Александр Тамоников - Тени прошлого
Козырев подошел к Баганяну:
– Что произошло между вами?
– А вы не слышали?
– С чего все началось?
– А с того, что Абид нюхнул дурь и слетел с катушек. Когда резня в Сумгаите была, его родственника кто-то ножом пырнул. Свалили на нас, армян, а потом погромы пошли. Наших резали, как баранов. Но это было еще зимой. И мы-то никогда не враждовали в роте. Что нашло на Губаханова, не знаю. Но это не он, товарищ лейтенант, а дурь.
– Откуда она взялась?
Баганян пожал плечами:
– Не знаю!
– А кто притащил в роту самогон из парка, тоже не знаешь?
– Какой самогон? – изобразил удивление сержант.
– Обычный, крепкий, перегнанный через дистиллятор.
– Не знаю!
– Ну, конечно, никто ничего не знает, никто ничего не видел. В строй всем!
Солдаты проследовали на площадку перед палатками. Ремонтная рота уже отбилась.
Возле дежурного стоял, помахивая тросточкой, майор Иванов. Вот только его тут и не хватало.
Дежурный построил роту, подал команду «смирно».
– Вольно! Лейтенант Козырев, ко мне! – приказал Иванов.
Тот подошел к пропагандисту полка.
– Товарищ майор, лейтенант…
Иванов махнул тростью.
– Вижу, что лейтенант Козырев. Объясни-ка мне, почему у вас в роте вечерняя поверка начинается… – Он взглянул на часы. – В двадцать два двадцать? Растолкуй, в честь какого праздника половина роты пьяна?
Козырев очень хотел задать встречный вопрос. Мол, а какого черта, собственно, вы, товарищ майор, делаете здесь? Но не решился, все же перед ним стоял старший офицер. Не важно, что совершенно никому не нужный.
– Построение затянулось по объективным причинам, суть которых я доложу своему непосредственному начальнику. Где вы видите половину роты пьяных? – довольно резко проговорил Козырев.
Иванов указал тростью на Шанина.
– Солдат, ко мне!
Рядовой подошел.
– Вы, лейтенант, хотите сказать, что этот боец трезв?
– Никак нет. Разберемся, накажем.
Пропагандист глянул на рядового Быстрова.
– Ко мне!
Солдат вышел из строя. Он находился в том же состоянии, что и Шанин.
– Этот тоже трезв?
– Никак нет. Но это все.
Иванов изобразил удивление.
– Вам этого мало? Прикажете проверить всю роту? Впрочем, что мне разговаривать с человеком, который еще три месяца назад наверняка сам бегал по самоволкам и пил водку. Где командир роты?
– Я не бегал в самоволку и не пил.
Пропагандист повысил голос:
– Я спросил, где командир роты?
– А вы не догадываетесь?
Иванов внимательно посмотрел на Козырева:
– Борзеть изволите, лейтенант? Отвечайте на вопрос!
– В модуле. Где ему еще быть?
– Прекрасно, вызывайте его!
– Разрешите напомнить, что старший лейтенант Бутаев, как и я, вам не подчинен. А посему вызывать его не вижу оснований. Ответственный по роте я, с меня и спрашивайте!
– Вот, значит, как? Майор вам никто? Хорошо. Вы убедитесь в том, насколько глупо и бестолково себя ведете. Дежурный по роте!
Из-за строя вышел сержант Ревенко, представился.
Иванов приказал:
– Отправить посыльного за старшим лейтенантом Бутаевым! Передать, что его по поручению заместителя командира полка по политической части вызывает майор Иванов. Быстро, сержант!
Ревенко взглянул на Козырева, тот отвернулся.
Если этот политрук уперся, то его уже не сдвинешь.
Посыльный побежал за Бутаевым.
Старший лейтенант явился через считаные минуты.
– Что здесь за шоу? – спросил он у Козырева, не обращая внимания на Иванова.
– Товарищ старший лейтенант, вас вызвал я, – напомнил тот о себе.
– Да? И что вам надо, товарищ майор?
Иванов объяснил. Спокойным тоном, способным вывести из себя любого. А Бутаев был пьян.
– Слушай, пропагандист, – проговорил ротный. – А не пошел бы ты… мимо? Что за натура? Суешь свой нос туда, куда собака хрен не пихает.
Пропагандист побагровел:
– Как вы смеете так вести себя? Я старше вас по званию.
– Мне еще раз послать тебя? При личном составе?
– Ты у меня завтра!..
– Пошел вон, шлюха политическая!
– Что?
– Вон, я сказал! Или приказать бойцам выкинуть тебя на плац? Это они сделают с преогромным удовольствием.
Рота загудела как улей.
– Ты… вы оба завтра после развода узнаете!.. Под суд пойдете!
– Проваливай!
Майор развернулся, споткнулся и едва не упал, что вызвало смех солдат. Потом он быстро направился к штабу полка.
Бутаев повернулся к Козыреву.
– Хрен с ним. Тут-то что произошло? С чего Иванов придрался?
Заместитель доложил ротному о межнациональном конфликте, употреблении наркотиков Губахановым и двух пьяных солдатах. Это как минимум. Остальных не было времени проверить.
– Замечательно, – проговорил Бутаев. – Попали по полной. Иванов видел конфликт Губаханова и Баганяна?
– Нет. Там я успел навести порядок до появления пропагандиста, а вот Шанина и Быстрова он засек. А с чего Иванов к нам заявился? Стуканул кто?
– В роте стукачей нет. А Иванов сегодня ответственный по полку. Его вместо себя замполит выставил.
– Так, значит, он сейчас обо всем доложит майору Боровику?
– Не получится. Полкан с замами день рождения начальника штаба отмечают. Утром доложит. Но тогда доказать что-либо будет уже невозможно. Губаханов часа через три в себя придет, наши алкаши до подъема проспятся. Ничего особенного Иванов не видел.
– А разве майору надо что-то доказывать?
– Если доводить дело до расследования, то придется. Но кто позволит ему поднять шум? Он, Миша, никому не нужен. Но и донос Иванова начальство не проигнорирует. Замполит тебя обязательно прессанет. Да и меня тоже.
– Без сомнения. За одно выражение «шлюха политическая».
– Это Иванову послышалось. Прессанут нас, Миша, но так, для проформы. В худшем случае отделаемся выговорами. Ни тебе, ни мне в ближайшее время очередных званий не получать, а за год взыскания снимут. Но вот с ротой придется заняться по-взрослому.
– Надо!
Бутаев вызвал из строя всех сержантов, командиров отделений и дедов, прослуживших больше полутора лет.
– Слушать сюда! – заявил он. – Первое. В роте должен быть порядок. Второе. Если вы не наведете его законными методами, а не мордобоем и не дедовщиной, то я вам устрою такую жизнь по уставу, что взвоете. На дембель отправлю в рванье, без чемоданов, которые при вас сожгу. Кому-то, помнится, надо ходатайство в гражданские вузы? Получите такие, что и дворником никого не возьмут, несмотря на высокое звание воина-интернационалиста. О наградах я вообще молчу. Отсюда вопрос. Сами наведете порядок или мне принять жесткие меры?
– Да сами, товарищ старший лейтенант, – за всех ответил командир отделения, исполнявший в отсутствие старшины роты его обязанности.
– Контроль на лейтенанте Козыреве. Если он хоть словом обмолвится о том, что в роте что-то не так, кранты. Для вас начнется кошмар. Вопросы?
– Никак нет!
– До подъема Шанина, Быстрова и тех, кто бухал вместе с ними или ремонтниками, привести в надлежащий вид. Чтобы ни мути в глазах, ни перегара. Губаханова не трогать. С ним лично разберусь. Сержант Санин, провести поверку!
Пока сержант называл звания и фамилии личного состава, ротный отвел заместителя в сторону и сказал:
– Не дрейфь, Миша, прорвемся. Я с подъема проведу кросс, а на разводе посмотрим, что будет. Кстати, твоя кружка ждет тебя.
– Может, не надо? Перегар останется.
– Мускатный виноград пожуешь после завтрака, ничего не будет. Прорвемся. А расслабиться тебе надо.
– Нет, командир, извини, не буду.
– Пьянка дело добровольное, не будешь, не надо. А ты самбо в училище занимался?
– Да. Но, вообще-то, детский дом – неплохая школа выживания. Там слабину дашь, опустят ниже плинтуса. Хуже, чем в зоне-малолетке. Так что драться научился еще в детстве. А самбо да, в училище. Первый разряд.
– Молодчик!
Санин доложил о результатах поверки.
Ротный объявил отбой.
Солдаты ринулись в палатки и там затихли.
Офицеры прошли в модуль, каждый в свой отсек. Воскресенье закончилось. Наступали суровые армейские будни.
В понедельник на построении Бутаев и Козырев ожидали, что их вызовет если не командир полка, то уж замполит точно, но ничего подобного не произошло. Все прошло как всегда. Речь командира, заместителей, прохождение маршем, затем развод по местам занятий и работ.
Козырев привел роту к палаткам, отдал приказ на переодевание в рабочую форму, потом отозвал в сторону Бутаева и спросил:
– Ты что-нибудь понимаешь?
– Думаю, еще все впереди. Хотя Иванов мог и промолчать.
– После того как ты открыто послал его?
– Именно поэтому. С его стороны грамотней было бы не придавать подобный инцидент огласке. Это не в правилах пропагандиста, но иногда и он включает мозги. Если бы хотел поднять вопрос, то мы с тобой уже сидели бы в кабинете замполита и писали бы объяснительные.
– Но это может произойти и позже.
