Фридрих Незнанский - Бубновый валет
— Нет, Слава, — Лева, опрокинув очередную рюмочку коньяку, ловко подцеплял на вилку толстенький ломтик семги. — Отнюдь. Это не недостаток образования. Это избыток бедности.
— Не понял, друг. П-поясни.
— Или, если хочешь, неудовлетворенность элементарных потребностей. Думаешь, сложно? Все очень просто. Когда человек голоден, чего он хочет? Нажраться от пуза. Когда человека мучает сексуальный голод, чего он хочет? Пышную бабу и в койку. А вот когда человек сыт, обут, одет, сексуально удовлетворен и мухи его не кусают, он с удивлением обнаруживает, что, оказывается, он состоит не только из этих простейших желаний. Он все еще чего-то хочет, но сам не поймет чего. И тогда ему на помощь приходит искусство. Учтите, современное искусство, которое по-настоящему отражает ритм и психологию нашего века. Но для понимания искусства необходим тонкий вкус. А чтобы развивать тонкий вкус, необходимы время и деньги. Поэтому возможность наслаждаться современным искусством — это, если хотите, друзья, экономический критерий. Если в обществе сформировался слой потребителей современного искусства — это показатель определенного уровня достатка. Если Россия не сойдет со своего нынешнего пути, будет и она его потреблять, никуда не денется.
Волосы на голове Вячеслава Ивановича Грязнова в массе своей сменили рыжий цвет на седой, но лицо по-прежнему легко вспыхивало кирпичным румянцем, как у всех рыжеволосых. А покраснел он от алкоголя или от смущения — это неведомо.
— Любопытно, — подал голос молчавший до сих пор Турецкий. — Значит, гении авангарда могут рождаться только в богатых странах?
— Рождение гения, Саша, звездная случайность, — примирительно отозвался Лева. — А вот найдет ли себе гений применение — зависит от экономических условий. Ты можешь представить себе гениального физика или шахматиста, который родился в каменном веке? Пропадет, бесполезно растратит себя! Социальная неустроенность губит великих. Да, вот, кстати, пример: ваш — то есть наш — соотечественник Бруно Шерман…
— Шерман… Что-то знакомое, — Турецкий попытался добыть из недр памяти сведения, которыми регулярно его пичкала причастная миру искусств Ирина Генриховна.
— Художник. Один из отцов авангардной живописи. Участник объединения «Бубновый валет».
— Ага, ага, как же… — «Бубновый валет» вызывал в сознании Турецкого стойкие ассоциации с началом двадцатого века, революционными веяниями и тому подобным. Почему-то вспоминалась еще и татлинская башня, но Турецкий не нашел ей логического места.
Лева ни с того ни с сего тряхнул головой, будто просыпаясь, и воззрился на окружавших его людей так, словно только сейчас как следует их разглядел.
— Послушайте, друзья, у меня появилась одна блестящая идея… Вы ведь все тут, если не ошибаюсь, сыскари?
Присутствующие согласились с этим гордым определением.
— Как вы отнесетесь к тому, чтобы сейчас сюда явилась одна дама?
— Прекрасная? — уточнил Юра Гордеев.
— Во всех отношениях!
— Тогда разрешаем! Зови!
И через полминуты Лева уже развязно кричал в трубку (коньяк все-таки давал о себе знать):
— Ванда! Вандочка! Ты где? Бросай свою Красную площадь, лети сюда. Тут полно симпатичных мужчин: по возрасту разные, зато по духу все, как один, молодые! Не сердись, Ванда! Только не отключай телефон! Они нам могут помочь с Шерманом. Ну вот, успокоилась, другое дело. Как же с вами, прекрасным полом, нелегко! Слушай, как доехать: метро «Лубянская», площадь Воровского… В общем, рядом со зданием бывшего КГБ…
— Не пугайтесь, пани, — попытался внести свою лепту наклонившийся к трубке через весь стол Вячеслав Иванович Грязнов, — времена сейчас не кровожадные, и это учреждение называется ФСБ.
— Слава, не мешай! Ванда, записывай адрес…
В ожидании дамы мужчины налегли на выпивку, словно стремясь наверстать неизвестно когда упущенное. Посыпались соленые шуточки, которых не выдашь в женском обществе. Хорошо, что Костя Меркулов по служебным обстоятельствам не пришел! По степени деликатности он сам, как дама, при нем не пошутишь.
— Тук-тук! Ой, Семен Семенович, у вас гости… Можно, я из холодильника плавленый сыр возьму?
Всем померещилось, что Ванда прибыла раньше, чем рассчитывали. Только как же она проникла в квартиру через запертую дверь, без звонка? Но эта обворожительная особа, как отметил Лева, была намного моложе и свежее Ванды: Ванда выше ростом, с белокурыми волосами, уложенными в небрежную на вид, но дорогую прическу, с уверенным взглядом женщины, знающей себе цену и умеющей, если возникнет необходимость, дать отпор. Эта же была хрупкой брюнеточкой с глазами олененка, доверчивыми и испуганными одновременно. И надето на ней было что-то бежевое, с длинными махрами, зверушечье.
— Настенька! — обрадовался Семен Семенович. — Что же ты на пороге встала? Прошу к столу. На что тебе сдался плавленый сыр, когда у нас тут столько вкуснятины? Вот, позвольте представить, моя соседка Анастасия. Серьезная девушка, модельер. Из Барнаула. Обрати внимание, Денис, землячка твоя.
Не обратить внимания на Настю мог только слепой или импотент. Взгляды всех присутствующих мужчин обратились на ее покрытый свисающими полосами бежевой ткани лифчик… или искромсанную блузку… в общем, на что-то супермодное и откровенное. С таким неприступным видом, словно на ней был надет строгий деловой костюм, Настя села рядом с Денисом Грязновым. Денис почувствовал, как загораются его щеки, и рассердился на себя за эту унизительную для мужчины реакцию.
— Давно вы из Барнаула? — спросил он грубоватым голосом и прочистил горло.
— Полтора года, — ответила Настя, устремляя оленьи глаза на тарелку перед собой, которую ей тотчас же нагрузили ломтиками белой и красной рыбы и сырокопченой колбасы. Денис смотрел, как она аккуратно ест, чувствовал, как ее острый локоток случайно прикасается к его локтю, и чувствовал себя не грозным и неустрашимым начальником «Глории», а гиперсексуальным подростком. К счастью для его мужественной репутации, Настя вскоре ушла, сославшись на необходимость раннего подъема завтра.
— Отменная девочка! — причмокнул Слава, когда за Настей закрылась дверь кухни, и со значением подмигнул племяннику.
— Полегче, вы, бесстыдники! — приструнил мужское сообщество Семен Семенович. — Она мне как внучка. Если хотите знать, она…
Погребальный звонок оповестил собравшихся, что Ванда все-таки явилась, и подробности биографии Насти из Барнаула остались невыясненными.
Ванда, заполнив душную от винных паров и дыхания работников правосудия кухню запахом дорогих духов, сразу приступила к делу и с помощью Левы Ривкина обрисовала ситуацию, сложившуюся вокруг Бруно Шермана и его картин, прибавив только одну существенную деталь. По условиям функционирования комитета и фонда имени Бруно Шермана, того, кто в конце концов выяснит истинную судьбу художника, а также отыщет его последние произведения, ждет достойный денежный приз. Ни много ни мало — пятьсот тысяч долларов от щедрот заместителя госсекретаря США по обороне! Тем же, кто возьмется за эту титаническую работу и проведет полноценное следствие, определен гонорар в пятьдесят тысяч долларов. Не слабо, а?
— Ну как? — спросила пани Ванда. — По рукам?
Судя по восторженному голосу Левы, позвавшего ее на эту коммунальную кухню, она ожидала бурной положительной реакции. Реакция последовала вялая и не совсем та, на которую она рассчитывала.
— Надо подумать, — словно оправдываясь, промолвил Денис Грязнов. — Мы вообще-то охранное агентство, и сейчас у нас такая запарка…
Юрий Петрович Гордеев скучным голосом оповестил, что пятьдесят тысяч долларов, кто же спорит, очень хорошие деньги, но он адвокат и такими делами не занимается.
На щеках Турецкого заходили желваки, взгляд стал сосредоточенным и острым.
— Значит, так, пани Ванда, — сказал он. — Первое: вы переводите на счет агентства «Глория» двадцать пять тысяч долларов. Думаю, хватит на первое время на текущие расходы. Второе: материалы по Бруно Шерману. Все, что уже накопали.
— Замечательно, — улыбнулась Ванда Завадская. — Вот это говорит деловой человек. Деньги завтра же переведу. Думаю, вы не посрамите славы русского сыска.
— Саша, — вмешался Слава, который во время короткой, но проникновенной речи Турецкого безуспешно дергал друга за рукав, — давай-ка выйдем и побеседуем.
Участники застолья многозначительно посмотрели им вслед.
— Ты что себе думаешь? — накинулся Грязнов на Турецкого в прихожей. — А твое здоровье? А отпуск?
— Вот именно, Слава, отпуск! Целых тридцать дней в нашем распоряжении! Поди плохо — заработать за месяц пятьдесят тысяч долларов? А может, и пятьсот, как знать?
— А твои сны?
