Это моя земля! - Громов Борис
Вернувшись к больнице, встали в полусотне метров от подвала, прижавшись кормой УАЗа к плитам бетонного больничного забора так, чтобы черный провал двери был в секторе обстрела вставленного в амбразуру на лобовом стекле «Печенега». Конечно, Солоха из КПВТ на Калужской выступил мощно. Но установить не то что «Владимирова танковый», а хотя бы тот же «Утес» или «Корд» на нашем «Хантере» – далеко не как два пальца об асфальт… Переделывать машину нужно будет весьма основательно. Опять же – нету у нас пока ни «Корда», ни «Утеса». Так что придется обходиться наличными силами и средствами. Думаю, на пятидесяти метрах при коробе-«сотке», в ленте которого через один снаряжены бронебойные и трассирующие… Словом, Тимур из своего пулемета не то что какого-то дохлого бабуина-переростка – слона пополам распилит. Ну, по крайней мере, мы все на это очень надеемся. А иначе – какие-то уж больно яркие, но не сильно приятные картинки в памяти возникают: микроавтобус, вскрытый когтями морфов, будто консервная банка, и чуть не пополам разорванный шлем, который, по идее, девятимиллиметровую пулю ПМ или АПС держать должен… У нашего УАЗа класс бронезащиты, конечно, повыше, но и проверять максимальные способности морфов на своей шкуре почему-то совершенно не хочется.
Ближе к рассвету, когда все уже основательно озябли в машине с заглушенным двигателем и, понятное дело, не работающей печкой, Гумаров потянулся, хрустнул затекшей шеей и поинтересовался:
– Может, пожрем чего? А то как-то голодно…
– А до кустов тебя потом по темноте всем Отрядом провожать? – ехидно хмыкнул с заднего сиденья Солоха. – Ну чтобы никто тебя, маленького, не обидел и за задницу не покусал. Или ты прямо в машине гадить надумал?
Тимур, осознавший, что придется урчать пустым животом дальше, грустно вздохнул:
– А на кой ты тогда жеванины на целый взвод набрал, изверг?
– А чего такого? – притворно изумился Андрей. – Дают – бери, бьют – беги. Вот понадобится – а у нас есть. Ты это… учись, салага. Или думаешь, что всю жизнь я на тебя завхозом работать буду?
Наш татарин хотел было что-то ответить, но я, буквально на самой грани слышимости что-то уловив, громко шикнул, заставив всех сидящих в машине не просто замолчать и замереть, но еще и дыхание на всякий случай затаить, прислушиваясь.
Не померещилось. Сначала что-то зашкрябало по асфальту за забором, а потом… Потом пустым железным ящиком, на который уронили сверху что-то тяжелое, загудел наш УАЗик, закачавшись на рессорах. И как только крыша не промялась? Такая-то туша, да прыжком, со всего размаху! Морф на крыше машины долго не задержался и легко и красиво, можно даже сказать – грациозно (это при такой-то массе!) спрыгнул на грязный потрескавшийся асфальт и замер, слегка поводя головой из стороны в сторону. Ни дать ни взять – прислушивается и принюхивается. А тут мы рядом… Так, и чего это Гумаров у пулемета приспал?!
– Огонь! – пихаю я Тимура в плечо и врубаю дальний свет, благо на УАЗе это можно сделать и не включая зажигание. Фары у нас хорошие, мощные. Морф, похоже, на какое-то мгновение «потерялся», ослепленный лучами ярких галогеновых ламп. И этого момента Тимуру хватило с лихвой. Я только и успел, что отвернуться к двери и лицо руками прикрыть. Когда показавшаяся бесконечной очередь наконец затихла, в ушах у меня стоял такой перезвон, что казалось, будто все еще скачущие по салону гильзы делают это совершенно бесшумно. Глаза слезились от заполнившего машину облака пороховых газов, в горле стоял липкий сладковатый ком…
– Твою ж душу… – с трудом выдохнул я, сам не зная, услышит ли меня хоть кто-то. – Надо к этому шайтан-агрегату хоть мешок какой-то под гильзы прицепить, что ли…
– А?! – Тимур повернулся ко мне лицом, и я понял, что он чувствует себя ничуть не лучше: такие же ошалевшие глаза на закопченной роже.
– Забей! – гаркнул я и отмахнулся. – Не важно!
По-моему, Тимур меня не столько услышал, сколько по губам прочитал или догадался, но улыбнулся в ответ и согласно закивал: мол, понял.
– Какая сволочь стреляла?! – призовым жеребцом заржал позади меня Солоха, пародируя кого-то из персонажей «Особенностей национальной охоты».
И только Буров, как всегда спокойный и невозмутимый, обвел нас укоризненным взглядом:
– Машину проветрить нужно срочно, балбесы!
Морф бесформенной кучей мертвого (причем уже дважды мертвого) мяса лежит посреди двора. Над его основательно разлохмаченной тушей поднимается слабый, но отлично различимый в свете фар дымок – в теле продолжают тлеть трассеры. До спасительной двери в свое логово он не дотянул метров, наверное, двадцать. Справились!
– Нет, – закашлялся Тимур, – кто куда, а я – наружу. Дышать тут реально нечем.
Что такое? Какое-то недоброе предчувствие, та самая интуиция, которой стараются доверять все, кто хоть немного повоевал и остался при этом жив. Будто скрутило меня всего разом на какое-то неуловимое мгновение.
Едва Гумаров выпрыгнул из машины наружу, как я, с предупреждающим окриком, рванул за ним следом. Потому что в мозгу моем, будто раскаленная игла, застряла одна-единственная мысль:
«Очень часто они…»
Не успел… Из-за забора взвилась вверх, будто освободившаяся от гнета пружина, здоровенная, быстрая и явно чертовски опасная туша второго морфа.
«…действуют парами!!!»
Дальше все вспоминается будто в слайд-шоу, отдельными статичными, застывшими картинками. И очень отчетливыми звуками. Обернувшийся на мой крик Тимур. Распластавшееся над забором в совершенно фантастическом прыжке тело монстра. Выставленный Гумаровым перед собой в попытке хоть как-то прикрыться разряженный и потому совершенно бесполезный «Печенег». Треск сминаемого, словно пустая пивная банка, патронного короба, бреньканье по асфальту оторванных от ствола сошек…
Тимур каким-то образом все же умудряется вывернуться из захвата почти сомкнувшихся лап и кувырком через плечо уходит в сторону. Морф тяжело приземляется точно на то место, где только что стоял наш татарин. Отличная реакция спасла Тимуру жизнь. Вот только – надолго ли? Отчаянно матерясь про себя и как никогда горюя об изувеченном вражеской пулей Тигре, вскидываю на уровень глаз «Бизон» и длинной очередью хлещу свинцом прямо в морду уже развернувшемуся для новой атаки мертвяку. И тут же понимаю – бесполезно. Эта тварюга, похоже, в паре была старшей. Матерая сволочь! Башку свою морф вперед наклонил, практически прижав внушительных размеров челюсть к груди, и теперь мягкие, без сердечника, пули лишь скользят по лобной кости, уходя в рикошет, или тупо об нее плющатся. Интересно, сколько у него в этой «лобовой броне» сантиметров? Шансов попасть в глаз и хоть какой-то вред нанести – практически никаких.
Продолжая давить на спуск, как-то спокойно и отстраненно осознаю – жить мне осталось аккурат до конца шнекового тубуса-магазина на шестьдесят четыре патрона. Как только мой «Бизон» захлебнется – меня порвут в мелкие лоскуты. Обидно…
Голова монстра вдруг судорожно замотылялась на крепкой шее, откуда-то, где у нормального человека находился бы правый висок, несколько раз плеснуло в стороны черными каплями и клочьями какой-то дряни. Передние лапы (назвать их руками язык не поворачивается, лапы – они лапы и есть, в лучшем случае – передние конечности) морфа безвольно разъехались в стороны, туша плашмя рухнула на землю, только звучно клацнули немалых размеров клыки, когда его морда подбородком в асфальт вписалась.
– Хэдшот, сука!!! – не своим голосом рявкнул у меня за спиной Солоха. – Больше вы меня врасплох хрен застанете!
Обернувшись, вижу перекошенное лицо Андрея и мой «Вал» у него в руках. Да уж, патрон у «Вала» тяжелый и мощный, не слабенький пистолетный ППО. Да еще очередью, да практически в упор…
– Парни, – поднявшийся с земли сам и подобравший изуродованный «Печенег» Тимур бледен как полотно, но спокоен, – может, ну его в баню, это проветривание? Поехали домой, а?!
Ярославское шоссе, 14 апреля, суббота, утро
