тайну… — важно произнес Анатолий Эдуардович. — Все дело в том, что и германский король Генрих, и твой предок Сова, ну… если не братья, то довольно близкие родственники.
— Слушай-ка, — немного резковато произнес Климов, недовольный тем, что его вернули в реальность. Он с опозданием заметил, что перешел с начальством на «ты». — Ты их не путай, а? Между ними лет сто, если не все двести, разницы, ну… как примерно между Скобелевым и Жуковым. Или даже между Петром Первым и Ильичом Вторым. Оба, конечно, великие люди — герои, каждый по-своему, но эпохи-то разные. Знаешь, писаки наши журнально-газетные чего только не натворят. В солидном издании, например, прочитал, что Галич Мещерский Юрий Долгорукий пожаловал царевичу Касиму, — оттого, мол, и город, Касимовым зовется… Все правда! Только вот беда, умер великий князь киевский Георгий Владимирович Долгая Рука ровно за восемьдесят лет до Батыева нашествия. А вот князь московский Василий Васильевич Темный действительно, сидя в татарском плену, подружился с одним из младших сыновей Улу-Мехмета… Прошу, на всякий случай, не путать с нашим Мехметом. Мальчишку того Касимом звали, и, поскольку, как младшему среди своих, не светило ему ничего, пошел он служить на Русь с дружиной своей, конечно, за что Галичем Мещерским и был пожалован.
Устав от столь длинной тирады, Климов возжаждал отдыху и, с милостивейшего разрешения хозяина кабинета, продолжил знакомство с документами… Марширующие факельные свастики, костры из книг! Как может человек в здравом уме, если, конечно, он умеет читать, сжигать книги?! Нет, ребята, вы это прекратите!
Куда там! Управление сознанием, «кристаллы воли». Твою мать, а? Климов стал уже, что называется, читать буква за буквой. Дальше было так: «В мозгу имеются встроенные самой природой кристаллики аморфных полупроводниковых структур. Это твердотелая биоэлектроника, работающая при физиологически малых воздействиях. Возможна передача в мозг кодированной информации, которая вызывает образные представления, зрительные ассоциации, акустические и поведенческие реакции…»
Ну, ребята, это уже слишком! Ну, завернул! Ну, мастер! Черные бархатные камзолы, толстые золотые и серебряные звенья цепей. Блеск украшенных драгоценными каменьями ножен. Холодная льдистая сталь. Гордые, спесивые тевтоны. Слава Богу (какому?), что нет за пиршественным столом — сесть за который приглашает Сашу Вечнозеленый несгибаемый олеандр (так мысленно окрестил своего собеседника Александр), — ни Эйрика, ни Беовульфа, ни сыновей Совы. И его, Климова, не будет.
Всем этим слабым и ущербным современным политикам нужна воля героев? Кровь предков, чтобы править миром?! Точно! Этот Вечнозеленый так и сказал: «Мы с тобой будем править всей страной». Нет, врет, страны ему будет мало, ему мир подавай, чтоб непременно сапоги, вывоженные в Безенчукской грязи, да в Гудзоне вымыть. Это, известное дело, куда предпочтительнее, чем дорогу заасфальтировать.
