Олег Приходько - Запретная зона
СРОЧНО СЕКРЕТНО
МОСКВА ГЕНЕРАЛЬНАЯ
ПРОКУРАТУРА РФ
ШВЕЦУ П И
10 ЧАС Р-НЕ СЕННОГО КРАСНОД КРАЯ ЗАДЕРЖАНЫ ГР ОТАРОВ ГЕОРГИЙ РАФАЭЛОВИЧ ПО ПОДОЗРЕНИЮ УБИЙСТВЕ ГР ДАВЫДОВА Н И И ЕГО ДОЧЬ ОТАРОВА ЗЕМФИРА ГЕОРГИЕВНА ДОСТАВЛЕНЫ ИЗОЛЯТОР КРАС-НОДАРСК УВД ЖДУ УКАЗАНИЙ = СТ Л-Т АНДРЕЕВ К И =
СРОЧНО СЕКРЕТНО
НАЧАЛЬНИКУ КРАСНОД УВД
ГЕНЕРАЛУ ИЩЕНКО Н Н
НЕЗАМЕДЛИТЕЛЬНО ЭТАПИРОВАТЬ ОТАРОВА Г Р И ОТАРОВУ 3 Г/ДОПРОСА МОСКВУ СЛЕДСТВЕННУЮ ТЮРЬМУ ФСК КОМАНДИРОВАТЬ СТ Л-ТА АНДРЕЕВА К И СОПРОВОЖДЕНИЕ ПОДРОБНОСТЯМИ СЛЕЖКИ И ЗАДЕРЖАНИЯ = ШВЕЦ =
37
В Президиуме Академии наук молодая женщина, инспектор управления кадров, вежливо поинтересовалась Женькиной личностью и причиной интереса к Натансону.
— Хочу посвятить ему главу в книге о выдающихся ученых, — скромно объяснил Женька.
— А он разве выдающийся? — уточнила она, как будто подпадавшие под эту категорию находились в отдельной картотеке.
— А как же! Неизвестный только… То есть, я хотел сказать, незаслуженно забытый.
— А как ваша фамилия? Вы тоже выдающийся?
Женька посмотрел на нее, как на интенсивное свечение кислорода при низких давлениях.
— Кто? Я?.. Стыдно, девушка! Я — Столетник! — он сунул ей паспорт. — Писал о Ломоносове и Бутлерове, Менделееве и Мичурине. Только вы напрасно будете искать мои книги на пыльных прилавках книжных магазинов — их там нет. Они туда не попадают, типографские рабочие разыгрывают их по лотерее задолго до того, как художник нарисует обложку.
Девушка засмеялась, подошла к ящичку на букву «Н» и быстро пробежала пальцами по учетным карточкам.
— Вы знаете, Ефима Натансона у нас нет… Как его отчество?
Женька смутился — отчества Натансона он не знал, но попытался выйти из затруднительного положения:
— Я же сказал, что он забытый.
— Погодите, — посмотрела она поверх очков, — он в каком институте работает?
— Он уже не работает.
— Ну так что же вы мне голову-то морочите? — она вернулась за стол, потеряв к посетителю всякий интерес. — Тогда вы обратились не по адресу, гражданин выдающийся писатель.
— Я так и знал, — тяжело вздохнул Женька. — Просто рассчитывал на совет. Отечественная наука не должна забывать своих основоположников.
— Найдите этого Натансона по справке и обратитесь к нему непосредственно.
— Во-первых, я не знаю его отчества. А во-вторых…
— Не думаю, чтобы в Москве было так много Ефимов Натансонов.
— Во-вторых, он умер.
— Ах, вот оно что… Ну, тогда остается только архив. В какой области процветал покойный?
Женька снова попал впросак. Сказать, как сказала ему Ухнович — то ли физик, то ли биолог — означало признать свою писательскую несостоятельность как минимум.
— В области скрининга, — произнес Женька с безнадежностью в голосе, означавшей: «Что с тобой разговаривать, ты все равно ничего не понимаешь в науке». Но на всякий случай добавил. — Это связано с проблемами мозга.
— Начните с Института нейрохирургии Академии Медицинских наук.
— Благодарю покорно. Первый же экземпляр книги с дарственной надписью — вам, — твердо пообещал Женька и, простившись, вышел.
«Нет, это — путь в никуда, — размышлял он, направляясь к машине. — Скрининг в чистом виде. Так и двухсот шестидесяти лет не хватит».
Он сел за руль и закурил. В пачке, купленной в день убийства Изгорского-Натансона, оставалось 5 сигарет, проблесков же в этом запутанном деле прибавилось мало. «В архив меня никто не допустит, — думал Женька, — там никакая легенда не пройдет. К тому же, что искать, не зная, над чем и где конкретно он работал?.. Сотни три НИИ в Москве — куда ни плюнь… Дом на 2-й Фрунзенской, — говорила Ухнович. — Академический. Пожалуй, это выход… Рядом с хореографическим училищем…»
Женька включил мотор. Дома, о котором говорила соседка Шейкиной-Натансон, он не знал, зато 107-е отделение милиции в 100 метрах от хореографического училища было ему знакомо смолоду.
Дом подсказали в РЭУ. Массивное пятиэтажное здание с высоким фундаментом, построенное в стиле «сталинского барокко». Поднявшись по дорожке, Женька оказался во дворе с лавочками у столиков, за которыми в теплые дни, должно быть, собирались любители шахмат, с неизменными детскими площадками напротив каждого из четырех подъездов, увядшими сиреневыми кустами и ветвистыми кленами, достававшими до окон третьего этажа. Парадные двери, оснащенные домофонами, надежно защищали покой жильцов.
Женька остановил девушку в яркой куртке, выбежавшую из подъезда с лохматой болонкой на поводке.
— Извините, я ищу кого-нибудь из старожилов этого дома. Здесь когда-то жил один ученый, я пишу о нем книгу.
Она улыбнулась.
— Здесь таких хоть отбавляй. В каком подъезде жил-то, не знаете?
— Если бы!
— Тогда звоните в любую квартиру… Микки! Микки! Куда?.. — она побежала к собаке, оставив Женьку наедине с его проблемами.
Он не представлял, как будет наугад набирать коды квартир и, стоя перед закрытыми дверями, объяснять кому-то невидимому причину своего интереса к давно умершему их соседу. Не проще ли подождать возвращения какого-нибудь члена-корреспондента из булочной?
В тишину двора ворвался рев автомобиля без глушителя. Женька оглянулся. По ту сторону сиреневых кустов, параллельно дому, тянулся длинный ряд кирпичных гаражей. Из раскрытых ворот выглядывал задок ностальгически знакомой «победы», окутанный сизым дымом. Тут только Женька заметил, что возле гаражей на скамейке сидит длиннобородый старик в каракулевой шапке-«пирожке» и затрапезной «москвичке». Опершись на толстую, покрытую темным лаком клюку, старик смотрел на ворон, облепивших верхушки кленов.
— Здравствуйте, — подошел к нему Женька. — Скажите, пожалуйста, вы живете в этом доме?
Старик поднял на него поблекшие от времени, слезящиеся глаза. От его уха за ворот тянулся проводок слухового аппарата.
— В этом, в этом, — кивнул он.
— Разрешите присесть?
— Отчего же, пожалуйста. Не курите только, если можно.
Женька сел рядом.
— Вот, провожаю ворон в теплые края, — улыбнулся старик.
— Разве вороны улетают?
— Все улетают. Вороны — птицы неглупые, понимают.
— Но зимой ведь у нас полно ворон!
— Это северные. Для них и это — юг. А наши уже далеко. Женька посидел, решая, с чего бы начать разговор, но потом вспомнил слова, которые любили повторять Ким и Гао: «Лучший способ не намокнуть под дождем — окунуться в море».
— Я ищу тех, кто знал ученого по фамилии Натансон. Ефим Натансон, вы его не знали?
Старик как-то загадочно улыбнулся, покивал.
— Знал, — вздохнул он и продолжил свои орнитологические наблюдения.
Женьке ничего не оставалось, кроме как набраться терпения и ждать, покуда вороны улетят в теплые края. Но они не улетали, старик то ли забыл о Женьке, то ли не хотел говорить о Натансоне.
— Он умер, — сообщил Женька, чтобы как-то продвинуть беседу.
— Кто? — не понял старик.
— Натансон.
— Ну, это для меня не новость, голубчик.
— Вы были на его похоронах?
— Не был. Но проводить вышел, разумеется. Его подвезли к дому на полчаса. Поставили на табуретки вон там, у его подъезда.
— Как он выглядел в гробу?
— Так же, как все, вероятно. Впрочем, его гроб был закрыт. Он ведь размозжил себе голову из-за этой своей музыкантши.
В том, что «Натансона» хоронили в закрытом гробу, Женька уже не сомневался.
— Вы с ним общались?
— Так… Как сейчас говорят — неформально. Жили по соседству. Да и в науке изредка пересекались проблемы, хотя он трудился на ниве неурожайной и весьма странной. Потом и вовсе отошел от реальности. Считал, что новое находится за порогом невозможного, но так и не сумел преодолеть этот порог.
Женька прокручивал разные варианты, позволяющие избежать прямого вопроса о роде деятельности Натансона.
— Но вместе не работали? — спросил он.
Старик вдруг хохотнул и погрозил Женьке длинным скрюченным пальцем.
— Э-э, полноте-с, голубчик, — снова покачал он головой. — Я материалист, таким и сойду в могилу. К тому же, никогда не разделял теорию жертвенности Фимушки. Когда с вами будет говорить кто-то другой в моем обличье — это противоестественно. Я для того и рожден, чтобы управлять своими мыслями. А не для того, чтобы ими управлял кто-то, направив на меня гиперболоид вон из того окошка, — старик ткнул клюкой в сторону дома.
Женька готов был подставить под эту клюку голову, лишь бы он не останавливался, но старик, как назло, снова замолчал.
«Значит, Натансон занимался проблемами технического управления поведением людей, — понял Женька. — Гиперболоид из окошка…»
