Александр Бушков - Пиранья. Война олигархов
– Ты сейчас скажешь, Геночка, что все это лишь журналистские домыслы, клевета и вообще никакие ничему не доказательства? – сказал Больной, допивая вино из бокала.
– Ты же сам это прекрасно знаешь, – буркнул Кривицкий, и Мазур буквально-таки слышал, как в его мозгу шуршат процессоры в поисках оптимального решения. К мясу он так и не притронулся.
– Я – знаю, – продолжал Больной. – Но я уже сказал тебе, что мы никаким судам ничего доказывать не собираемся. Мы себе доказываем.
– И вас это убеждает?
– Вполне, – сказал Больной. – Смотри, что получается, Ген. Вырисовывается преинтереснейший треугольник: ты, Хадашев и Говоров. Все друг друга знали, но свое знакомство отчего-то скрывали. Лишь ты своего знакомства с покойным Анатолием Витальевичем не скрывал, разве что не афишировал, насколько оно было тесным…
– А я обязан что-то афишировать?
– Разумеется, нет. Только не кто иной, как Говоров, скрывал и уничтожал улики, вообще, делал все, чтобы увести расследование в сторону. Это известно доподлинно. Тебе привести доказательства?
Кривицкий едва заметно перевел дыхание, в очередной раз утер пот со лба и хохотнул.
– Да ну, иди ты! Говоров уводил расследование? А при чем тут я, позволь поинтересоваться?
– И в самом деле, – подключился Малышевский. – Очень удобный способ защиты. Мол, это все Говоров, он задумал, он исполнил и, зная о твоем знакомстве с Хадашевым, перевел все стрелки на тебя. Он и есть главарь, а ты совершенно ни при чем… Только вот незадача: с какой такой радости ему переводить стрелки именно на тебя?
– Это ты у меня спрашиваешь? Вот у него и спроси. А заодно спроси и своих бойцов, которые не смогли взять его живым.
– Правильно, Гена, все правильно, – откинулся на спинку стула Малышевский. – Ты же интересовался подробностями и знаешь, что там были гости. Согласен – сработали не очень хорошо, но… Но перед тем, как застрелиться он назвал фамилию. И угадай, чью.
Кривицкий засмеялся.
– Что ты ржешь, Геночка? – Больной отодвинул от себя тарелку и достал сигареты.
– Да потому что даже под пыткой Толя Говоров не выдал бы меня. Не тот он был человек. Стало быть, и доказательства все ваши липовые.
Глава пятнадцатая
ПРИГОВОР СУДЬБЫ
Повисла пауза. А Кривицкий, наслаждаясь произведенным эффектом, напротив, свою тарелку к себе пододвинул, вооружился ножом с вилкой и взялся за мясо, будто не ел неделю.
– Ну что вы застыли, аки в немой сцене, други мои? – наконец спросил он с набитым ртом. – Не ждали, что проговорюсь, что проколюсь на такой мелочи?
Он сам налил себе вина, выпил залпом почти до дна и сказал вдруг жестко:
– Не дождетесь. Просто надоел этот ваш идиотский спектакль. Шашлыки, свидетели, вино, обвинения… Поначалу интересно даже было, а потом надоело. Ну да, это я. Вы хотели признания? Пожалуйста: это я. Ну и что дальше? Убьете меня?
– Сука ты, Гена, – тихо сказал Больной. – Мы же были в одной команде…
– Сука, – согласился Крепыш и потянулся к блюду с зеленью. – Знаете старинный анекдот? Как-то одного человека попросили: «Скажи мне, кто твои друзья, и я скажу, кто ты! – в ответ на что Иуда радостно засмеялся».
Кривицкий хохотнул. Никто его не поддержал. Тогда он пожал плечами, в молчании доел шашлык, потом достал из стаканчика зубочистку и принялся преспокойно ковырять в зубах.
– Вот ты, Саша, весь из себя такой респектабельный и европейский, – сказал он. – Винцо попиваешь, правильные речи говоришь. О совести, о некрасивых поступках, о красивых поступках… А тебе напомнить расстрел в одной из московских бань в девяностом году? Это когда в VIP-апартаментах положили из автоматов одиннадцать человек. Шестерых посетителей бани, девочек по вызову, банщицу и массажистку. Причем никто не мог понять мотивов – кого и за что заказали, потому что там собрались на отдых люди невысокого полета, особо ни с кем не конфликтующие… Только очень немногие знали, что тогда и впрямь положили случайных людей. Что на тот вечер апартаменты заказал совсем другой человек, который за несколько часов до назначенного времени заказик-то свой и снял. И тем счастливчиком, лишь по чистой случайности избежавшим смерти, был твой тогдашний наиглавнейший конкурент, дорогой мой Александр Олегович, с которым ты бился за контрольный пакет акций одной нефтяной компании. Вот вместо него и погибло аж одиннадцать ни в чем не повинных человек. Правда, своего ты добился…
Кривицкий небрежно отбросил зубочистку в траву и закинул руки за голову.
– Этого расстрела вполне хватило, чтобы твой конкурент страшно напугался и пошел с тобой на мировую. Конечно, никто никогда и ничего не докажет, но мы-то с тобой знаем, как оно было. Я уже не говорю о банкротствах предприятий, когда твои орелики-рейдеры с твоего благословения в выборе средств не церемонились…
– Это называется бездоказательная клевета, – снисходительно улыбнулся Малышевский.
– Ай да брось ты! – Кривицкий махнул рукой. – Не перед присяжными выступаем, как вы сами мне тут весь день талдычите. Не буду я тебе ничего доказывать, больно надо… И ты, Ваня, – он повернулся к Больному, – тоже, конечно, весь в шоколаде, да? А это не ты ли, Иван Сергеевич, одно время расчищал себе путь, организуя накаты силовиков на твоих конкурентов? Если мне не изменяет память, с тебя в Москве и началась это волна наездов друг на друга всевозможных структур – от налоговиков до прокурорских. С твоей помощью немало народу пересажали и разорили. Иногда это имело печальные и даже, не побоюсь громких слов, – трагические последствия. Например, самоубийство Губерниева…
– Много чего было, Гена, никто и не спорит, – пожал плечами Грузин. – Только ведь – «было». Ты же русский язык лучше меня знаешь, должен понимать, что такое глагол прошедшего времени. Все в прошедшем, Гена-генацвале! Начальный этап накопления капитала… На этом этапе кто работает в белых перчатках, тот не выживает. Потому незамаравшихся нет. Только сейчас другие времена, и правила другие. А ты эти правила нарушил.
– Болтовня, Каха, демагогия. На самом деле, это вопрос цены, и не более. Как говорил классик экономических отношений Карл Маркс, за двести процентов прибыли капиталист пожертвует своей матерью. А Маркс как никто другой глубоко разбирался в теме. Ты бы тоже пошел на что угодно, замаячь перед тобой хотя бы те самые двести процентов. А если больше… В общем, мне надоел этот разговор. Давайте говорить о деле.
– О каком деле? – в недоумении вскинул брови Малышевский.
– Зачем вы меня сюда приволокли? Чего хотите? Только не надо втюхивать, что хотите меня убить… Не скрою, сперва я чуть в штаны не наложил. Но у меня было время все взвесить и просчитать. Ну не стали бы засвечивать меня перед посторонними, если бы собирались тупо мочкануть. Хотите сказать, что это не посторонние, а ваши верные люди, которые никогда вас не продадут? Не смешно.. Вы прекрасно знаете, что люди верны лишь до тех пор, пока им не предложат больше, чем даете вы. К тому же, и это важнее всего, вам невыгоден мой уход. Стоит ли напоминать тебе, Каха, с чьими банками работают твои грузинские структуры и кто проводит офшорные операции, при помощи которых грузинская экономика бесспорно и неуклонно развивается… хотя бы в лице одного ее представителя. И уже не с тобой ли, Сан-Олегыч, мы подписали договор о намерениях по финансированию твоего проекта биотоплива? Это – во-первых. Есть и во-вторых. Во-вторых, вам в любом случае не удастся надежно спрятать все концы. Если я вдруг исчезну, тень подозрения в любом случае падет и на вас. Сейчас я имею в виду Бориса Абрамовича с его подозрительностью, о которой вы прекрасно осведомлены. Все это неизбежно ухудшит ваши отношения с Борисом Абрамовичем, а раз так, то и с зарубежными партнерами, для которых Березовский – фигура более авторитетная, чем вы оба вместе взятые. К тому же слушок о вас и о нехороших странностях пойдет кругами по воде, пострадает ваша репутация, а вы ведь оба стремитесь войти на равных в европейскую деловую элиту. А с такими пятнами на мундирах вы войдете только не скажу куда… Ну что, кажется, я привел достаточно аргументов, чтобы прийти к выводу: я вам нужен живой. Отсюда вытекает вопрос – так зачем же вы приволокли меня сюда?
– Ты очень умный, да! – сказал Грузин, вставая из-за стола и подходя к Кривицкому. – А если Березовский дал добро на твое устранение, а?
– Врешь. Блефуешь. Как с Говоровым.
– Да ну?! – воскликнул Грузин. – Ты ж за его спиной чуть было не поссорил его – и Малышевского! Думаешь, он тебя за такое по головке должен погладить?!
И неожиданно ударил Крепыша в лицо. Удар был проведен неумело, но внушительный вес грузина сыграл свою роль.
Кривицкий повалился в траву вместе со стулом, Каха Георгиевич навис над ним. Спросил сквозь зубы:
– А если все же твое списание одобрено? Подумал об этом?
