Андрей Молчанов - Взорвать Манхэттен
Я неплохо знаю нашу милицию и ее социальные срезы. И сразу понял, что Укрепидзе находится на должности престижной, но далеко не хлебной. О чем говорил весь его облик. Ведя американское направление, от взяток и подачек он был, естественно, избавлен, и если оказывал кому-то платные услуги, то лишь как посредник за скорбный процент. Это, собственно, я предполагал еще до встречи с ним.
На его вопрос, откуда мне столь хорошо известен русский язык, я ответил, что являюсь лицом славянского происхождения, отпрыском эмигрантов, занимался бизнесом на Украине и в Литве.
Он обратил на меня взгляд, полный снисходительной иронии, и, правильно взгляд истолковав, я, поморщившись, категорически уверил его, что к шпионажу не имею ни малейшего отношения. Подобная ремарка его сомнений не рассеяла, но вставить ее я посчитал делом необходимым, − все-таки, маленькая, но полезная заноза в его мозгу…
Усевшись за стол, я сделал заказ, и сразу же приступил к делу.
− К вам пришел запрос на некоего Жукова, − сказал я. – Это преступник, ограбивший моих родственников. И здесь я по их поручению.
− Да, но… − Укрепидзе опустил глаза долу.
− Что «но»?..
− Мы найдем его, предположим, − кисло пояснил он. – Но и что дальше? Если пойдет в отказ, начнется волокита. Виновен или нет, − попробуй докажи.
− А как насчет его экстрадиции в США?
− Российского гражданина? На моей памяти такого не было. Тут нужна самая теплая забота со стороны Генеральной прокуратуры.
− Такую заботу несложно устроить, − сказал я, прикинув финансовые возможности мистера Уитни. – Но у нас иные задачи. Этот Жуков похитил некоторые семейные реликвии. Хотелось бы их возвратить. Путем переговорного процесса. А запрос можно аннулировать хоть завтра.
Глаза Укрепидзе, по-прежнему устремленные куда-то под стол, сузились в напряженном раздумье.
− А вот горячую заботу о компенсации ваших усилий я беру на себя, − вставил я. – И условия компенсации хотел бы оговорить.
− Запрос пускай остается в силе, − откликнулся он. – Он как раз не помешает. Есть запрос, есть основания для работы. – И – выжидательно замолчал.
− Меня интересует сумма оперативных расходов, и каким вам видится гонорар, − сказал я. – Смелее, товарищ! Провокаторов здесь нет.
− Хорошему милиционеру нужна хорошая машина, − произнес Укрепидзе с уверенностью.
− Надеюсь, здесь не имеется в виду «Бентли» или «Феррари»?
− «Тоета-Королла», к примеру.
− Прекрасный выбор.
− Ну, и пятерочка на расходы…
− Пусть будет десяточка, иначе захвораете от скромности.
− Мне нравится такой подход, − сказал он. – Только есть всякие «но». За Жуковым мне придется бегать самому. Если дело пустить на волю волн, оно причалит к результату невесть когда. Или надо простимулировать еще парочку толковых ребят.
− Я тоже готов помочь, − сказал я. – Причем, на общественных началах. Не сидеть же сиднем у телевизора.
− Тогда завтра же и начнем, − согласился он. – Можно, кстати, на «ты».
− Нужно. Связь по мобильному?
− Я тебе дам другой номер, − стесненно кашлянул он. – Рабочий телефон очень плохой, домашний – громче некуда, основной мобильный – вообще уши мира…
− Еще бы! – усмехнулся я. − Общение с американскими шпионами даже по разрешению свыше, требует потустороннего контроля. Угадал?
− Неусыпного, − подчеркнул он глумливо.
− Кстати, − сказал я. – Дальнейшее прохождение нашей дружбы предполагает доверие. И если вдруг вам придет в голову знакомить меня с вашими товарищами из всяких соседних служб, вы меня здорово обидите. Запомните: мои задачи просты: найти жулика и отобрать у него украденное.
− Я не дешевка, которая пытается выслужиться, − сказал он с негодованием, и даже попытался встать из-за стола.
Я понял, что переборщил.
− Дело в том, − поправился доверительно, − что меня таким образом пытались подставить на Украине, и я просто взбешен… А тут – дураку ясно, что полицейский, работающий с иностранцами, как это у вас… Имеет кураторов, вот.
− Да хрена ли с них толку, с этих кураторов, − покривился он. – Одна головная боль. С их благодеяний себе шубы не скроишь.
Я протянул ему конверт.
− Здесь – московские связи Жукова. Прижали в Штатах его супругу, она все и сдала.
− И какие же семейные реликвии утянул этот Жуков? – спросил Укрепидзе, перелистывая документы.
− Узнаешь в свое время, − пообещал я, не веря ни языку, ни ушам своим.
Добившись взаимопонимания с ключевой фигурой в исполнении своей миссии, я тронулся домой, но, когда такси проезжало мимо родного района, где я вырос, попросил водителя остановить машину.
Ленинские горы. По-нынешнему – Воробьевы. Старинное название им возвратили по праву, но прежнее наименование устойчиво пребывало в моем сознании. Трудно отказаться от того, что было заложено в тебе с детства.
Дом мой был неподалеку, но навестить его я, понятное дело, не мог.
Облокотившись на мраморный парапет, я, обозревая столицу с вышины, невольно примечал знакомые тропки бывших лыжных спусков, по которым гонял в детстве; покосился на церковку, куда прилежно ходила каждую неделю бабушка… Сколько лет прошло с той поры!
Хотел зайти в церковь, но передумал, пораженный неприятным открытием: асфальтовой площадкой на месте могил, располагавшихся ранее рядом с храмом.
Заасфальтированные могилы! И вспомнился католический храм в Манхэттене, неподалеку от Уолл-стрит, в самом сердце столицы мира, возле которого остановилась на светофоре наша машина. Рядом с ним – кладбище с ухоженными могилами еще восемнадцатого века. Вот и вся разница…
Интересная мы нация! С одной стороны – святая, благочестивая Русь. И корни ее проросли в наше время. С другой, – бесчеловечное, темное сознание, тоже исконно российское. Напрочь беспринципное и, увы, преобладающее. Погубило оно и царскую Россию, погубило и социалистическую, губит и нынешнюю, уже никакую, где вся национальная идея свелась к спасению собственной шкуры и крыши над головой. И, дай деятелям от коммерции участок в виде подходящего кладбища, и дискотеку на нем соорудят, и казино, не побрезгуют.
Я перешел дорогу и углубился в парк, шагнув в прошлое, в детство, на его тропы, не веря, что оно было − это восхитительное, беззаботное, солнечное былое, иссеченное невидимым и колким ливнем времени, медленно и верно сметающим все.
В том, моем парке, было много кустов смородины, барбариса, приземистых яблонь; здесь, в их весеннем цветении, гудели шмели и пчелы.
Теперь парк стал иным. Город стиснул его, наполнил своим смрадным дыханием, и некогда молодые тополи, чья листва еще трепетала в моей памяти, превратились в замшелые вехи ушедших лет.
Начиналась пора листопада, и унылость наступающей осени проступала везде, и печаль предстоящей зимы была в каждом дереве, словно вздыхающем про себя: ушло лето, ушли годы… А может, деревья понимали и вспоминали меня − идущего в своем прошлом до заветного луга с четырьмя юными кленами, где когда-то гонял в футбол, пил первое пиво с дружками и целовался с девчонками. Где они теперь, милые подружки?
Клены стали огромны, и нежные стволы их превратились в столпы, одетые плотной черной корой. Вот они, вечные мои друзья клены… Здравствуйте, дорогие! Спасибо вам, спутники юности!
Я поймал слетевший с высокой кроны прозрачный ажурный лист, уместив его, словно прильнувшего к сердцу, за полой пиджака.
Говорят, не надо возвращаться туда, где тебе было хорошо. Надо. И туда, где было хорошо, и где было плохо. Чтобы, окончательно осознав ушедшее время, идти вперед.
На площадке этажа меня поджидали менты. Уже известный мне потертый местный опер и участковый с папочкой.
− Зарегистрировались? – последовал учтивый вопрос.
Не отвечая, я набрал номер подполковника Укрепидзе. Вкратце объяснил ему ситуацию. Затем передал трубку настырному оперу.
Выслушав старшего товарища, он обратился к участковому:
− Оказывается, это наш коллега из ФБР… То-то я чувствую, какие-то странности…
− Все вопросы – по данному телефону! – Я предъявил ему визитную карточку Укрепидзе.
− Мы вам верим, товарищ, − сказал участковый, переписывая номер. – Но если появится этот…
− Я понял, − сказал я суровым голосом. – Задержу лично. Связь – двадцать четыре часа на проводе, бдительность гарантирую, оперативная поддержка моя, силовая ваша.
И – закрыл перед недоуменными физиономиями дверь. Жить в этом городе, не имея своего «укрепидзе» местному гражданину неуютно, иностранному – страшно.
УКРЕПИДЗЕ
Подполковник милиции Сосо Укрепидзе начал свою карьеру в Тбилиси, где сорок лет назад и появился на свет. Папа, мелкий партийный функционер, сразу же определил сына в столичный юридический институт, а затем позаботился о его распределении в московский уголовный розыск, где тот довольно успешно отработал более десятка лет.
