Леонид Влодавец - Московский бенефис
Итак, причин для волнения за свое светлое будущее у меня имелось немало.
Кармела вошла в кладовку, собачка, повиливая хвостом, поглядела на нее и села, еще раз показав мне свой розовый язычище и весьма солидные клыки.
Кроме «дрели», рукояточка которой немного обозначалась под маечкой, у Тани никаких других инструментов подобного рода при себе не было. Мне, конечно, и ее вполне хватило бы, да я и не надеялся увидеть Кармелу с «КПВТ» в руках. Таня его просто не смогла бы поднять, к тому же она и не брала его с собой, оставила в «дзоте»…
Я сделал вид, что все время лежал на топчане и мирно спал.
— Привет, Барин! — бодро окликнула меня Танечка. — Почивать изволите?
— А, это ты… — я зевнул, как мне казалось, достаточно натурально. — Что, пора опять в путь-дорогу?
— Пока нет, — сказала она. — Поговорим?
— О чем?
— О жизни, естественно. Ты, конечно, жить хочешь и даже очень, верно?
— Это мы уже выясняли. Есть другие мнения? Об этом вопросе я в следующую секунду пожалел, потому что Таня кивнула:
— Есть и другие. Например, у меня есть мнение, что жить тебе надоело.
— Это мнение окончательное и обжалованию не подлежит? — У меня аж в животе стало холодно от страха, но губы с перепугу мололи некий висельный юмор.
— Нет, — с ленцой в голосе ответила Кармела. — Это рабочая версия. Сейчас я обдумываю, есть ли этому альтернатива?
— Меня бы она устроила.
— Не сомневаюсь. Но мне первое предложение дает больше гарантий. Ты ведь, конечно, все слышал?
Я решил прикинуться шлангом и невинно спросил:
— Как вы трахались? Конечно, слышал, с потолка аж побелка сыпалась…
Кармела сделала издевательскую усмешечку.
— Это меня не беспокоит.
— Да я понимаю, — я попробовал покрутить эту тему дальше, — ты думаешь, я сейчас побегу к Толяну и расскажу, что ты у меня в рот брала и с Джеком по-армянски общалась? Я ж не дурак, в конце концов. У меня, между прочим, даже стыд кое-какой сохранился.
— А ты хитрый, Митрий… — зло прищурилась Таня. — В дурачка, стало быть, решил сыграть? Зря. Нет, миленький, я не боюсь, что ты Толяну расскажешь, как меня трахал и кто тебе при этом помогал. Если я захочу, он сам тебя ко мне уложит и свечку держать будет. Понял? Вот так он меня любит.
— А зря, — вздохнул я. — Неужели, если мужик тебя любит, надо до таких пакостей дело доводить?
— Не твое собачье дело, — сказала Таня совсем не тем голосом, что общалась с Толяном. — К тому же разводить болтовню на эту тему у меня времени нет. Я тебя спрашивала не о том, что ты ночью слышал, а о том, что утром. И не ври, будто ты спал, не поверю. Эти собачки мертвого разбудят.
— Ну, слышал я, как на Толяна наезжали. Дальше что? Тридцати «лимонов» у меня с собой нет, а трехсот — тем более. Дадите фургон с автоматчиками — съезжу домой и привезу. Правда, могу и не вернуться.
— Вот видишь, — ледяным тоном Снежной Королевы произнесла Кармела. — Выходит, что мое мнение насчет того, что тебе жить надоело, соответствует действительности.
— Значит, вам, мадам, — на меня нашла какая-то бахвалисто-злая блажь обреченного, — желательно свеженький трупик-с? Вы уже и в загранку сматываться раздумали? И паспорточков вам не треба, пани Кармелюк?
— Трэба, трэба… — Тут я впервые услышал в ее голосе щиро-украинские нотки и припомнил, что нам в школе рассказывали насчет бандеровцев. Танечка ведь из тех краев, а циркулярка у Толяна в хозяйстве наверняка имеется… Пуля 5.45 на секунду показалась совсем неплохим средством для окончания жизни. Сейчас двинет меня своим нежным отключающим ударом, который я уже два раза получал и не успевал заметить как, а потом застегнет в наручники и… Но Кармела имела свое мнение по поводу того, как продолжать разговор.
— Дима, — произнесла она так, как говорила со мной в бараке после бойни на «лежке» Джека, — мне не хочется тебя убивать. Очень не хочется. Я тебя ненавижу, но мне тебя жаль. Ты кривляешься, потому что боишься. Очень боишься. И твой выпендреж меня ничуточки не обманывает.
— Боюсь, — сознался я, — потому что у тебя с психикой явно не все в ажуре. Нормальный человек, в смысле бандит, поставил бы мне условия и сказал: «Вот то-то, то-то и то-то я должен от тебя получить там-то и тогда-то. Если не получу — заказывай гроб и белые тапочки». Все ясно. Ты полчаса говоришь мне всякие жути, а условий не ставишь. Я могу тебе подсказать, что от меня сейчас можно требовать. Бесплатно консультирую, заметь! А требовать нужно: код для связи с моим отцом — это первое; тридцать «лимонов» для Алмаза, три «лимона» для погашения долга в общак плюс двадцать тысяч баксов на мелкие расходы за границей — это второе; наконец, паспорта и визы. Все это, за исключением «лимонов» по линии Толяна, ты уже оговаривала в предыдущем леди-джентльменском соглашении. Какие проблемы? А ты приходишь и утверждаешь, что мне жить надоело…
— Я сегодня обнаружила, что ты лазил ко мне в сумку и просматривал коричневую тетрадку, — строго сказала Таня. — У меня там была одна секретка, которую ты нарушил.
Вот это было очень неожиданно. Перстень с выпуклым плюсом блестел у Кармелы на пальце, и я как-то машинально на него уставился.
— Что ты о них знаешь? — энкавэдэшным тоном спросила она.
— Много, — вздохнул я. — А ты?
— И я немало, — прищурилась Кармела. — Не желаешь включить и эту информацию в список обязательных условий?
Моя жизнь стоила гораздо меньше, но если бы я не знал, что, подчинившись требованию Тани, наверняка и с гарантией буду ликвидирован Чудо-юдом, то, может быть, и решился бы на такое дополнение.
— Танюша, — проникновенно пробормотал я, — вы совершенно правы. Мне надоело жить. Полная депрессия и отсутствие побудительных стимулов. Вы будете стрелять в лоб, в висок или в затылок? Как мне повернуться, чтобы вам было удобнее?
И тут мне подвернулась удача! Таня на секунду опешила и чуть-чуть растерялась. Все-таки слова, произнесенные нестандартно, имеют определенное влияние на женскую психику. На мужика этот прикол, вероятнее всего, не сработал бы. Но на Таню подействовало, и она не успела отреагировать…
У меня было две-три секунды — не больше.
О рыцарстве, снисхождении к слабому полу, подоночном своем поведении мне не думалось — времени не было. Только личная шкура — вот что меня всерьез волновало. И еще вертелась выбравшаяся из памяти капитана О'Брайена фраза: «Все надо делать вовремя!»
Не было в моем арсенале того нежного удара, которым Кармела меня погружала в беспамятство. Зато был довольно неинтеллигентный, но отработанный еще в детдомовские годы, когда я усердно занимался боксом, левый крюк. Был и правый, но мне нужно было обязательно свалить Кармелу на левый бок, чтоб успеть выдернуть пистолет у нее из-за пояса. Какое уж тут рыцарство, когда мне надо было опередить прыжок здоровенного кобеля с волчьими клыками!
Поэтому крюк вышел резкий и сильный. Кармелу снесло с ног как пушинку, я цапнул «дрель» и успел прикрыть свое горло согнутым локтем левой руки.
Мат, который выбила из моей глотки клыкастая пасть, был не столько отборный, сколько истошный, но, само собой, не благой. В голую руку, сжав ее тисками, с явным намерением перегрызть, впились крепкие, молодые зубы матерого двухлетнего пса. Кровушка тут же заструилась из раны, а уж больно было — не приведи Господь!
Наверно, эта зверюга ломанула бы мне одну, а то и две лучевых кости, если б я не сумел на какую-то секунду выдернуть из-под себя пистолет и нажать на спуск… Чпок! Глушитель на стволе съел грохот, а меня густо облило собачьей кровью. Хватка ослабла, кобелину удалось отшвырнуть, и он задергался в конвульсиях. На полу разливалась кровавая лужа, у меня с руки тоже капала кровь, рубаха на груди, доставшаяся в наследство от Будулая, из линяло-голубой стала бордовой… Мне еще повезло, что собачьи клыки не порвали вены, а обошлись чем-то помельче.
«Все надо делать вовремя!» — девиз капитана О'Брайена подгонял меня и заставлял не обращать внимания на руку.
Кармела лежала в нокауте. Этим мне не стоило гордиться, но нейтрализовать ее нужно было прежде, чем она очухается. Можно было пристрелить ее, но теперь уже я понимал, что она мне нужна живая.
Наручники, слава Богу, были у нее в кармане. Накинув один браслет на ее правую руку и защелкнув его, я оттащил Таню к лестнице и, просунув браслет между балясинами, застегнул его на левом запястье. Теперь пусть покрутится!
Ноги понесли меня наверх — это была команда РНС!
Да, все здесь было так, как ночью, когда я был там МЫСЛЕННО или в форме призрака — хрен его знает! Постель Кармела не застелила, тумбочка с ночником и выдвинутым ящиком стояла слева от кровати… Я глянул в ящик — там лежал перстень с вогнутым плюсом.
Наяву!!!
ПРОРЫВ
Начхать мне было на все трансцендентное. Я надел перстень на безымянный палец левой руки. Той самой, прокушенной, с кровоточащими ранками и синими кровоподтеками, с отпечатком овчарочьей пасти. Сумка Кармелы, ее скрипка в едином футляре с «винторезом» лежали в углу, около кресла.
