Андрей Воронин - Слепой. Танковая атака
Гости еще не начали собираться. По гребню вала от бетонного оголовка НП к навесу и обратно деловито, как рабочие муравьи, сновали нагруженные мангалами, охапками дров, емкостями с маринованным мясом и ящиками с коньяком и водкой охранники. Звякало и бренчало стекло, тюкал топор, с треском раскалывая сухие поленья, откуда-то доносилось рыканье моторов – механики в последний раз проверяли машины перед началом большого милитаризованного представления. Танков на валу не было, ветер с шорохом гонял по пустым бетонированным площадкам сухие березовые листья, принесенные из ближней рощи. Вдалеке по полю неторопливо перемещались фанерные макеты танков – там засевшие в железобетонных блиндажах дизелисты напоследок испытывали механизмы лебедок и проверяли состояние тросов, к которым крепились мишени. Сглаженные расстоянием и синеватой атмосферной дымкой очертания мишеней напоминали настоящие боевые машины. Вскоре им предстояло превратиться в щепки, и снующие взад-вперед охранники то и дело поглядывали в ту сторону со сдержанным неудовольствием: хозяин любил чистоту, а лазать по заросшим ежевикой и колючим ельником воронкам, собирая обломки фанеры и обрывки перебитых стальных тросов, – дело не из приятных.
Анатолий Степанович заглянул сюда буквально на минутку, дабы убедиться в том, что подготовка к торжественному открытию осенних стрельб идет своим чередом, без задержек и сбоев. Как всегда, отправляясь на полигон, он облачился в «униформу» – в немецкий солдатский френч без знаков различия, брюки того же происхождения, заправленные в высокие армейские башмаки, и вермахтовское кепи с длинным, похожим на утиный клюв козырьком. Здесь, на полигоне, Мордвинов был не как дома, а вот именно дома – просто дома, безо всяких «как». Официально, по документам, это место принадлежало Кулешову и его жене, но по-настоящему домом оно являлось для Анатолия Степановича. Он, а не Кулешов, был тут истинным хозяином, который знал каждый бугорок и каждую воронку в поле, каждый закоулок в доме и ремонтных боксах и каждую заклепку на броне. Он знал в лицо каждый патрон в любой обойме, каждый снаряд в стеллажах, и был полностью в курсе профессиональных навыков, особенностей характера, способностей и семейных обстоятельств каждого, кто работал здесь под его началом. Иногда ему начинало казаться, что даже погода на полигоне и в его окрестностях зависит от его настроения и пожеланий, и сейчас, прохаживаясь вдоль установленного под полосатым навесом стола, он привычно наслаждался чувством полного контроля над происходящим.
Кулешов приехал на полигон чуть меньше двух часов назад и, убедившись, что дело, как обычно, недурно движется и без него, уединился у себя в кабинете. Анатолий Степанович дважды заглядывал туда, чтобы уточнить кое-какие незначительные детали наподобие списка приглашенных, и оба раза заставал Сергея Аркадьевича ругающимся по телефону с женой. Это было их привычное состояние, их семейная манера общаться друг с другом; Анатолий Степанович подозревал, что иначе, по-человечески, между собой они разговаривали разве что в первые дни, а может быть, и часы после заключения брака. Впрочем, их личные отношения его никоим образом не касались; в конце концов, собаки тоже общаются между собой при помощи более или менее громкого лая – так уж они устроены, и разве можно их за это винить?
Он уже собирался спуститься вниз, чтобы проверить, как продвигаются дела в зоне гаражей и ремонтных боксов, когда лежащая в нагрудном кармане френча рация напомнила о себе характерным хрюкающим звуком. Анатолий Степанович подхватил болтающийся на груди на эластичном витом шнуре наушник, вставил его в ушную раковину и ответил на вызов.
Вызывал охранник, дежуривший у главных въездных ворот базы, чтобы доложить о прибытии гостя, не значащегося в списке приглашенных.
– Кто?! – выслушав его, не поверил своим ушам Мордвинов. – Погоди минуту, я сейчас.
Нетерпеливо отмахнувшись от набежавшего с каким-то пустяковым вопросом человека в камуфляже, Анатолий Степанович быстрым шагом направился к оголовку НП, обогнул его и остановился у низкого бетонного парапета, за которым искусственный земляной вал обрывался вниз отвесной стеной из укрепленного на прочном стальном каркасе сплошного поляризованного стекла. Отсюда площадка перед парадным входом в дом и въездные ворота просматривались, как на ладони. Перед воротами стоял темно-зеленый «форд» – обычный, не шибко престижный и дорогой хэтчбек того класса, на котором мог себе позволить разъезжать кто-нибудь из охраны или технического персонала, но никак не званый гость Сергея Аркадьевича Кулешова. Окно со стороны водителя было открыто; машина стояла так, что Мордвинов мог видеть лицо сидящего за рулем человека, и он не замедлил этим воспользоваться. Немецкий полевой бинокль в потертом кожаном чехле висел у него на груди; Анатолий Степанович вынул его и, поднеся к глазам, навел на машину.
Водитель «форда» спокойно сидел за рулем, глядя прямо перед собой и демонстративно не замечая охранника, который в ожидании вызова по рации топтался рядом с машиной. Чувство полного контроля над ситуацией сменилось ощущением стремительного и неуправляемого движения под откос в ту самую секунду, когда Анатолию Степановичу сообщили о прибытии этого человека. Теперь, когда Мордвинов увидел в бинокль знакомое лицо, теплившаяся у него слабенькая надежда на то, что приезжий окажется самозванцем, угасла. Его появление никоим образом не вписывалось в рамки тщательно разработанного и уже полным ходом осуществляемого плана; это была палка в колесе, гвоздь в покрышке, противотанковая мина под гусеницей; словом, на глазах у Мордвинова происходила если не катастрофа, то что-то очень и очень к ней близкое.
Опуская бинокль, Анатолий Степанович остро пожалел о том, что при нем нет верного, отлично пристрелянного «маузера» со снайперским прицелом. И тут же подумал: хорошо, что нет. Если б был, преодолеть искушение оказалось бы трудно, если вообще возможно. Одно движение лежащего на спусковом крючке пальца способно навсегда изменить человеческую жизнь, причем, как правило, не в лучшую сторону. А уж если это судьбоносное движение совершается второпях, необдуманно, под влиянием внезапно вспыхнувших эмоций, оно может в один миг привести к той самой катастрофе, которой вы так стремились избежать.
На несколько секунд Анатолий Степанович глубоко задумался. Сосредоточенно хмуря брови, беззвучно шевеля губами и загибая пальцы, он напряженно просчитывал варианты. Решение пришло раньше, чем водитель зеленого «форда» потерял терпение; это был, конечно, не шедевр, но в сложившейся ситуации ничего лучшего не придумал бы, пожалуй, и сам Будда.
Анатолий Степанович вызвал по рации охранника и приказал пропустить гостя.
– Скажи ребятам, пусть отведут его прямо к хозяину, – сказал он. – Только не забудьте его проверить и, если вооружен, заберите ствол. Ладно, – добавил он вполголоса, отключив рацию, – что ни делается, все к лучшему.
Ворота гостеприимно распахнулись, зеленый «форд» плавно, что делало честь воистину железной выдержке водителя, тронулся с места, прокатился по подъездной дорожке и скрылся из вида за краем парапета. Мордвинов этого уже не видел: придерживая на груди бинокль, он почти бегом направлялся в сторону гаражей: прежний план в одночасье утратил актуальность, и его надлежало незамедлительно откорректировать в соответствии с изменившейся оперативной обстановкой.
На просторной площадке перед воротами боксов было не продохнуть от выхлопных газов. Уши закладывало от разноголосого рева моторов, вокруг суетились люди в промасленных робах, с неслышным за рокотом движков скрипом катились нагруженные снарядами тележки, и механики-водители, бережно, как младенцев, передавая снаряды с рук на руки, грузили в машины боекомплект. Стрельбы затевались не учебные, какие проводились не реже раза в месяц, а показательные, и для пущей зрелищности господин Кулешов решил хорошенько тряхнуть мошной. Результатом этого решения стал категорический, не терпящий возражений приказ: никаких подкалиберных, никаких болванок и, тем более, холостых – только бронебойные, осколочные и фугасные!
«Что ни делается, все к лучшему», – снова подумал Анатолий Степанович.
Первым делом он отыскал Белого и услал его прочь с каким-то вздорным, выдуманным на ходу поручением, выполнение которого должно было отнять никак не менее пятнадцати минут. Затем поймал за рукав пробегающего мимо главного механика и, поскольку разговаривать было затруднительно, отдал команду жестом, подняв на уровень лица и сложив крестом предплечья. Механик кивнул и суетливо забегал от машины к машине. Моторы начали глохнуть один за другим, и вскоре на площадке наступила тишина, после хриплого механического рева и лязга железа казавшаяся абсолютной, как в межпланетном пространстве.
