Андрей Воронин - След тигра
Он прислушался. Где-то вдали возник и начал расти, приближаясь, низкий металлический рокот.
— Твое такси, — сказал он.
Горобец отложила в сторону трубку спутникового телефона, встала и расстегнула кобуру парабеллума. Вскоре над гребнем холма возник вертолет — пятиместная стрекоза, сверкающая в лучах послеполуденного солнца. «Долго же я валялся без сознания, — подумал Глеб, прикинув по солнцу, сколько сейчас может быть времени. — Впрочем, девяносто процентов этого времени я, скорее всего, просто проспал. Организм не обманешь, он свое возьмет при первом же удобном случае…»
Вертолет ненадолго завис над крышей зимовья, затем боком снизился и сел немного в стороне, едва не задев лопастями один из шестов. Рокот двигателя смолк, лопасти замедлили вращение, и стал слышен тяжелый свист рассекаемого ими воздуха. Потом дверь вертолета отъехала в сторону, и в проеме появился какой-то человек — не Корнеев, а кто-то другой, непривычно толстый, неуклюжий и, наверное, потому неузнаваемый.
— Ни с места! — закричал этот человек до боли знакомым голосом.
Глеб тоже закричал, но было поздно: Горобец выстрелила, и генерал Потапчук, взмахнув руками, опрокинулся в темное нутро вертолета. Оттуда, изнутри, ударила автоматная очередь — длинная, чуть ли не на весь рожок, — и Глеб от души порадовался, что находится в стороне от линии огня. Евгения Игоревна затряслась от частых ударов пуль, колени у нее подломились, и она упала лицом в молодые таежные травы, так и не выпустив рукоятку старою немецкого пистолета.
Ничего не понимая, Глеб смотрел, как из вертолета выскочил совершенно незнакомый ему молодой парень в армейском камуфляже, с автоматом в руке. Придерживая на голове кепи без кокарды, незнакомец подбежал к Глебу, на мгновение остановившись возле тела Евгении Игоревны, с лязгом выхватил из ножен армейский штык-нож и перерубил проволоку. Затем он помог Глебу подняться.
— Ты кто такой? — спросил Сиверов.
— Старший лейтенант Завьялов, — представился незнакомец и, отчего-то вдруг смутившись, добавил: — Валера…
— Очень приятно, — сказал Глеб, не называя, впрочем, своего имени. — Ну, просто чертовски приятно! Прилетит-вдруг волшебник в голубом вертолете …
— Он красный, — возразил старлей Валера, вставляя в автомат новый рожок.
— Да какая разница, чудак?
В это время внутри вертолета возникла какая-то возня, кто-то придушенно вскрикнул, и из открытой дверцы выпрыгнул немолодой уже, осанистый и грузный человек в мятом дорогом костюме. Он сразу же повернулся спиной к зимовью и неуклюже, путаясь в траве модельными туфлями, бросился бежать в сторону болота. Вслед за ним из кабины выскочил, согнувшись в три погибели и держась рукой за диафрагму, пилот в форменном комбинезоне и белом пластиковом шлеме. Нашарив на бедре кобуру, пилот выхватил оттуда «Макарова» и дважды выстрелил в воздух.
— Стой! — закричал он одышливым, перехваченным от боли голосом.
— Подозреваемый, стоять! — звонко заорал старлей Валера прямо у Глеба над ухом и начал нерешительно поднимать автомат.
— Дай-ка сюда, — сказал Глеб, отбирая у него «Калашникова». Руки у него еще не отошли до конца, смотреть на них было страшно, и двигались они неохотно, но Слепой знал, что не промахнется, потому что стрелял, как ни крути, много лучше, чем просто «очень прилично». — Это Корнеев?
— Да, — сказал старлей, безропотно отдавая автомат. — Такой слизняк!
— Он еще и дурак к тому же, — добавил Глеб. — Там болото, в котором этот идиот непременно утонет. Он вам все рассказал?
— Сразу раскололся, — нетерпеливо косясь вслед беглецу, кивнул старлей. — Как только товарища генерала увидел, так и раскололся. Одно удовольствие было смотреть…
— Ну и отлично, — сказал Глеб, покрепче упирая в плечо приклад. — Знаешь, Валера, что такое настоящий гуманизм? Настоящий гуманизм, Валера, это стремление избавить человека от мук — как физических, так и моральных. Сейчас ты увидишь его в действии.
«Калашников» выстрелил только один раз. Корнеев, успевший убежать метров на сто с небольшим, споткнулся на бегу, вскинул над собой руки и лицом вниз нырнул в разнотравье.
— Можно не проверять, — сказал Глеб, защелкивая предохранитель и возвращая автомат Завьялову. — Медицина уже бессильна. Кстати, ты, насколько я понимаю, из местного управления ФСБ. Ну, и как тебе это понравилось?
Завьялов повернул к нему честное лицо с удивленно выпученными глазами — немного слишком честное лицо с немного чересчур удивленными глазами.
— Что именно? — изумился он. — Я ничего не видел.
— Ну и молодец, — сказал Глеб. — Значит, умрешь ты не сегодня и не здесь… Извини, в этом месте у людей творятся странные вещи с чувством юмора. Пошли, посмотрим, как там наш генерал. Что-то он долго отлеживается…
— Вот видите, товарищ генерал, а вы не хотели меня слушаться, — сказал Завьялов.
***
Они только что закончили погрузку и теперь курили, стараясь не замечать трупной вони, которая насквозь пропитала их одежду и даже, кажется, кожу. Потапчук кивнул, поддел кончиком ножа свинцовый блин засевшей в бронежилете пистолетной пули, оглядел его со всех сторон, хмыкнул и равнодушно выбросил в траву.
— Двадцать первый век на дворе, — сказал он, потирая ушибленную грудину, — а меня, генерала ФСБ, чуть не пришили из парабеллума, который, мать его, старше меня. Странное у жизни чувство юмора.
Глеб дотянулся до ближайшего ящика, откинул крышку. Ящик был доверху набит аккуратными холщовыми мешочками. Один мешочек был надрезан — надрез сделал Потапчук две минуты назад. Глеб засунул в прореху потный указательный палец, вынул и посмотрел на свет. Палец неброско посверкивал мелкими золотыми искрами.
— Хищение государственного имущества, — констатировал Потапчук.
— Вы его сначала оприходуйте, — ответил Глеб и небрежно стряхнул на землю приставшие к влажной коже крупинки золотого песка. — А лучше расскажите, что это за чудесное появление. Вы сегодня прямо как Бог из машины — спустились с неба и одним махом разрешили все проблемы. А то меня тут как раз собирались тиграм скормить. Потапчук обвел взглядом окрестности зимовья и гадливо поморщился.
— Завтра же пришлю сюда похоронную команду на вертолете, — сказал он. — А зимовье это надо спалить к чертовой матери… Операция «Песок», — сказал он, резко меняя тему. — Занимались ею ребята из соседнего отдела. Какой-то деятель осторожно подыскивал через Интернет покупателя на крупную партию самородного золота и золотого песка. Действовал аккуратно, и засечь его мы никак не могли, а переговоры у него, сам понимаешь, потихоньку продвигались. И так вышло, что эта информация попалась мне на глаза как раз тогда, когда я сидел и пытался понять, куда я тебя послал и во что втравил. Ну, тут меня и стукнуло… Установили мы за Корнеевым наблюдение, и почти сразу стало ясно, что это он. А когда я просмотрел личное дело твоей Горобец, то мигом сообразил, чем все это должно закончиться. Недаром же он передо мной своей любовницей хвастался — какая она у него исключительная… Я даже понял, для чего ты ему понадобился. Во-первых, чтобы с зазнобой его по дороге чего не случилось, а во-вторых, для прикрытия: дескать, в составе экспедиции был сотрудник ФСБ, вот и генерал Потапчук подтвердит, так что намерения наши были чисты и, почему вторая подряд экспедиция из тех мест не вернулась, мы знать не знаем… Паспорт на чужое имя для этой Горобец у него с собой был, в чемодане, и бутылка шампанского тоже. И ампула с ядом, представь…
— Ну, так ведь и она вас с пистолетом в руке не просто так встречала, — заметил Глеб. — Она его для Корнеева приготовила.
— Любовь-морковь, — вздохнул старлей Валера и, громыхая автоматом, полез в вертолет.
— А золото откуда? — спросил Глеб. — Судя по ямам вокруг избы, оно лежало в земле, упакованное и готовое к транспортировке…
— А золото с Каменного ручья, — ответил Федор Филиппович. — Вернее, с его притока, который берет начало где-то тут, рядышком… Лет восемь или десять назад здесь работала артель каких-то пришлых старателей — зарабатывали себе начальный капитал для большого бизнеса. Ручеек, как видишь, оказался настоящим Клондайком, и золота они намыли за несколько лет столько, сколько не каждому промышленному прииску по силам. Так вот, одним из этих старателей был Андрей Горобец. Никто толком не знает, что у них тут вышло, почему никто, кроме Горобца, из тайги не вернулся. Ну, догадаться, что да как, я думаю, несложно. Да и неважно это теперь… Главное, что золото пропало и отыскать его в одиночку Горобец не сумел. Знал, догадывался, что зарыто оно где-то здесь, — видно, начальник артели постарался, принял меры предосторожности как раз на такой случай… Словом, вернулся наш Горобец из тайги несолоно хлебавши. Бизнесмена из него не получилось, вернулся в науку, прибился к Фонду, познакомился с приятной женщиной, женился и однажды рассказал ей про золото. Он — ей, а она, сам понимаешь, Корнееву… Набрали добровольцев из сотрудников Фонда, посулили каждому справедливую долю… Наверное, поиски затянулись, пришлось зимовать. Ну, а дальше… Думаю, сначала Горобец и Возчиков были заодно, а потом Андрей Николаевич неосторожно повернулся к подельнику спиной и даже не успел об этом пожалеть. В общем, как в «Фаусте»: люди гибнут за металл.
