Ксеноцид - Кард Орсон Скотт

– Миро, – перебила его Эля.

Квара узнала этот тон. Они снова были детьми, и Эля пыталась успокоить Миро, склонить его к тому, чтобы смягчить его мнение. Квара помнила, как Эля заговорила точно так же, когда отец избил маму, а Миро заявил: «Убью его. Он не переживет этой ночи». Теперь было точно то же самое. Миро говорил маме ужасные вещи; в словах его была убийственная сила. Только нав этот раз Эле не удалось его удержать, потому что слова уже прозвучали. Яд проник в маму, он искал подходящее сердце, чтобы сжечь его, превратив в золу.

– Слыхал, – рявкнул Грего. – Выматывайся отсюда.

– Ухожу. Но я сказал одну правду.

Грего подошел к Миро, схватил его за плечи и пихнул к двери.

– Ты не наш, – заявил он. – И ты не имеешь права что-либо нам говорить.

Квара втиснулась между ними, глянула прямо в лицо Грего.

– Если Миро не заслужил права голоса в этой семье, то мы уже и не семья!

– Это ты сказала, – буркнул Ольгадо.

– Убирайся с моего пути! – рявкнул Грего.

Кваре был знаком этот угрожающий тон, она слыхала его тысячи раз. Но теперь, стоя так близко, чувствуя на лице его дыхание, она поняла, что Грего просто не владеет собой. Что известие о смерти Квимо потрясло его до глубины души и в это мгновение он просто ненормален.

– Я не стою у тебя на пути, – ответила она. – Ну, валяй. Ударь женщину. Сбей на землю калеку. Ведь это лежит в твоей натуре. Ты по сути своей разрушитель. Мне стыдно, что я принадлежу к одному с тобой виду, не говоря уже о том, что мы из одной семьи.

Только лишь замолчав, она поняла, что, видимо, зашла слишком далеко. За многие годы стычек с братом впервые она достала его до живого. То, что рисовалось на лице Грего, порождало истинный ужас.

Но он не ударил ее. Обошел ее, обошел Миро и встал в дверях, опираясь на фрамугу и напрягая мышцы, как бы желая распихнуть стены. А может это он хватался за стенки, думая, что они способны его удержать.

– Я не позволю тебе вывести меня из равновесия, – заявил он. – И я знаю, кто мой враг.

А после этого выбежал за дверь, в темноту.

Через мгновение за ним отправился и Миро. Не сказав ни слова.

Эля тоже направилась к двери.

– Не знаю, мама, – сказала она, – какие лживые измышления ты для себя повторяешь. Но ни Эндер, ни кто-либо другой нашей семьи не разрушал. Это сделала только ты.

И она исчезла.

Ольгадо поднялся и без слова вышел. Кваре ужасно хотелось дать ему по морде. Тогда ему пришлось бы хоть что-то сказать. Ты все зарегистрировал своими компьютерными глазищами, Ольгадо? Запечатлел в памяти образ за образом? Тебе нечем хвалиться. У меня имеется всего лишь мозговая ткань, чтобы записать эту чудненькую ночку в истории семейства Рибейра, но могу поспорить, что мои воспоминания такие же четкие, как и твои.

Мама поглядела на Квару. Ее лицо было мокрым от слез. Квара пыталась, только вот никак не могла вспомнить… Видала ли она хоть когда-нибудь маму плачущей?

– Значит, осталась только ты.

– Я? – удивилась Квара. – Ведь это именно ты запретила мне доступ в лабораторию. Помнишь? Это ты отрезала меня от работы всей моей жизни. Так что не ожидай, что теперь я стану тебе приятельницей.

После чего вышла, как и все остальные. Через ночь она шла оживленная. Оправданная. Пускай старая ведьма подумает, пускай убедится, насколько это приятно испытывать то, что я сама чувствовала из-за нее.

Минут же через пять, когда Квара почти что добралась до ограды, когда жар правой мести чуть приостыл, до нее начало доходить, что именно она наделала. Что наделали все остальные. Они оставили маму одну. Позволили ей поверить, что она потеряла не только Квимо, но и всю семью. А ведь это ужасно. Мама просто не заслужила этого.

Квара развернулась чуть ли не на пятке и помчалась в сторону дома. Она уже была в дверях, когда из глубины дома в салон вошла Эля.

– Ее нет, – сообщила она.

– Nossa Senhora, – вскрикнула Квара. – Я сказала ей такие ужасные вещи…

– Как и все мы.

– Ведь она так нуждалась в нас. Квимо погиб, а мы сумели лишь… – Когда она ударила Миро, то…

Изумленная до глубины души, Квара со слезами упала на грудь к сестре. Неужели я до сих пор ребенок? Ну да, ребенок, все мы дети, и одна только Эля может всех нас утешить.

– Эля, неужели только Квимо удерживал всех нас вместе? Неужто, когда он ушел, мы перестали быть одной семьей?

– Не знаю.

– И что теперь?

Вместо ответа Эля схватила ее за руку и вывела из дома. Квара спросила, куда они идут, но Эля молчала. Она только сжимала ее пальцы и тянула за собой. Квара шла, не сопротивляясь. Она не знала, что делать, и, идя за сестрой, чувствовала себя даже как-то безопасней. Поначалу ей казалось, что они разыскивают маму… но нет. Эля не направлялась в сторону лабораторий или какого-то иного возможного места. Цель их пути изумил Квару даже еще сильнее.

Они стояли перед часовней, построенной посреди городка жителями Милагре. Часовня Густо и Циды, их дедушки и бабушки, людей, которые первыми открыли способ удержать десколаду и спасти человеческую колонию на Лузитании. И хотя им удалось открыть средства, спасающие жизни зараженных, сами они умерли. Болезнь вошла уже в слишком развитую стадию, чтобы новые лекарства могли спасти их самих.

Люди почитали их, построили эту часовню, и называли их Os Venerados, еще даже перед официальным объявлением их святыми. Теперь же, когда от канонизации их отелял всего лишь шаг, им можно было уже молиться.

Квара с изумлением поняла, что Эля пришла сюда именно за этим. Она опустилась на колени перед часовней, и хоть Квара и не была столь верующей, она последовала примеру сестры.

– Дедушка, бабушка, молитесь за нас. Помолитесь и за душу нашего брата Эстеваньо. За души всех нас. Пускай Христос простит всем нам.

К этой молитве Квара присоединилась всем сердцем.

– Защитите вашу дочь и нашу мать, защитите ее от… от ее отчаяния и злости. Сделайте так, чтобы она поняла, что мы ее любим, что вы ее любите, что… что Господь любит ее, если это и вправду так. Молю вас, попросите у Бога, чтобы он полюбил ее и не позволил совершить какое-нибудь безумие.

Квара никогда не слыхала, чтобы кто-либо молился таким вот образом. Всегда это были молитвы, выученные на память или напечатанные в книжке. Вовсе не этот потоп слов. Но ведь и сами Ос Венерадос тоже не простые святые или блаженные. Они были нашими дедушкой и бабушкой, хотя сами мы их и не знали.

– Передайте Господу, что хватит уже этого, – продолжала Эля. – Мы обязаны найти какой-нибудь выход. Pequeninos убивают людей. Приближается флот, чтобы нас уничтожить. Десколада пытается убить нас. Дедушка и бабушка, укажите нам выход, а если его не существует, пускай Господь откроет его для нас. Ведь дольше это продолжаться уже не может.

Тишина. Эля с Кварой с трудом переводили дыхание.

– Em nome do Pai e do Filho e do Espirito Santo, – закончила Эля. – Аминь.

– Аминь, – шепнула Квара.

И тогда Эля обняла сестру, после чего они обе зарыдали в тишине ночи.

Валентина была удивлена тем, что на встрече присутствуют только бургомистр и епископ. Что она сама здесь делает? Ведь у нее нет никакой власти, она не выполняет никакой функции.

Бургомистр Ковано Зельйезо пододвинул ей стул. Вся мебель в личных апартаментах епископа была элегантной, но вот стулья должны были быть, на первый взгляд, неудобными. Сидение такое короткое, что для того чтобы просто усесться, человеку приходилось прижимать ягодицы к спинке. Сама же спинка, прямая как тычка, совершенно не учитывала формы людской спины и была такой высокой, что заставляла наклонять голову. Если кому-либо приходилось садиться на этом стуле, ему необходимо было склониться и опереть руки на коленях.

Может так все это и задумано, подумала Валентина. Стулья, заставляющие ее склоняться в присутствии Господа.

Но, может, идея еще даже более тонкая. Эти стулья были столь неудобными, что человеку мечталось о менее физическом существовании. Стулья наказывали тело, чтобы человек возжелал жизни духовной.