Михаил Нестеров - Убить генерала
— Я на минутку забежала, только поздравить. Подарок за мной. Витя, проводи меня. — И чуть громче: — Всем спасибо! (А прозвучало: «Все свободны!») Было приятно пообщаться.
Пора придержаться выбранного раз и навсегда курса: начинать с того, что все забывать, что делала раньше, игнорировать все, что уже существует.
— Не обиделся? — спросила она у Виктора, спускаясь по лестнице.
— Да нет, все нормально.
— Позвони мне, если будет желание. — Девушка вынула из сумочки визитную карточку. На асфальт упала другая — сероватая и строгая. Близнец поднял ее и пробежал глазами: Москва, Старая пл., 4. Тел. (095) 2068911. Корсаков Дмитрий Николаевич. Мысленно присвистнул: Кремлевский адресок-то.
— Знакомый? — спросил он, возвращая визитку Корсакова. — Из администрации?
— Полковник из Кремлевского полка, — нехотя пояснила девушка. — Вообще-то им визитки не положены — это кич, но Корсаков отвечает за связи с прессой, размещает гостей в резиденциях. Если гости — иностранцы, то отвечает на вопросы аккредитованных с ними журналистов. Тот еще черт, охранника мне порекомендовал, ждет, когда я на спину перевернусь. — Она постучала ногтем по своей визитке: — Разберешься, что к чему: здесь и домашний и рабочий телефоны. Будешь звонить на рабочий, назови меня по имени-отчеству, иначе секретарша трубку положит. Видишь какой номер, — не без гордости заявила Мария, — 555-01-23. Кучу бабок за него выложила.
— Своя фирма?
— Да. И своя торговая марка: M&D. Слышал? «Зачем я спросила? Если и слышал, то нечто созвучное: „эмэндемс“. Тают во рту, но не в руках».
— Дальше не провожай, у меня за углом машина. Удачи тебе, Витька-дембель.
Девушка протянула ему руку.
Близнец нежно пожал ее и сказал:
— Ты красивая.
Андеграунд...
Нужно долго смотреть на него, но не для того, чтобы разглядеть, запомнить, а дать посмотреть и запомнить себя, каждую черту. Чтобы он долго вспоминал взлет и падение ее ресниц, улыбку, идеальную белизну зубов, нежную смуглую кожу, легкое дыхание.
— Ладно, проводи меня, красивую, до машины. Возьми меня под руку, а то я шпильки сломаю на ваших колдобинах.
Витька сделал больше — обнял девушку за талию и, прижимая к себе, перенес через лужицу. Потом отпустил. «Грубовато, но не дико», — констатировала слегка обалдевшая Мария. И вообще эта выходка Виктора ей понравилась. Отчего-то сравнила его с мустангером Джеральдом из «Всадника без головы».
— Я вижу, ты парень не робкий.
— Чего это мне робеть? Но для тебя могу покраснеть. Пылающие уши — это мой коронный номер. Когда спички кончаются, все ко мне идут.
Мария рассмеялась.
— Ты где служил-то?
— В спецназе.
— Круто... Десантник, значит.
— Да нет, я в антитеррористическом взводе службу проходил.
— Террористов видел, да? Если не хочешь, не отвечай. Извини, машина двухместная, а то бы прокатила тебя с ветерком. — Она заняла место в машине и положила локоть на опущенное стекло. — Олег в ванной был, когда ты позвонил.
— Не извиняйся за него.
— Ну ты и сказанул! Я за себя-то никогда не извиняюсь. Ладно, поеду на работу, у меня через неделю показ коллекции одежды в ГУМе, надо готовиться.
— Что шьешь?
— Да всякую фигню для политических королей и их сосок. Ты на это даже не посмотришь.
С ветерком...
Ветер свистел в ушах, когда «Субару» мчался обратно к центру.
В фирменном отделе «Версаче», расположенном в ГУМе, Мария присмотрела стильные, зеленоватого цвета джинсы за сто пятьдесят долларов. Вручила упакованный подарок водителю:
— Отвези. Адрес помнишь? Смотри, не умотай в Подольск.
— А если он не возьмет? — проявил проницательность Цыганок.
— Возьмет, — уверенно ответила Мария.
Она проводила телохранителя взглядом и отправилась в демонстрационный зал, отведенный для показа ее коллекции. Престижное место. Именно там состоится презентация экипировки олимпийской сборной России фирмы Bosco Sport. Многие консультанты и менеджеры узнавали ее, и она отвечала на их приветственные кивки легкой улыбкой. Неожиданно подумала о том, что ночью позвонит Витьке: «Привет, Витька-дембель! Не спишь?» — «Нет, о тебе думаю». Но прежде наберет номер Лосева, чтобы спросить другой — «Витьки-мустангера». Настроение снова покатилось под горку. С ветерком.
* * *Компания расступилась, давая дорогу парню лет тридцати. Крапивин тоже посторонился, отступив к двери, но инструктор остановился напротив него:
— Привет, Виктор!
Вначале он узнал его по голосу:
— Товарищ капитан...
— Просто Андрей, — улыбнулся инструктор. — Ничего, что я без приглашения?
— Да нет, все нормально...
Близнец не мог сказать себе, что его обрадовала встреча с бывшим инструктором. Он еще не остыл от армейских друзей, прощание с которыми не вылилось в клятвенные обещания обязательно встретиться. Просто для него закончился очередной жизненный этап, закончилась работа, а не служба как таковая. Потому в прощании с боевыми друзьями не было место праздности. И вообще о чем говорить при встрече? Об Ингушетии или ее соседке Чечне, что в общем почти одно и то же? Даже вспоминать об этом не хочется. Все, дверца в ту топку закрылась раз и навсегда, наглухо, теперь пора малевать мирный заслон, который отгородит даже от воспоминаний.
Одна неожиданная встреча его порадовала, оставила в груди чуть щемящее чувство: он видел Марию в первый и последний раз. Визитка и предложение позвонить — не больше чем любезность, отходная. А вот глядя на инструктора, Близнец ощутил в груди тревогу. Через капитанские руки прошли сотни курсантов, и невозможно представить, что он вот так запросто навещал каждого. Но почему не удивило письмо от Проскурина, где в самом конце он указал свой домашний номер телефона? Это раз. И почему сам Крапивин ответил ему в той же письменной форме? Хотя мог бы не отвечать, а просто позвонить: письмо капитан Проскурин получил дней пять или шесть назад, не раньше.
Снайпер уделяет большую часть времени наблюдению. Это стало второй натурой Крапивина. Он не представлял, что в сравнительно короткий срок можно переделать, сломать уже состоявшегося, получившего родительское воспитание человека. И отчего-то не было желания представить гостя «по полной программе». Вдвоем с напарником они больше суток удерживали банду боевиков, рвущуюся в Чечню из сопредельной Грузии. В одном бою Андрей Проскурин положил одиннадцать «духов». И его взвод «понес минимальные потери». Потом пришло подкрепление, налетели «МиГи», «рассеяли» банду, и по следам боевиков вышла егерская рота спецназа. Прошло два месяца, и тогда еще лейтенанта Проскурина пригласили в Кремль, где Верховный главнокомандующий лично вручил ему орден.
Странная мысль родилась у Виктора. Он подумал: может, капитан специально ходит по гостям и дожидается того момента представления «по полной»?..
Полчаса за праздничным столом пролетели незаметно. Хозяин и незваный гость вышли покурить. Вдвоем. Крапивин жестом оставил приятелей на месте.
— У тебя ко мне дело? — в лоб спросил Виктор.
— И да и нет. У тебя есть награды?
— "За личное мужество".
— Ты дорожишь своим орденом?
— Я... — Витька проглотил ком, — я дорожу своим орденом.
— Тогда у меня к тебе два вопроса. Первый: что ты думаешь об этом? — Андрей Проскурин вынул из кармана фотографию и протянул собеседнику. — Второй: не кажется ли тебе, что место твоему ордену здесь же?
Глаза у Близнеца полезли на лоб, едва он взглянул на фотографию. А инструктор уже миновал один лестничный пролет.
— Если хочешь поговорить на эту тему, позвони мне, — прозвучал его голос, размноженный эхом.
— Стой! Подожди, Андрей! Чей это орден?
— Не мой, — прозвучал ответ.
И тут же хлопнула подъездная дверь.
* * *Близнец ворочался на постели, как медведь в берлоге. Сон не шел. Большеухая Светка мирно посапывала рядом и чему-то улыбалась во сне.
Крапивин встал, прошел на кухню, достал из холодильника бутылку пива. Не зажигая света, открыл ящик и нащупал открывашку. Хорошее пиво, холодной фильтрации, приятно пощипывает нёбо, освежает, слегка дурманит голову. Включил телевизор, стоящий на холодильнике, отключил звук. Хотя мог разбудить только Светку. Родители, словно это была свадьба, оставили «новобрачных» в квартире одних и ушли ночевать к родственникам. Неудобно, конечно, перед родителями. «Что я, зверь, что ли, изголодавшийся? — недоумевал Витька. — Рекрут, блин, отмотавший „четвертак“? Ладно, это их проблема, а не моя».
Тройной праздник вылился в четверной. В пятерной — образ Маши долго не выходил из головы. Таких красивых женщин — именно женщин, а не девушек, он видел только по телевизору и в иллюстрированных журналах. Она была упакована от и до: уверенностью, опытом, манерами, свойственными, наверное, только ей, неповторимым запахом. Одежда не в счет — тряпки они и есть тряпки. Она походила на мечту, по-юношески рассуждал Витька. Мечту, которую отогнал прочь визит инструктора, да еще фотография, которую он вручил.
