Юлия Латынина - Охота на изюбря
В принципе Брелер был совсем не то же самое, что бывший мент, в уголовном мире Сунжи он пользовался определенным весом, стрелки ему забивали, как своему. Но Ирокез и Коваль — это слишком много для одного человека, которого ненавидят и ментовка, и областная администрация.
Дело было в четверг — Брелер точно знал, что не доживет до воскресенья. Конечно, он мог бы в коридоре устроить истерику, кричать, чтобы его перевели в одиночку, — но какой смысл? Брелер был твердо уверен, что Черяга и Калягин просто сдали его. Они добыли из него все показания, какие надо, и разменялись им с администрацией. А губернатору Дубнову жутко хочется услышать на каком-нибудь благотворительном приеме от наклонившегося к нему генерала:
«А Юрка— то Брелер, помните? Под шконку загнали… Машенькой сделали…» Брелеру просто не пришло в голову, что происходящее с ним -следствие глупости отдельно взятого полковника, вернувшегося из отпуска на два дня раньше срока.
Юрий молча стоял у порога с узелком вещей, не шевелясь и не здороваясь по блатным обычаям. Сначала на него не обратили внимания; потом с одной из нижних шконок у окна спрыгнул жилистый, как обезьяна, парень.
— Что, парень, первоход? — спросил он. — Как звать-то?
— Юрий Брелер.
— Чем на воле занимался?
— Поди у смотрящего спроси, — ответил Брелер, — он расскажет.
Парень растерянно сморгнул, а Брелер прошел мимо него, как мимо столба, и лег на одну из нижних шконок. Откуда-то выметнулся полный, похожий на кирпич в штанах мужик:
— Эй! Ты куда мою шконку занял? Жилистый пристяжной, пытавший у Брелера его имя, неожиданно остановил парня:
— Погоди, Репей. Не видишь — избит человек. Еще выяснить надо, что за человек…
Брелер отлеживался до вечера. К нему несколько раз подходили, кто-то свешивался с верхних нар, дышал в лицо табаком, — однако не сгоняли, за плечо не трясли. Вечером, когда стали развозить баланду, Брелер не притронулся к миске, а вынул из узелка толстый домашний пирог, завернутый в полиэтилен. Пирог спекла жена Калягина, и ему пошел уже второй день. Брелер отломил себе изрядный ломоть пирога, а остальное отдал соседям.
— Ты бы себе чего оставил, — сказал сосед.
— Вряд ли он мне еще понадобится, — ответил Юра. Он едва кончил есть, когда перед ним возник давешний жилистый парень.
— Пошли, — сказал он, — с тобой поговорить хотят.
Брелер неторопливо отряхнул крошки с брюк, встал и пошел. Смотрящий камеры со своей свитой ждал его у окна. Несмотря на прохладу, тренировочная куртка на смотрящем была расстегнута, и Брелер увидел поверх майки две восьмиконечных звезды и верхушку выколотого на груди креста. По этим звездам и седой, с залысинами голове смотрящего Брелер и признал его. Это был Барсук, авторитетный бродяга, из старых воров. В ментовскую свою пору Брелер никогда с Барсуком не встречался, а вот на стрелке как-то пришлось перетирать вопрос. Брелер даже знал, за что Барсука взяли: его кололи на предмет участия в вооруженном налете на обменный пункт.
— Ну здравствуй, Юра, — сказал смотрящий.
— Здравствуй, Барсук.
— Что ж ты так, в дом заходишь, не здороваешься, к старым друзьям не идешь?
— Вы меня позвали — я пришел.
— Загордился ты, Юра, в своей Москве. Правда, что ты комбинат на миллиард кинул?
— Не правда, — сказал Брелер. — Миллионов на восемьсот. По нынешним ценам.
Смотрящий заулыбался, повернулся к свите.
— Вот, — сказал он, — ребятки, учитесь, как дела делать. А тут триста штук тебе шьют, и пятнадцать лет светит…
И тут же глаза его опять вонзились в Брелера.
— А что, — сказал он, — давно ты Ирокеза в последний раз видел?
— Давно, — ответил Брелер, — а вот венок он мне посылал. Похоронный. Месяца два назад.
Барсук осклабился, показывая желтые, изъеденные тюрьмой зубы.
— А на веночке этом ленточки от Моцарта не было?
— Моцарт с Ирокезом не ладят с тех пор, как Ирокез себе автосервис северный взял, — с усмешкой ответил Брелер.
— Образованный ты человек, Юра, — вздохнул смотрящий, — один только недостаток, что мент. Брелер промолчал.
— Что же тебя твой кореш Каляга сюда засадил? Или это промеж ментов такая дружба? Брелер молчал по-прежнему.
— Ну, что столбом стоишь? Язык проглотил? Не любят тебя менты, Брелер…
Усмехнулся, неожиданно кивнул на порезанную колбасу, лежащую на газете.
— Ладно, садись, потрапезничай с нами. Авось завтра малявка придет, что с тобой делать да как…
Брелер скосил глаза на колбасу. Прием был довольно старый. Колбаса лежала себе на газетке, никто из свиты к ней не притрагивался, очень возможно, что положил ее туда по приказу опущенный. Коснешься такой вещи — и все, сам зачушкаришься…
— Спасибо, я сытый, — сказал Брелер. Барсук неожиданно засмеялся, взял круг колбасы, жадно запихал его в рот.
— Опасливый ты человек, Юра. Кто с тобой шутки шутить станет? Ладно. Иди на место. Я тебя трогать не буду, как малява про тебя придет, так и поступим…
Когда Брелер подошел к своей шконке, она была занята: сбросив на пол узелок с его вещами, на одеяле лежал старый хозяин нар, кувалдообразный Репей.
— А ну слезай, — сказал Брелер.
— Ты, ментяра! Твое место у параши… Брелер молча схватил Репья правой рукой — за локоть, и левой — за ворот рубашки. На мгновение на него пахнуло кислым потом и табаком. Потом Репей описал дугу в воздухе и хряпнулся позвоночником о пол.
Все обитатели камеры повскакали с мест.
— Мочить мента! — заорал кто-то.
— Кто мент?!
— Вон, жидок!
Репей поднялся с пола. Взгляд его не выражал ничего хорошего. Брелер, не оглядываясь, шагнул назад. Теперь у него за спиной была шершавая кирпичная стена, от которой тянуло едким холодом, а перед ним уже крутилась толпа из полутора десятков раззявленных рож. Первым стоял Репей и по бокам его еще два каких-то лба.
Брелер не стал дожидаться, пока на него нападут. Он ударил первым. Репей схлопотал пяткой в межреберье, и в его грудной клетке что-то тяжело хрустнуло. Его сосед получил короткий и болезненный тычок в живот. Юрка развернулся, ставя по пути блок, и добавил в то же место локтем. Третий, легкий и ловкий урка по кличке Червонец, выхватил было заточку, но Юрка сшиб его на пол подсечкой, заточка бесполезно плеснула по рукаву, и тут же Юрка наклонился, чтобы выхватить оружие из рук извивающегося на полу Червонца. Это оказалось ошибкой. Червонец перекатился, полоснув Юрку по ноге, и в ту же секунду сзади на спину прыгнули и вцепились мертвой хваткой.
Через минуту Брелер лежал на полу, придавленный урками, но, как ни странно, живой. Затем вокруг наступила странная тишина, кто-то вздернул его за шиворот и поставил на колени, и, разлепив залитые кровью глаза, Брелер увидел перед собой широко расставленные ноги Барсука.
— Ты что же, мент, в хате беспредельничаешь? Или это твой дом?
Брелер поднял голову.
— Я е… л твою хату и твои понятия, — сказал Юрка.
Барсук неторопливо стал расстегивать свисающие мешком брюки.
— Держите его, — сказал смотрящий.
Два десятка рук вцепились в бывшего мента так, что тот не мог пошевельнуться.
В следующую секунду Юрка плюнул в глаза Барсуку.
Свое последнее оружие Брелер приберег на крайний случай. Как-то давно еще друзья показали ему фокус уголовников, которые умеют держать за щекой половинку безопасной бритвы. Лезвий у Брелера не было, но Калягин передавал ему в камеру хорошие сигареты — любимые юркины «Мальборо». Если поджечь фильтр от таких американских сигарет, и сделать все правильно, то пористая масса превратится в блестящую пластинку с острыми краями, которыми легко вскрыть себе вены. Или — использовать вместо бритвы.
Барсук коротко вскрикнул и схватился за глаз, из которого торчала белая матовая полоска. Перепуганные урки чуть ослабили хватку. Брелер скинул с себя сокамерников, вцепившихся в него, как пиявки, перекатился через спину и, вскочив, нанес первой же кинувшейся на него роже удар кулаком. Зубы полетели в одну сторону, рожа кувыркнулась в другую.
Ему удалось продержаться минут пять, но соперников было слишком много, и после того, как кто-то изловчился и воткнул Юрке заточку чуть повыше печени, все было очень скоро кончено. Брелер ослабел и повалился на пол. Его били долго и старательно, не намереваясь оставлять в живых, и наверное бы убили тут же, если бы вертухай не привел в тридцать восьмую камеру новенького.
Однако сделать уже было ничего нельзя. Тюремная больничка, благодаря хлопотам местного фонда реабилитации заключенных, содержавшегося на счет средств областного общака, была снаряжена если и хуже швейцарской клиники, то уж точно лучше областного госпиталя, но травмы были слишком значительны.
Брелер умер в реанимационном отделении, через два часа после четырехчасовой операции. Все это время глава промышленной полиции города Ахтарска Вовка Калягин сидел возле бывшего друга, не шевелясь и время от времени покусывая, по детской привычке, ногти.
