Анна Данилова - Саван для блудниц
– Вы не заметили, как мы перешли от разговора о Вадике к Пермитину? Это хорошо, что я немного отвлеклась от Оли…
– Ирина Сергеевна, а вы не знаете, что могла делать Оля на даче у вашей приятельницы Татьяны Лар-чиковой? И бывала ли она там раньше?
– Нет, я думаю, что не бывала. Знаете, мне кажется, что Ларчикова здесь вообще ни при чем. Вернее, она-то как раз и при чем… К ней мог приехать какой-нибудь одноклассник Оли, Кравцов, к примеру. Он нравился дочке…
– Вы хотите сказать, что Оля могла поехать на эту дачу вслед за Кравцовым, чтобы застать их вместе с Ларчиковой?
– Да, приблизительно так.
– С ваших слов получается, что эта Ларчикова – исчадие ада!
– Я вам толкую об этом уже битый час. Ее к школе ни на шаг нельзя было подпускать, а ей доверили девятые классы.
– Вы считаете, что объективны по отношению к ней? Быть может, у вас с ней старые счеты, знаете, как это иногда бывает?..
– Нет, ничего подобного, никаких старых счетов. Мне хорошо известен подобный тип женщин, они проживают короткую и бурную жизнь и, как правило, умирают не своей смертью. Вы напрасно ищете в моих словах неприязнь к Татьяне, потому что у меня у самой жизнь не сложилась… Но если она ищет утешения в объятиях мужчин, то я – в бутылке… – Драницына вздохнула и, обведя рассеянным взглядом комнату, покачала головой. – Сами видите, как мы живем.
– Но кто же мог выстрелить в Олю?
– Не представляю…
– Вам не приходило в голову, что Таню Ларчико-ву, вашу приятельницу, убил ПЕРМИТИН? А Оля, которая поехала вслед за ним или вообще БЫЛА С НИМ НА ДАЧЕ, оказалась свидетельницей этого убийства?
Ирина Сергеевна бухнула чашкой о блюдце и застыла, глядя испуганными глазами на Юлю.
– Михаил Яковлевич?
– Ну конечно! Вы заидеализировали его образ, а ведь жену-то его кто-то убил, убийцу не нашли… У нее была отрезана голова, у Тани перерезано горло…
Может, ваш хваленый Пермитин психически ненормальный человек, но вы не хотели себе в этом признаться, потому что в некоторой степени зависели от него, от его денег… И с чего это вы взяли, что Оля занималась у него фотографией, а не чем-нибудь другим?
– Что вы такое говорите?.. Моя Оля – хорошая девочка, она… Она не такая, как Голубева.
– А вы знаете о том, что в день убийства Вадика Льдова в кабинет географии должны были прийти две девочки, он сразу двум своим одноклассницам назначил встречу: Наташе Голубевой и вашей Оле. Наташа была влюблена в Льдова, а Оле нравился Кравцов, но она все равно почему-то пришла на свидание…
– Откуда вам это известно?
– Да потому что Наташа, придя в кабинет географии, наверняка увидела Олю в объятиях Льдова, именно этот факт заставил ее принять яд…
Юля высказывала всего лишь свои предположения, и, быть может, это было жестоко по отношению к находящейся в тяжелой депрессии Драницыной, но она не видела другого выхода, чтобы заставить ее говорить.
– Чего вы от меня хотите? Чтобы я поверила в то что Вадика убила Оля? И только потому, что она была в том кабинете, где его убили? Это мог быть кто угодно!
– Я и не говорила, что его убила Оля. Возможно, и Оля, и Наташа оказались невольными свидетельницами убийства Льдова, и если Наташу отравили (а это тоже вполне возможно), то Олю только ранили…
– Я не понимаю, что вы хотите от меня услышать.
– У Оли есть розовая кофточка, английская? Юля сейчас сгребала в кучу всю информацию, которую успела узнать об Оле Драницыной от Шубина, Крымова и Корнилова, который, в свою очередь, многое узнал от Людмилы Голубевой. Ей надо было окончательно сбить с толку Драницыну, чтобы, воспользовавшись ее состоянием, выяснить, где хранятся ключи от квартиры Пермитина. Ей казалось, что она уже знает, кто убил Ларчикову и стрелял в Олю. Оставалось только раздобыть доказательства. Но как проникнуть в его квартиру, не вызвав подозрения у преданной ему соседки?
– Да у нее каких только кофточек нет.
– Вот именно. А откуда у нее деньги на такие дорогие вещи?
– Говорите со мной прямо, пожалуйста. – Ирина Сергеевна уже поднялась со стула и дрожащими руками уперлась в край стола. – Вы подозреваете нас в воровстве?
– Я думаю, что вам необходимо успокоиться. У вас есть какие-нибудь капли, валерьянка? Я бы не хотела, чтобы вы из-за меня снова запили…
Юля ждала, когда в ее душе проснется жалость к этой несчастной алкоголичке, давно потерявшей себя м упустившей свою пятнадцатилетнюю дочь, которая наверняка живет с Пермитиным и получает за это от него деньги, но ничего подобного не происходило. Она воспринимала эту женщину как некое абстрактное существо, необратимо потерянное для общества, и ничего не могла с собой поделать. Быть может, она просто повзрослела за последнее время и уже не верит в чудеса, как это было с ней раньше. Как можно помочь человеку, который сознательно губит себя? Женщина-алкоголичка, что может быть страшнее для общества, не говоря уже о близких? Юля не была уверена, что Оля не повторит судьбу матери, конечно, если останется живой.
Она направилась к выходу. Разговор с Драницыной получился хоть и тяжелым, но бесполезным. Она не узнала ничего нового, разве что оправдались некоторые ее предположения относительно морального облика Ларчиковой. И теперь, если не удастся ее план, можно будет сказать, что она потеряла время и часть своего здоровья.
Ключи она заметила сразу – они висели на гвозде, вбитом в вешалку. Судя по тому, что на кольце их было довольно много, она поняла, что это и есть те самые ключи от пермитинской квартиры, поскольку хозяйских, драницынских, могло быть от силы два.
– Извините меня, – она повернулась к провожающей ее Ирине и посмотрела на нее виноватым взглядом, – но это моя работа… У вас не найдется немного кипяченой воды?
Драницына молча развернулась и пошла на кухню. Когда она вернулась, ключи от квартиры Михаила Яковлевича Пермитина уже перекочевали в сумочку Юли.
* * *Крымов проторчал перед домом Корнилова почти час: в прокуратуре ему сказали, что тот поехал домой. Но, оказывается, НЕ ДОМОЙ.
Он уже собирался сесть в машину и вернуться в агентство, как из-за угла вывернула черная «Волга», из которой вышел Виктор Львович и стремительным шагом направился к своему подъезду. Машина умчалась.
Крымов окликнул его. Корнилов обрадовался, подошел. Они поздоровались, пожали друг другу руки.
– Я за тобой, Виктор Львович. Разговор есть.
– Так пойдем ко мне, там и поговорим.
– Ну уж нет. У тебя небось пустой холодильник и тараканы бегают, а я приглашаю тебя к себе домой, на ужин. Надя ждет меня в агентстве, я не могу ее одну оставлять ни на минуту, поэтому соглашайся, и поедем…
– Нет, Крымов, я не могу поехать к тебе, потому что у меня через час встреча.
– Позвони и перенеси. Дело серьезное и не терпит отлагательств. Кроме того, – Крымов отогнул борт пиджака и показал пачку долларов, тех самых, которые он вытряс из Белотеловой, – надо отрабатывать.
С этими словами он протянул Корнилову свой сотовый телефон, терпеливо дождался, пока тот, отвернувшись, переговорит с кем-то, судя по всему, с женщиной, и только после этого они сели в машину, заехали в агентство, забрали Надю и потом вместе отправились к Крымову в загородный дом.
Дождь кончился, и в лесу, куда они свернули, чтобы сократить путь, Крымов остановил машину, приказал всем открыть окна и подышать свежим воздухом:
– Наслаждайтесь, – говорил он притихшим на заднем сиденье Наде и Корнилову, – где еще подышите таким воздухом? Сосны, голубое небо, солнце…
Ребята, по-моему, жизнь проходит, если не пролетает, мимо нас.
Капли полуденного дождя, пронизанные солнечными лучами, сверкали на ветвях сосен, и казалось, что именно они источают горьковато-хвойный, терпкий аромат, а порозовевшие стволы сосен так и хотелось потрогать руками. Даже Надя, забывшись, глядела на блистающий радужными вспышками лес и дышала полной грудью, держа в подсознании лишь предстоящие ей кухонные дела. Она понимала, что Крымов намеревается выпотрошить из Корнилова все, что только можно, в отношении Чайкина, Тришкина и Курмистрова. «Кто знает, – подумала она, – может, именно сегодня Чайкин получит команду „отбой“ и отправится в морг, чтобы вернуться к ставшей для него привычной работе судмедэксперта? Тем более что он нужен им сейчас как никогда: ведь найдены обгоревшие тела четы Михайловых…»
Когда приехали в дом, первое, что сделал Крымов, это вручил Корнилову деньги и поставил перед ним на стол бутылку виски.
– Ты же знаешь, Женя, я эту гадость не пью… Мне бы водочки…
Но в руках бутылку повертел, рассмотрел, разве что не лизнул. Крымов отметил, что рука у Корнилова худая, жилистая, как и он сам. Что-то стариковское стало появляться в его внешности, а в глазах убавилось блеска.
– Я же вижу, что она тебе нравится…
– Кто?
