Андрей Воронин - Беспокойный
На обитом зеленым сукном массивном письменном столе горела лампа под зеленым абажуром. Под ней в круге света лежала любимая игрушка полковника Маковского – «парабеллум» коменданта Ризенхоффа. «Парабеллум» был не вороненый, как обычно, а то ли никелированный, то ли и вовсе выполненный из нержавеющей стали, с прозрачными, хотя и основательно помутневшими от старости плексигласовыми накладками на рукоятке, позволявшими видеть обойму. Данный предмет обычно использовался как пресс-папье, но Палей знал, что это «пресс-папье» в случае чего может и выстрелить. Он подозревал, что полковник постоянно держит его на виду нарочно, как дополнительное напоминание о том, что человек смертен… а также о том, от кого на самом деле зависят жизнь и смерть здесь, на объекте «Лагуна».
Сам полковник обретался здесь же – сидел на краю стола, покачивая ногой, пил чай из вставленного в массивный серебряный подстаканник стакана и курил длинную коричневую сигарету с золотым ободком.
– Сообщение с «Бухты», – козырнув, доложил Палей и отчетливым движением выхватил из-за проймы бронежилета желтоватый конверт.
– С бухты-барахты, – хлебнув чаю и затянувшись сигаретой, пробормотал полковник. – Ну, что там у них опять стряслось, с чем нельзя подождать до утра?
– Не могу знать, – четко отрапортовал Палей. – Так уж и не можешь, – с подначкой хмыкнул Маковский, принимая пакет. – Неужто по дороге не заглянул хоть одним глазком? Неужто связист тебе ничего по секрету не шепнул?
– Никак нет, товарищ полковник. Не положено.
– Ну-ну. – Маковский криво надорвал конверт, извлек оттуда сложенный вдвое листок шифрованной телефонограммы и забегал глазами по строчкам, вполголоса картаво, с еврейским прононсом напевая: – Ах, мадам, ваших форм меня так тревожит, и любовь мое сердце гложет даже по утрам…
Дочитав, он озадаченно хмыкнул, потеребил кончик носа, слез со стола и, обойдя его, спрятал листок вместе с надорванным конвертом в ящик.
– Пренеприятнейшее известие, – сообщил он, усаживаясь в массивное кресло с высокой резной спинкой и, щурясь от дыма, вдавил в пепельницу выкуренную едва ли до половины сигарету. – К нам едет ревизор. В смысле его высокопревосходительство, генерал-полковник Шебаршин собственной персоной. Как тебе новость, прапорщик?
Палей глубокомысленно наморщил под каской лоб.
– Не по графику вроде, – осторожно произнес он. – Вроде еще не пора…
– Вроде да, – кивнул Маковский. – Судя по тону телефонограммы, Большая земля в лице его превосходительства нами не очень-то довольна. Похоже, наши маленькие грешки не укрылись от всевидящего ока высокого начальства, и теперь придется объясняться… Скажи, Евгений Михайлович, у тебя, случайно, нет ощущения, что на нас кто-то настучал?
– Как не быть, – сказал Палей. – Иначе откуда бы они узнали?
– Вот и я так думаю, – снова кивнул полковник. – И я даже догадываюсь, кто бы это мог быть. Вот ведь, прости господи, осел с ученой степенью! У самого ни черта не выходит, так он и других норовит за собой утащить: смотрите, не я один такая бестолочь, они тоже такие, это все из-за них!
– Так, может, его… того? – подумав, осторожно предложил старший прапорщик Палей.
– Но-но, полегче на поворотах! – замахал на него руками Маковский. – Ты что это, прапорщик? Мы с тобой тут обеспечиваем соблюдение режима секретности – то есть, иными словами, безопасность секретного военно-научного объекта большой государственной важности. Безопасность обеспечиваем, понимаешь, а не готовим военный переворот! Шлепнуть Черных – пара пустяков, с этим я и без тебя справлюсь. А вместо него кого поставим – меня? Я – пас, я в этой их науке ничего не понимаю. Или, может, тебя? А чего, в самом-то деле? Работа нехитрая – знай себе верти ручки да кнопки нажимай! Ты как, Евгений Михайлович, готов занять пост заведующего лабораторией?
– Никак нет, – деревянным голосом ответил пристыженный Палей, – не готов.
– Тогда не болтай глупости и отправляйся заниматься делом, в котором смыслишь больше, чем в воздействии электромагнитных волн на кору головного мозга. Генерал прибывает сегодня, так что надо все подготовить – апартаменты, торжественную встречу, личный состав… Испытуемых проверь – может, кого побрить надо или робу почище выдать, по помещениям пройдись, прикинь хозяйским глазом, где что не так… Ну, не мне тебя учить, на то ты и прапорщик, чтоб в таких вещах лучше любого академика разбираться…
– Разрешите идти?
– Ступай. Хотя нет, погоди. У меня к тебе один вопрос. Ты ведь вроде до нас в спецназе служил?
– Так точно. Я и сейчас в спецназе.
– Сейчас ты не спецназовец, а в лучшем случае вертухай специального назначения… Меня интересует то, что было до «Лагуны». Горячие точки были?
– Так точно. Карабах, Чечня, Кодорское ущелье…
– То есть прапорщик ты боевой, обстрелянный… Бывалый, в общем, человек, не какая-нибудь интендантская крыса. Так?
– Точно так, товарищ полковник.
– Тогда скажи мне как бывалый человек: что бы ты предпринял на месте того испытуемого… э-э-э… бэ-пять дробь восемнадцать четырнадцать пятьдесят три?
– Это, который сбежал?
– Ага.
Палей слегка развел руками и тут же снова опустил их по швам.
– Так что ж тут предпримешь? Бежал бы куда глаза глядят, покуда сил хватило…
– А потом?
Прапорщик немного подумал.
– А что потом? Если совсем дурак, вернулся бы домой и начал всем рассказывать, где был и что видел. Может, даже в милицию бы обратился… если бы успел. Ну, а дальше известное дело: либо в дурдом, либо обратно в стендовое кресло, либо вперед ногами на кладбище…
– Но ты-то у нас не дурак. И человек бывалый…
– Ну, я бы лично постарался исчезнуть. Разжился бы деньгами, документами и уехал как можно дальше от мест, где меня могут искать. И никаких контактов с друзьями и родственниками – был и нет, пропал без вести, помер. Вот примерно так…
– А расплатиться по счетам?
– В смысле?
– В смысле отдать долги. Отомстить.
– Это как в кино, что ли? Нет, товарищ полковник, я бы не стал. Тут не кино, тут – военный объект. Реальный, с реальной охраной, хорошо укрепленный… Нет, я бы не стал. Даже думать об этом не стал бы, не говоря уже о том, чтобы и вправду вернуться. Это ж верная погибель!
– Разумный ты человек, прапорщик. Здравомыслящий, – произнес Маковский с такой интонацией, что было непонятно, похвалил он Палея или, наоборот, обозвал. – Ну, хорошо, ступай, занимайся подготовкой. Да, и не забывай о семнадцатой штольне. Не все вокруг такие здравомыслящие и разумные, как ты.
Когда прапорщик ушел, тяжело хрустя рассохшимся паркетом, полковник снова достал из ящика стола бланк радиограммы и внимательно ее перечитал. «Ну, зачем видеть вам моих недостатков? Будем с вами мы жить в достатке и в Баден-Баден на воды ездить…» – напевал он при этом, задумчиво почесывая переносицу стволом никелированного «парабеллума», в рукоятку которого была врезана золотая пластинка с дарственной надписью от самого рейхсфюрера СС Гиммлера.
* * *Николай Подольский сидел на теплом от солнца поплавке вытащенного на берег педального катамарана, смотрел, как набегают на галечный пляж ленивые, отороченные легким кружевом пены, прозрачные волны и краем уха слушал несмолкаемую болтовню хозяина и единственного сотрудника заведения под названием «Прокат водоплавающей техники».
Хозяин, при первом знакомстве представившийся Петровичем, удобно расположился в складном пляжном кресле с выгоревшим на солнце, покрытым белесыми разводами морской соли матерчатым сиденьем. На ногах у него были вылинявшие до полной потери первоначальной окраски шорты и пляжные шлепанцы, загорелый дочерна жилистый торс частично прикрывала ветхая тельняшка без рукавов, а седую плешивую голову венчала капитанская фуражка блином, с шитым потускневшим золотом якорем на тулье и треснувшим козырьком – когда-то белая, а теперь изжелта-серая, испещренная разводами, пятнами и следами жирных пальцев. Держа в одной руке граненый стакан с медленно, но верно нагревающейся водкой, а в другой – надкусанный помидор, Петрович рассказывал захватывающую историю о том, как в восемьдесят третьем году во время дальнего похода на большом ракетном крейсере «Минск» над ними каждый день кружили вертолеты с болтавшегося поблизости американского авианосца и вконец обнаглевшие янки, зависнув над самой мачтой, демонстрировали нашим морякам свои голые задницы.
Николай слушал этот рассказ уже шестой раз подряд, всякий раз с новыми вариациями. Петрович надоел ему даже сильнее, чем сержант ГИБДД Маслов, но болтливому пьянице приходилось потакать ради поддержания весьма полезных дружеских отношений. «Водоплавающая техника» с первого взгляда показалась Подольскому до крайности странным заведением, расположение которого заведомо исключало малейшую возможность коммерческого успеха, но зато было весьма удобным, с точки зрения человека, которому надо быстро и без проблем добраться от замурованного в далеком сорок третьем году немецкого бункера до базы ВМФ, пленником которой чуть было не стал Комбат. Конечно, это было только предположение, но, пообщавшись с Петровичем и понаблюдав за тем, как работает его предприятие, Николай убедился, что оно не так уж далеко от истины. За неделю при нем к Петровичу не заглянул ни один клиент, и, чтобы при таком мертвом застое в делах сохранять вполне цветущий вид, оптимизм и платежеспособность, нужно располагать другими источниками доходов.
