Честер Хаймз - Все застрелены. Крутая разборка. А доктор мертв
С улицы вошел Могильщик. Ему было достаточно одного взгляда. Долго не раздумывая, он открыл громадный рот и гаркнул во всю глотку:
— Равняйсь! Смирно!
Прежде чем его громогласная команда отразилась от стен, у него в руках оказался большой никелированный револьвер, точный двойник того, что держал Эд Гроб, и ясно видный всем оцепеневшим от его голоса. Эд Гроб расслабился. Мрачная улыбка заиграла на его искаженных шрамами губах.
— Рассчитайсь! — заревел он голосом, под стать глотке Могильщика.
И для того, чтобы их лучше поняли, они четыре раза выстрелили в недавно отделанный потолок.
Все оцепенели. Не было слышно даже шепота. Никто не отважился даже вздохнуть.
В свое время Эд Гроб убил человека за то, что тот испортил воздух. Могильщик прострелил оба глаза человеку, держащему заряженный автомат. В Гарлеме говорили, что эти два черных детектива могут убить мертвеца в гробу, если тот пошевелится.
В следующее мгновение в зал вбежали полицейские, которые были на улице. Прибывшая только что группа из отдела по расследованию убийств ворвалась, готовая к бою: впереди лейтенант и два детектива с поднятыми пистолетами, третий детектив держал автомат. За ними следовал лейтенант Андерсон, за ним по пятам — Хаггерти, а сзади их прикрывали два копа в униформе.
— Что такое? Что случилось? — хрипло заорал лейтенант из отдела по расследованию убийств.
— Ничего особенного, это всего лишь два ковбоя с ранчо Гарлем взяли в окружение шайку грабителей, — сострил Хаггерти.
— Боже правый! Будьте хоть немного поосторожнее, парни, — едва отдышавшись, сказал Андерсон. — Вдобавок ко всему, что случилось, вы чуть не заставили нас всех наложить в штаны.
— Мы всего лишь попытались привести в чувство этих людей, — сказал Могильщик.
Лейтенант из отдела по расследованию убийств поглядел на него широко открытыми от изумления глазами:
— Ты… ты имеешь в виду, что все, что вы хотели, — это попытаться взять у них свидетельские показания?
— Это действует, — сказал Могильщик.
— Это успокаивает, — сказал Эд Гроб. — Обратите-ка внимание, как стрельба подействовала на их нервы.
Все глаза повернулись к притихшим людям, столпившимся у заднего выхода.
— Ну, будь я проклят, — сказал лейтенант из отдела по расследованию убийств. — Теперь я, кажется, повидал все на свете.
— Ничего подобного, — сказал Хаггерти. — Вы еще ничего не видели.
— Фургон уже здесь. Мы собираемся отвезти всех этих людей в участок для дачи показаний, — сказал Андерсон.
— Дайте нам сначала минут пятнадцать пообщаться с ними, — попросил Могильщик.
После короткого молчания, которое последовало за этим предложением, бармен сказал:
— Не разрешайте им допрашивать нас, шеф. Я расскажу вам все, что случилось.
Все глаза обратились к нему. Это был упитанный, интеллигентного вида человек, лет тридцати пяти, которого можно было принять за баптистского проповедника из какой-нибудь конгрегации победнее.
Поняли, что я имел в виду, — сказал Хаггерти.
— Ну, полно, — поморщился Андерсон. — Твое остроумие нуждается в смазке.
5
— Все началось со Змеиных Бедер, — сказал бармен, полируя стакан, который он держал в руках.
— Змеиные Бедра? — недоверчиво сказал Могильщик. — Тот, что переодевается в женщину в «Даун-Бит-клубе», выше по этой улице.
— Танцор, — поправил бармен с непроницаемым лицом.
— Ну и какое он принимал во всем этом участие? — спросил Эд Гроб.
— Никакого. Он просто танцевал. Он танцевал снаружи, а мы смотрели на него и поэтому-то видели, как все это происходило.
— Без пальто или шляпы? Сам по себе? Он сам, по своей воле вышел отсюда и пошел на улицу танцевать в такую погоду без шляпы или пальто? — на лице Могильщика было написано недоверие.
— Он просто издевался, — объяснил бармен. Он посмотрел стакан на свет, поплевал на него и снова принялся полировать, — он завел себе новую любовь и подло бросил человека, который прежде был его любовником. Вы знаете, как ведут себя такие люди; когда они разъярятся на вас, они выходят на улицу и начинают затевать против вас скандал.
— Кто этот человек? — спросил Эд Гроб.
— Простите…
— Человек, который был его прежним любовником.
Бармен долго искал, на чем остановить свой взгляд, и наконец уставился на стакан, который полировал. Будь кожа посветлее, на лице можно было увидеть румянец смущения. Наконец он прошептал:
— Это был я, сэр.
Могильщик отмахнулся от него:
— Ладно, заканчивай со Змеиными Бедрами. Кто его нынешняя любовь?
— Я не уверен, сэр, вы знаете, как у этих людей бывают подобные вещи… — бармен задохнулся на мгновенье, но они дали ему овладеть собой. — Я хочу сказать, никто никогда не может точно знать. Он постоянно увивается вокруг личности, которую зовут Черная Красотка.
Они не спросили, является ли эта личность мужчиной, и он не стал уточнять.
— Но Черную Красотку постоянно видят в городе с человеком по имени Барон, а я точно знаю, что Барон встречается с белым — не знаю его имени.
— Ты когда-нибудь видел его, этого белого? — спросил Эд Гроб.
— Да, сэр.
Они поостереглись спрашивать его, где именно.
— Это один из тех троих — грабитель? — спросил Могильщик.
— О, нет, сэр. Он не из таких. Он из того же рода джентльменов, которых вы можете встретить на Бродвее, — поправил его бармен.
— Ну хорошо, хватит о Змеиных Бедрах, — сказал Могильщик, поскольку они убедились, что эта информация вряд ли им понадобится в расследовании. — Ты знаешь в лицо Каспера Холмса?
— Да, сэр. Он наш посетитель.
— Что?!
Бармен слегка пожал плечами, вытянув руки, в одной из которых он держал стакан, а в другой — полотенце.
— Он заходит иногда. Не регулярно. Просто здесь поблизости на втором этаже находится его офис, и он время от времени забегает к нам на минутку.
— Он проходил здесь перед тем, как все началось? — спросил Эд Гроб.
— Да, сэр. Он, должно быть, вышел из своего офиса. Но он не стал здесь останавливаться. Змеиные Бедра танцевал, и он обошел его сперва, словно бы не замечая — так, словно был занят своими мыслями.
— Он знаком со Змеиными Бедрами?
Бармен поднял глаза к потолку.
— Вполне возможно, сэр. Мистер Холмс бывает в различных местах.
— А мог ли танец Змеиных Бедер быть наводкой для грабителей?
— О, я уверен, что нет. Он всего лишь пытался проучить меня. У меня ведь, знаете ли, жена и шестеро детей.
— И ты еще находишь время для этих мальчиков?
— Ну, так случилось… Я не…
— Ладно, дай ему рассказывать дальше, — грубовато перебил Могильщик. — Итак, Каспер не видел его или, вернее, не узнал.
— Больше на то похоже. Он должен был видеть его. Но он торопливо шел вперед, глядя прямо перед собой, и нес чемоданчик из свиной кожи…
Оба детектива настороженно замерли.
— Портфель? — спросил Могильщик требовательным шепотом.
— Да, сэр. Кожаный чемоданчик с ручкой. Выглядел он новым. Мистер Каспер направлялся на Седьмую авеню и, как я предполагаю, собирался взять такси…
— Оставь при себе свои предположения. Рассказывай, как было. Предполагать будем мы сами.
— Он обычно оставляет свою машину перед конторой. Но на этот раз ее не было, и поэтому я предполагаю…
Могильщик взглядом остановил его.
— …Ну, во всяком случае, он как раз вышел из двери, когда черный «бьюик»-седан выехал на обочину.
— Там есть место для парковки?
— Да, сэр, и так случилось, что в это время оттуда отъезжали два автомобиля.
— Ты знаешь, чьи они?
— Автомобили? Нет, сэр. Думаю, водители вышли… или, вернее, пассажиры вышли из «Палм-кафе».
— Каспер заметил их?
— Он ничем этого не показал. Он продолжал идти. Затем два копа — или, вернее, люди, одетые в полицейскую униформу, — вышли из машины, а один остался сидеть за рулем. Моей первой мыслью было, что мистер Холмс перевозит ценности, и копы — его телохранители. Но мистер Холмс попытался обойти их — или, вернее, пройти между ними, потому что они шли на некотором расстоянии один от другого, и, когда он попытался миновать их…
— Где был белый?
— Справа от мистера Холмса, с той стороны, с которой мистер Холмс нес чемоданчик. Затем они схватили его за руки, каждый держал за одну руку. Мистер Холмс казался удивленным, а затем рассерженным.
— Ты не мог отсюда видеть его лицо.
— Нет, сэр. Но спина его выпрямилась, и он выглядел так, словно рассержен, и я знаю, что он что-то говорил им, потому что было видно, как движется повернутая ко мне часть его лица, освещенная светом от вывески. Казалось, что он кричит, но слышать его я, конечно, не мог.