Анатолий Афанасьев - Радуйся, пока живой
— Неужто иностранцы?
— Иностранцы, вероятно. То ли китайцы, то ли японцы.
— Откуда же вы знаете, что китайцы, если их толком не видели?
— Ну как же, Степушка, на машинах шастают туда-сюда, через стекла видно, что китайцы. Или японцы. Но не наши, нет. Наши там в основном в обслуге, как и везде.
Вдоль двухметрового каменного забора с контрфорсами и бойницами Чубукин пошастал, но ничего не вынюхал. Разве что послушал, как с внутренней стороны, следя за каждым его шагом, утробно рычали хищные питбультерь-еры. Действительно, жутковато. Но сам забор только с виду неодолимый, ловкому человеку перемахнуть — пара пустяков.
Постоял и возле металлических ворот с теленасадкой на стойках и со сторожевым домиком. Вскоре оттуда вышел вальяжный, не такой уж молодой охранник в спецназовской одежке, с распахнутой на груди тельняшкой — нож на поясе, автомат на боку. Хмуро окликнул Чубукина:
— Чего тут потерял, мужик? Второй раз приходишь.
Чубукин расплылся в заискивающей улыбке.
— Залюбовался забором. Знатное сооружение. Если бы у меня был такой дом, как этот, я бы и забор такой же построил. Богатые у тебя хозяева.
— Все?
— Не нервничай, солдатик. Я же дачник, прогуливаюсь… Разве запрещено? Или у вас военный объект?
— Шутник, да? Ну пошути, пошути… — охранник повернулся спиной и равнодушно удалился в сторожку: не увидел в Чубукине ничего опасного и не мог увидеть. Если бы от Чубукина исходила угроза, заметная невооруженным глазом, не служить бы ему в группе «Варан». В ней люди собрались добродушные, незлобивые, любящие потрепать языком, похожие на недодавленных советских придурков.
…В группу захвата вошли пять человек, включая Сергея Петровича, которому было поручено руководить. Еще там был Вася Коняхин, бесшабашный снайпер, все тот же Чубукин, а также Дарья Тимофеевна, «мамочка», прикинутая под деревенскую жительницу, в сером помятом платьишке, в какой-то вязаной кофте и с плетеной корзинкой в руках, и Лиза Королькова. Лизу взяли, потому что, как предполагалось, она уже побывала в этом доме под видом американской журналистки Элен Драйвер: именно здесь из нее слепили зомби. Сергей Петрович категорически возражал против ее участия, но Лиза уверяла, что помнит расположение комнат, знает, как устроена сигнализация, и наконец договорилась до того, что якобы прикормила диких питбультерьеров, и они ее не тронут. Отчаянно врала, но сумела убедить Санина в своей незаменимости, — и это не удивило Лихоманова. Лиза всегда добивалась, чего хотела, не мытьем, так катаньем. Санин пробурчал:
— Ну чего, майор, она опытный боец, пусть идет. Обузой не будет.
Лихоманов сказал Лизе:
— Стыдно, Лизавета. Я ведь понимаю, почему ты туда прешься.
— Почему же?
— Хочешь с кем-то расквитаться, но это непрофессионально и глупо. Ты же не вертихвостка какая-нибудь.
— Когда ты это заметил?
Короче, Лиза была с ними. Они сидели на полянке, на краю березовой рощицы и прикидывали, как без потерь проникнуть в дом. В общих чертах решение было принято еще вчера и утверждено Саниным, но, как это не раз бывало в их работе, в последний момент в голову могло прийти что-то новенькое, более рациональное. Пока не приходило. Первоначальный вариант — брать дачу штурмом, с помпой, с привлечением милиции — Санин отклонил, даже не объясняя причины, но она и так понятна: юридических оснований — ноль. Выписать ордера и получить прокурорскую поддержку — плевое дело, ну а дальше?.. Дальше обычные процедуры — подкуп, шантаж — и птичка на воле. Да и какая птичка, что за птичка — никто же ничего толком не знает. Пойди туда, не знаю куда, принеси то, не знаю что.
Второй вариант (или пятый, было еще три-четыре, совсем тухлых), предполагал последовательное незаконное вторжение и, по мнению Сергея Петровича, был самым бестолковым из всех возможных. Но Санин решил иначе — ему и карты в руки. Выслушав аргументы Литовцева-Лихо-манова: зачем такая спешка? среди бела дня, почти без подготовки, вслепую? вдруг там вообще пустышка, а шуму наделаем? — Санин окинул его своим пронзительным, ма-гически-желудевым взглядом и желчно спросил:
— Тебе не хочется, майор? Давай я сам схожу. Делов-то на полтора часа.
Сергей Петрович смирился. У него не было выбора. Их отношения с прославленным элитником складывались довольно странно. Сотрудничество получилось без любви. Литовцев еще не встречал человека столь четкой и свирепой ориентации, почти незрячего во всем, что не касалось работы. Он прекрасно понимал, на какие подвиги способен полковник. Рядом с ним любой мужчина чувствовал как бы легкую свою ущербность, а это неприятно. Общаясь с Саниным, Сергей Петрович то и дело вспоминал любимого друга Гурко. Олег бьш сбит на ту же колодку, что и полковник, но никого не подавлял вокруг себя. Напротив, его веселый блестящий интеллект очаровывал, завораживал, вызывал желание стать умнее… Полковник Санин относится к людям, как к мусору, хотя прямо об этом не говорил. Это чувствовалось даже в мелочах — в пренебрежительном тоне, в сочувственной улыбке. Выделял он только ребят из «Варана», тут ничего не скажешь. В разговорах с ними чудесным образом преображался, мягчел, оттаивал, в голосе появлялись заботливые, искренние нотки, злые глаза заволакивало светлым туманом. Но Сергей Петрович не имел никакого отношения к «Варану» (не дай Бог!), хотя в принципе служил по тому же ведомству. За три недели ему ни разу не удалось поговорить с полковником нормально, без внутреннего напряга. Санин смотрел на него, как на чужака, которого ему зачем-то подсунули на выводку. В его небрежном взгляде Сергей Петрович легко прочитывал горький упрек, который можно было расшифровать так: слинял бы ты, хлопец, чтобы я тебя больше никогда не видел. До ссоры не доходило, какая может быть ссора между подчиненным и старшим по званию, но вот это, к примеру: «Тебе не хочется, майор?» — звучало, конечно, убийственно. Сергей Петрович предположить не мог, что кто-нибудь когда-нибудь обратится к нему, как к недоумку, и он'это проглотит. Ничего, проглотил.
Он достаточно знал про Санина, чтобы понять и оценить его душевную опустошенность, его раннюю земную обреченность. Иногда прикидывал на себя ношу, которую добровольно взвалил на плечи Санин, и честно себе признавался, что не потянул бы и десяти шагов. Такие, как Санин, рождаются на свет лишь изредка, и надо быть идиотом, чтобы судить его поступки обычными житейскими мерками.
— Все-таки мне это не нравится, — сказал майор, обращаясь к Чубукину, но краем глаза ловя дурашливую Лизину мордашку: веселится, принцесса.
— Что не нравится? — спросил Чубукин. Он держался с майором ровно, не выказывая отрицательных эмоций. Иное дело — Вася Коняхин. Тот вообще не признавал субординации, ему неважно было, кто командир, кто рядовой, лишь бы дали пострелять. Он одинаково радовался любому собеседнику, с мальчишеского лица не сходила восторженная улыбка, естественно, до тех пор, пока человек не оборачивался живой мишенью. Коняхин мастерски владел практически всеми видами оружия, включая базуку и огнемет, но предпочитал любимую винтовку с лазерным прицелом — СКБ — Ц—18, которая сейчас лежала рядом с ним на траве, в разобранном виде упакованная в кожаный чехол.
— Легковесно как-то все, — зудел Сергей Петрович. — Неубедительно. Ничего не подготовлено, разведки нет. Какой-то бандитский наскок, честное слово. В духе вестерна.
— Ты не прав, Сережа, — вежливо отозвался Чубукин. — Диспозиция более или менее ясная. Двое в сторожевом домике — крепкие парни, обученные, скорее всего, кадровики, но днем им чего напрягаться — верно? Дальше — собаки. Это сложнее, но предусмотрено. Сигнализация днем отключена — на девяносто девять процентов… Теперь в доме. Там пять человек обслуги — повар, горничные — в общем, несерьезно. Охранников всего трое.
— Когда же ты их пересчитал?
— Секрет фирмы, — усмехнулся Чубукин. — К сожалению, их расположение нам неизвестно, но один наверняка дежурит у смотрового пульта. Пульт в комнате на втором этаже, окно я зафиксировал. Интересующий нас мужчина — в возрасте, лет около пятидесяти, высокий, смуглый, восточной наружности, но не китаец. Из дома практически не выходит, тут у него базовое пристанище. Вот и все. Какие проблемы?
— Проблем никаких, — согласился майор, взглянув на Чубукина с уважением. — Только все это вилами по воде писано.
— Вся наша жизнь, — возразил Чубукин, — не что иное, как сон.
Лиза поощрительно ему улыбнулась. Неожиданно вмешалась Дарья Тимофеевна, до этого она лишь прислушивалась к разговору.
— Нам с Лизой пора, Сергей Петрович. Вы не волнуйтесь, все будет в порядке.
Про эту красивую таинственную женщину, на его глазах преобразившуюся в деревенскую чумичку, Лихоманов, как и про Санина, знал много такого, о чем лучше не задумываться, но раз она сказала — пора, значит, пора.
