Михаил Нестеров - Бешеная стая
В общем и целом, мы отработали чисто и тихо, просто, без «спецэффектов», и на «буханке» же вернулись на базу. Утром следующего дня мы покинули эту некогда автономную, сожительствующую с Чечней республику – наша командировка закончилась. Поздно вечером, когда я, валясь с ног от усталости, добрался до дома, по ящику увидел новость, принесшую мне полное удовлетворение: возле своего дома неизвестными был убит начальник местной милиции полковник Магомедов. К его смерти наш Следственный комитет никакого отношения не имел. Но его смерть была вопросом времени: полковник, из высокого дома которого был виден Кремль, нажил врагов и среди «наших», и среди «ихних». Назавтра мы с Виталиком встретились в пивной, нажрались и поругались. Я набил ему морду. Через час мы снова стали друзьями – водой не разольешь. А буквально через месяц наш Следственный комитет прекратил свое существование, и его осколки упали в милиции, в таксомоторном парке, в офисе детективного агентства… И мы стали встречаться все реже и реже.
Генерал-полковник Приказчиков поднял со дна моей памяти воспоминания, и я даже должен быть благодарен ему за это. Я не представлял, что могу снова так остро пережить дела давно минувших дней.
А теперь мне предстояло ответить генералу взаимностью – пробить его по своим каналам и нащупать его слабое место. Но прежде – вернуться действительно к началу нашей беседы.
– Вы говорили о дневнике вашего сына. Где я могу посмотреть видеоматериал? Как я понимаю, это можно сделать, не покидая этих стен.
– Ты правильно понимаешь, – подтвердил он.
Генерал встал, подошел к двери, открыл ее и позвал своего боксера. Тот вошел в гостиную и встал, не сводя с меня глаз. Хозяин небрежно боднул в мою сторону:
– Если он вильнет хвостом – убей его.
– Так не пойдет, – запротестовал я, помогая себе жестами. – Вилять хвостом можно по-разному. Он радости, например. Скажите ему, чтобы он убил меня только в случае измены.
– Убьешь его, если он снова начнет валять дурака. Ступай, – отпустил боксера генерал и вернулся за стол. Побарабанив по нему пальцами, он продолжил: – Просмотр дневника займет какое-то время. Не переживай: человек, которого ты называешь боксером, присмотрит за твоими комнатными цветами. Сам-то ты забываешь их поливать.
– Как зовут вашего унтера?
– Олегом. Олег Прохоров.
Генерал лично проводил меня в мою комнату, где для меня главной вещью стала старомодная японская видеодвойка JVC с диагональю 37 сантиметров.
– Глаза сломаешь, – заметил я генералу. – У вас нет плазменной панели?
– Скажешь мне, когда будешь готов, – оборвал он меня, – я принесу тебе первую кассету.
– А всего их – четыре, пять? – попробовал угадать я.
– Семь.
Я присвистнул, искусно выражая удивление.
– Здесь на столе все, что тебе может понадобиться: бумага и ручка для заметок…
– Негусто.
– Захочешь есть – спустись в столовую, – продолжал Приказчиков. – Чувствуй себя как дома. – И продолжил: – Твое имя, номер твоей машины я передам на КПП поселка и установлю для тебя безвизовый режим.
Усмехнувшись над собственной шуткой, он ушел, оставив меня один на один со своими мыслями и настроением. Мне не терпелось приступить к работе, однако я тянул время, предчувствуя лавину переживаний. Мне еще никогда не доводилось смотреть откровения грабителя, насильника и убийцы. Откровения – вот что заранее подкатило ком к горлу. А каково было самому генералу, ведь о преступлениях в деталях он услышал от собственного сына. В деталях – об этом говорили видеотома, целая коллекция сообщений, приоткрывающих тайну «Бешеных псов».
Слово «пора» я сказал себе по истечении часа, когда ознакомился с частью дома на первом этаже. Столовая поражала не величиной, но чистотой; и я прикинул, что без домработницы здесь не обошлось и убирается она минимум три раза в неделю, а может быть, приходит каждый день. Внутри двухметрового и двухдверного холодильника я нашел свежие продукты; у меня сложилось впечатление, что я выбираю товары в продуктовом отделе супермаркета. Посыпав сосиски тертым сыром, я разогрел их в микроволновке со встроенным грилем. Наскоро поужинав и прихватив с собой упаковку томатного сока, я постучал в кабинет генерала.
– Разрешите?
Последовавший ответ огорошил меня:
– Нет!
Он не позволил мне перешагнуть порог кабинета – как будто увидел торчащий из моего кармана уголок рецепта из лепрозория. Погремев ключами в углу помещения, Николай Ильич вынул из сейфа кассету и передал ее мне. И захлопнул дверь у меня перед носом. Это оказалось так неожиданно, что я оглянулся. Я бы не удивился, увидев себя на улице.
Ладно. Я вернулся в комнату, вставил кассету в деку магнитофона. Устроившись в кресле, пультом включил воспроизведение.
Я представил себе первые кадры видеодневника – и не ошибся, поскольку ситуация казалась мне стандартной. Я увидел крупное, во весь экран, расфокусированное от близости с видеокамерой лицо. Два-три мгновения, и оно стало удаляться – вплоть до точки, в которой получило наилучшую резкость. И точкой этой оказалось кресло, в котором я устроился, как в кинотеатре, для просмотра. Вот дерьмо, выругался я. Такое чувство, что примерил гроб покойника. Я оглянулся и разглядел на двери обложки от сиди-дисков: от традиционного американского рок-н-ролла (Финис Тасби, «Блюз Трэвелер») до тяжелого европейского рока («Расмус», «Раммштайн»). Снова повернулся к телевизору: изображение показало, что Родион сидел точно перед этой дверью; я был уверен, что это кресло не двигали с места со времени последней съемки. Я даже перегнулся через подлокотник и посмотрел на пол. Конечно, я ошибался: паркет вокруг кресла был покрыт характерными бороздами; кресло двигали часто, на дальние и близкие расстояния.
Черт меня возьми: я смотрел на экран видеодвойки, которая во время съемок превращалась в видеотройку, дополняясь видеокамерой. Сын генерала использовал видеокамеру стандарта видеохоум-систем, и в этом плане одной ногой он стоял в цифровом веке, а другой – в аналоговом. Уже прозвучали его первые слова, и я, занятый натуральной мышиной возней, не разобрал их. И вместо того, чтобы воспользоваться пультом, который я держал в левой руке, я встал с кресла и невольно повторил покойника: потянулся рукой к блоку управления, и мое лицо оказалось чуть выше телевизора, на том уровне, где во время записи стояла видеокамера. Перемотав пленку на начало, я включил воспроизведение. Глядя на экран телевизора, отступил к креслу. Синхронно со мной к этому же креслу отступил «бешеный пес». Я не рассчитывал на психологическое воздействие, вызвавшее у меня приступ тошноты: покойник, повторявший мои действия и следящий за мной из глубины телевизора…
Я вытянул руку и тотчас сжал подрагивающие пальцы в кулак. В голове прозвучали призывы генерала: «Выпьешь что-нибудь?», «Хотите выпить?», «Выпьешь?», и в этот раз я решил принять все предложения генерала и надраться в дым. Я остановил воспроизведение, нажав «паузу» на пульте, а другой рукой пригрозив «бешеному псу»: больше я к ящику не наклонюсь. Перешагнув порог комнаты, я оглянулся. На экране телевизора застыло изображение парня с полуоткрытым ртом и полузакрытыми глазами. На меня смотрел больной человек; но если промотать пленку вперед на несколько кадров, то на меня вновь взглянет здоровый человек: он успеет моргнуть и завершить слово.
Через десять минут я снова постучал в дверь генеральского кабинета.
– Что на этот раз?
– Где тут у вас водка? В холодильнике на кухне только сок и минералка. Вы что, спиртное от своего боксера прячете?
– Хочешь выпить?
Я рассмеялся.
Прошло еще пять минут, и мы, выпив по стопке, смотрели друг на друга потеплевшими взглядами.
– Вообще-то я на работе не пью, – объяснил я, наливая по второй. – Но сегодня у меня выходной, и я решил провести дома его. – Я снова окинул взором почти что свою гостиную. Чтобы сделать сказку былью, мне оставалась самая малость: сделать то, чего до меня не смогло сделать Министерство внутренних дел в полном составе. Мне предстояло выслушать покойника и найти людей, которые отправили на тот свет его самого и его мать. Короче говоря, пойти туда, не знаю куда, найти то, не знаю чего. Но банда – это прежде всего организация, поэтому редко когда правоохранительные органы берут верный след после первого ограбления. Та же легендарная «Черная кошка» грабила и убивала на протяжении трех лет. «Бешеные псы» совершили семь или восемь дерзких ограблений.
Я первый раз пил с генералом. И первый раз видел пьяного генерала – с покрасневшими, слезившимися по-стариковски глазами. Я мог бы его пожалеть, но сам был пьян в стельку. И я сказал ему то, что вертелось у меня на языке:
– Завтра я вам посочувствую, Николай Ильич.
– Завтра будет другое настроение, – сказал он мне, и я согласился с ним:
