Джон Фарроу - Ледяное озеро
— Страшно, — проговорил он вдруг.
— Что вас пугает?
Мэтерз думал о жене, о том, что у нее теперь на уме из-за необходимости переезда в дом его сестры. Может быть, именно в этот момент она тоже была в торговом центре, зашла туда, чтобы пересесть из одного такси в другое и никто не мог выследить, откуда она приехала и куда направилась. Взглянув в ту сторону, куда смотрел напарник, он увидел массу пешеходов, большинство которых были иммигрантами всех цветов и оттенков кожи, говорившими, наверное, на всех языках мира. Здесь все они оказались его соседями, потому что их с Донной домик стоял неподалеку, всего в нескольких кварталах.
— Страшно, что люди капают себе капли в нос, пользуются аэрозолями, глотают таблетки и позволяют вводить себе в кровь всякие сыворотки, чтобы проверить, окажется их реакция отрицательной или положительной. Мне это чем-то напоминает русскую рулетку.
— Это еще не самое страшное.
— Я не провожу сравнений, Билл, просто констатирую. Меня это поражает: стоит тебе дать в газете объявление, что нужны подопытные кролики в человеческом облике, как они выстраиваются в очередь, мечтая, чтобы выбрали именно их.
Перед тем как снова застрять на светофоре, они продвинулись футов на сто.
— В Штатах, — продолжил свою мысль Мэтерз, — кажется, в Чикаго, люди сами просили заразить себя СПИДом.
— Прости, не понял.
— Я вас не разыгрываю.
— Зачем?
— Чтобы потом с ними могли проводить эксперименты.
— С чего ты взял?
— Мне кто-то рассказывал.
Санк-Марс какое-то время переваривал эту новость.
— Ты хочешь сказать, что люди добровольно делали себя ВИЧ-инфицированными, чтобы потом над ними могли ставить опыты? И сколько же это стоило?
— Ничего. Это общественная услуга. Знаете, бывает так, что люди, потерявшие любимых, но сами здоровые, соглашаются, чтобы их заразили ради помощи в разработке лекарств. Другие просто идеалисты. Это, Эмиль, как эпидемия. Некоторые потеряли десятки друзей. А кое-кому просто хочется пожертвовать жизнью.
— А тем временем, — заметил Санк-Марс, — некоторые ученые хотят отложить исследования, пока не выгадают себе куш побольше. Они называют это природой зверя. Как тебе это нравится?
— Медицина — это деньги, — изрек Мэтерз. — Здоровье — большой бизнес. Медицинские исследования — растущая отрасль промышленности. Вы же знаете, какие дела творятся там, где крутятся большие деньги.
— Да, кое-что мне повидать довелось.
— Я слышал, что если бы крупные международные компании продавали героин и крэк на улицах, их прибыли стали бы баснословными. Можете себе такое представить?
Санк-Марс только присвистнул в ответ, потом попытался немного размяться на узком автомобильном кресле.
— Пока мы с тобой работали по этому делу, так сказать, сверху вниз. Рано или поздно мы будем с ним разбираться снизу вверх. Выясним, как жил и чем занимался Эндрю Стетлер. Как он завязывал дружеские связи, откуда у него было такое влияние на людей? Как случилось, что этот подопытный кролик сразу перескочил в большие начальники? Что произошло с Люси Габриель? Какую роль она играет в этой истории? Хонигвакс и Хиллер с Ларджентом могут нам рассказать, как им все видится сверху, а как обстоят дела внизу — в лабораториях, где всем испытуемым делают уколы, и только один из них — один-единственный — вдруг получает такую высокую должность? Мне бы хотелось знать, что по этому поводу думают обычные лаборанты.
— По какому? — спросил Мэтерз.
Если повезет, он уже на следующем светофоре мог бы выскочить на бульвар Акади. Эта улица разделяла богатых и бедных, иммигрантов и тех, кто уже давно здесь устроился. Как бы упрочивая это деление, вдоль всего бульвара проходила низкая ограда, современные здания по одной его стороне были ухоженными, перед ними были разбиты цветники и газоны с деревьями, а на другой лепились друг к другу неухоженные частные домишки, убогие многоквартирные дома, около некоторых из них не росло ни травинки.
— По поводу своих начальников. О развитии биологической науки. Идеалисты они или рвачи? Они занимаются только антигистаминами или хотят создать лекарство от СПИДа? Что они думают о природе зверя?
Мэтерзу не удалось проскочить на следующем светофоре, но теперь в длинном ряду машин он стоял первым.
— Вы правы. Нам еще не известны многие обстоятельства этого дела. Теперь надо копать снизу вверх.
— У нас есть еще и кровавый след, причем кровь на нем пока не высохла. У меня такое ощущение, что нам прежде всего надо выяснить, откуда здесь ноги растут. Ведь многим людям приходится постоянно ковыряться в обезьяньем и крысином дерьме, и нам надо выяснить, зачем они это делают.
— Может быть, нам сможет помочь в этом Люси, — заметил Мэтерз.
— Да, есть еще Люси. Ты, кстати, заметил одну странность? Мы сказали Хиллеру и Лардженту, что ее похитили, а они не спросили об одной очень важной вещи.
— О какой?
— Тебе бы самому надо было обратить на это внимание.
Мэтерз на минуту задумался. Он собрался уже было сослаться на усталость, как вдруг ему в голову пришла самая очевидная мысль.
— Они не спросили, требовал ли кто-то за нее выкуп.
— Это первый вопрос, который должен задать любой человек, услышав о похищении, — что надо похитителям? Какой они хотят получить выкуп? Чего они требуют? Хиллер с Ларджентом этот вопрос не задали. Может быть, потому, что знают, чего от нее хотят.
— Мы будем их об этом спрашивать?
— Сначала, Билл, мы поработаем снизу вверх. Прежде всего нам нужна информация. А потом уже поговорим с ними.
Как только зажегся зеленый сигнал светофора, Мэтерз вылетел вперед, как будто участвовал в гонках. Санк-Марса отбросило на спинку кресла и тут же у него снова скрутило живот, но на этот раз от мышечной судороги.
— Что дальше будем делать? — спросил Мэтерз.
— Поехали в управление. Я хочу взять свою машину. Поеду домой. А ты проведай у сестры семью. Только убедись сначала, что за тобой нет хвоста.
— Так мы что, сворачиваемся? — Мэтерз поверить не мог в такое счастье.
— Не совсем.
— Теперь понятно. Что же мне надо делать, пока вы будете отсыпаться?
Санк-Марс откинул голову назад, как будто хотел лучше разглядеть напарника.
— Молодость, Билл, — сказал он тоном проповедника, — это не заслуга, а ответственность. Пока я буду спать, малыш, тебе придется выяснить для меня адрес Камиллы Шокет. А заодно Эндрю Стетлера. Потом вечером, когда вы с женой будете отмечать День святого Валентина, я поеду потолкую с Камиллой. А после этого, когда ты урезонишь свою супругу, я поеду погляжу на жилье Эндрю Стетлера. И если завтра утром ты опоздаешь на нашу встречу, никаких объяснений я от тебя не приму.
— Какую встречу?
— Мы встретимся с тобой и позавтракаем рядом с домиком на льду, где убили Стетлера, скажем, часиков в восемь. Годится? Потом, когда ты хорошо выспишься, на свежую голову внимательно осмотрим место преступления. А я, со своей стороны, буду, скорее всего, в таком же мерзком настроении, как и сейчас.
Мэтерз уже собрался было что-то возразить. Он знал, что у напарника много своих проблем. Сегодня они отчасти сводились к физическим, но он помнил, что отец Санк-Марса при смерти и ночью на его дом было совершено нападение. Сейчас был не самый подходящий момент, чтобы злиться на начальника или упрекать его в раздражительности.
— Я все сделаю.
— И еще одно. Давай-ка заскочим к тебе. У тебя ведь наверняка есть в аптечке что-нибудь от желудка. Или, если хочешь, высади меня около какой-нибудь аптеки.
Мэтерз был уже на взводе.
— У нас по дороге будет аптека, Эмиль. Там вы сможете купить себе это чертово лекарство.
Санк-Марс удивленно посмотрел на него.
— Мне бы надо было знать, что ты такой же, как все. Никчемный ты человек, Билл.
— Вы сами знаете, Эмиль, куда можете засунуть ваш комплимент, — хмыкнул Мэтерз. — Но сначала давайте купим вам лекарство.
Глава 12
Опасные связи
Позже в тот же день, понедельник, 14 февраля 1999 г.
Из небольшой ниши в толстой каменной стене молодая женщина смотрела вниз на озеро, на необозримое заснеженное пространство и мерцающие отблески солнечных лучей, игравших на окнах домов в селении. Нараставшее чувство одиночества, угнездившееся в ней с недавних пор, все больше выводило ее из равновесия. Люси Габриель к жизни относилась своеобразно, ей казалось, что дух ее свободно витает, возносясь по солнечному лучу. Она представляла, что, как в старину печальная дама, сидит в мрачной темнице и ждет рыцаря, который вызволит ее из заточения. От такого сравнения ей становилось тошно, потому что, несмотря на подавленное состояние, тревогу и болезненное, непривычное ей одиночество, она была человеком действия. Люси сама хотела разделаться со всеми драконами и разрушить стены темницы. Больше всего ей нравились волшебные сказки Англии, хотя она хорошо знала легенды и мифы своего народа. Она знала время и культуру, в которой живет, но порой ей представлялось, что она существует в разные времена и в разных культурах, пересекая границы и людские сообщества. Она работала среди ученых, была тесно связана с индейскими активистами, доводилось ей общаться и с преступниками. Девушка нередко ездила в город развеяться, но у нее и в мыслях не было уезжать от своего народа — она считала себя его дочерью. Сейчас Люси не могла оставаться в резервации, ей надо было скрываться, а самой это сделать было непросто, и поэтому ей приходилось отсиживаться в этой башне, упрятанной от мира, напуганной людьми и силами, которые не были ей известны.
