Лучший частный детектив - Молчанова Ольга Павловна

— И кто же это? — поинтересовалась Даша.

— О, это большой оригинал, сионист до мозга костей и отличный ювелир некто Давид Маркович Гольдман, по кличке «Дава». Он не молод, ему уже хорошо за семьдесят, даже ближе к восьмидесяти, но все подпольные сделки, касающиеся драгоценных камней, и не только в нашем городе, проходят через его руки.

— И как это ему удаётся при такой нервной работе быть живым и на свободе? — усмехнулся я.

— Дорогой мой мистер Холмс, дай Бог нам с вами когда-нибудь иметь такие связи и таких покровителей, каких имеет этот человек. У него целый штат весьма квалифицированной охраны, прошедшей выучку в Израиле, и юристов, которые порвут любого, ставшего на пути их обожаемого шефа. А харизма у Давида Марковича та ещё, что вкупе с недюжинным умом и образованием, которое он постоянно поддерживает, делает его просто выдающейся личностью.

— Ну, хорошо, не менее дорогой Ватсон, пусть так. Я сам люблю нестандартных людей, особенно тех, кто осознаёт эту свою особенность и не слишком выпендривается по этому поводу. Но нам-то какая польза от твоего подпольного ювелира?

— А та, что он слегка поехал крышей по поводу богоизбранности своего народа. Не стану спорить, основания для этого есть и достаточно серьёзные, но Гольдман для обоснования своей теории прочитал и обобщил всё, что только можно было найти по истории евреев, включая древние манускрипты и египетские папирусы. И кто знает, может, среди этой информации есть нечто, касающееся нашего перстня. Ведь вспомни, сам артефакт-то был найден поблизости от Египта, того самого, кстати, откуда Моисей — дай Бог ему здоровья в лучшем мире — вывел свой народ.

— Да, логично… Этот человек вполне может оказаться полезным в нашем деле. А ты откуда его знаешь?

— Был случай, когда мне пришлось закрыть глаза на мелкие шалости со стороны людей Гольдмана. Мы славно поговорили тогда и расстались крайне расположенными друг к другу. Расставаясь, Давид Маркович пожал мне руку и сказал, что он мой должник. А у таких людей, поверьте, это не просто слова.

— Так что же мы сидим? Уже слегка за восемь, когда удобно побеспокоить кого угодно. Звони своему оригиналу, хочу познакомиться с ним.

Лёшка набрал номер.

— Доброе утро, Давид Маркович! Вас беспокоит майор Успенцев, если помните такого. Помните? Рад слышать! Нет-нет, ничего связанного с моей основной работой. Вы тоже рады? Я вас понимаю. Давид Маркович, мне и двум моим друзьям нужна консультация в отношении одного изделия, на камне которого изображена Звезда Давида. Вы могли бы принять нас по этому поводу? Прекрасно, я так и думал. Когда к вам можно будет подойти? Через пару часов? То есть к половине одиннадцатого. Отлично, Давид Маркович, мы будем вовремя. До встречи!

— Я просто обязана увидеть этого человека, — поднялась из-за стола Даша, — пойду-ка надену то ситцевое платье в мелкий цветочек, которое вам обоим так нравится. Его длина как раз соответствует возрасту нашего ювелира.

— Дашенька, побойся Бога! Давид Маркович немолодой человек, и его сердце просто может не выдержать такого зрелища, — неискренне взмолился Успенцев.

— Выдержит-выдержит! Я буду вести себя чрезвычайно скромно. Как считаете, соломенная шляпка и очки в белой оправе будут уместны в этом случае?

— Только при наличии той сумочки, которую мы с Игорем так сложно выбирали тебе ко дню рождения.

— Хорошо, считайте, что уговорили. У меня, слава Богу, есть время, чтобы привести себя в порядок. А вы пока, мальчики, поройтесь всё же в Интернете. Знания никогда не бывают лишними, особенно при встрече с весьма образованным подпольным ювелиром.

Я дал возможность Успенцеву поработать на кухне с моим Makboock Air, а сам уединился в кабинете за привычным Sony Vaio. Незаметно полетело время. В течение часа мне удалось набрать довольно большое количество информации на тему, заданную в поисковике различными комбинациями слов «Звезда Давида, разделённая двумя параллельными полосами — перстень с черным камнем — царь Соломон — Израиль — Египет — Атлантида».

В целом ничего нового это не принесло. Кроме, разве что двух публикаций. В одной из них высказывалось предположение о том, что создателем гексаграммы мог быть не кто иной, как Тот-Атлант, он же Гермес-Трисмегист. В памяти ещё свежи были события, связанные с изумрудной скрижалью. В их основе лежали легенды о необыкновенных знаниях и умениях, которыми обладал Гермес-Трисмегист, бывший якобы одним из немногих жрецов, оставшихся в живых после гибели Атлантиды.

В другой рассказывалось о чудесах, связанных с именем царя Соломона, которому Бог на особых условиях даровал волшебный перстень, позволяющий ему общаться с ангелами и демонами, управлять животными и людьми.

И первое, и второе напоминало сказку, миф, но кто знает, где заканчивается правда, размытая временем, и где начинается вымысел. Монстр, возникший в момент восхода солнца, в рассказе Серба, вряд ли мог ему померещиться, да и сам он меньше всего походил на сочинителя небылиц.

Успенцеву поиск тоже не принёс ничего нового. Оставалось надеяться, что наш визит к подпольному ювелиру, увлечённому историей своего народа, вышедшего когда-то из земли Египетской, будет более плодотворным.

И в этот момент появилась Даша. Белые босоножки на тонком каблуке, лёгкое платье — неброский продукт французских мастеров, солнцезащитные очки в белой оправе и лёгкая сумочка того же цвета делали девушку неотразимой. Изящная соломенная шляпка завершала портрет. Она, зная об этом, ждала от нас, разумеется, соответствующей реакции.

— Ну, вот почему так, скажи мне, мой старый друг, почему одним всё, а другим лишь горечь одиночества и холодная постель в неухоженной квартире? — произнёс Успенцев, обращаясь ко мне.

— Если оставить в стороне ту рыженькую особу, не обременённую избытком одежды, которую я случайно застал у тебя дома два дня назад, то я бы сказал, что это карма.

— Коллега, это была всего лишь студентка третьего курса юридического факультета, где я читаю иногда лекции по криминалистике.

— То есть ты хочешь сказать, что в семь утра она получала консультацию у тебя, как ты выразился, в неухоженной квартире?

— Именно так и обстояли дела, хотя согласен, не каждый в это поверит. И не стоит упрекать меня в скупости, делая акцент на якобы минимальном количестве одежды, имевшем место тогда на девушке, жаждущей знаний: жара, знаете ли.

— Прости, я как-то об этом не подумал: несложная, казалось бы, мысль, а сколько в ней глубины.

— Мальчики, — оборвала наш диалог Даша, — это ничего, что я здесь стою?

— Дашенька! Прости нас, оболтусов. Поверь: весь мир сегодня твой! И если Давид Маркович Гольдман, по кличке «Дава», имеет глаза — а он их таки имеет, то ему придётся выложить всё, что известно по поводу этого перстня. Холмс, подтвердите мои слова, не стойте так, словно в вас ударила молния.

— Дорогой Ватсон, я не в состоянии говорить, поскольку только сейчас понял всю глубину выражения «ошеломить», то есть ощутить удар обухом топора по шелому, когда ты этого совсем не ждёшь.

— Боже мой! И эти трепачи считаются одними из образованнейших специалистов в своём деле. Куда катится мир, спрашиваю я вас?

Мы с покаянным видом приблизились к девушке, которая картинно стояла у стены, и по очереди поцеловали ей руки.

— Ну, хорошо, я вижу, вы осознаёте всю глубину вашего нравственного падения, и у вас ещё есть остатки совести. Так мы идём или нет?

— Конечно же, идём, Дашенька! Веди в бой своих верных вассалов.

— Веду, Лёшенька, вассал ты мой ненаглядный, не забудь, пожалуйста, в порыве страсти свою барсетку.

Смеясь, мы вышли из квартиры, и вскоре мой «Туарег» покинул подземную парковку и направился к Бридж-Сити. Там располагался офис подпольного ценителя ювелирных камней.

Помещение, которое арендовал господин Гольдман, внушало уважение. Оно находилось на последнем — шестнадцатом — этаже роскошного торгово-развлекательного комплекса. В прохладе кондиционированного воздуха возле дверей индивидуального лифта нас ожидали два молодых человека лет тридцати. Одеты они были так, как полагается профессиональным телохранителям: чёрные туфли, костюмы, галстуки и ослепительно белые рубашки. Совершенно невыразительные лица с цепким взглядом людей, всегда готовых к неожиданным поворотам судьбы. Отличие от голливудского стандарта состояло лишь в том, что головы обоих парней украшали кипы. Меня всегда интересовал вопрос, как держится этот головной убор — символ скромности и благочестия — на совершенно лысой голове? Ответа на него я до сих пор так и не получил.