Владимир Колычев - Брат, вспомни все!
Кусыгин глянул на Шалмана. Может, хоть это потрясет Шалмана, выбьет его из колеи.
— Почему ты не похоронил их вместе? — выстрелил он в него провокационным вопросом.
Шалман вздрогнул от неожиданности. Но самообладания не потерял.
— А я здесь при чем? — возмущенно протянул он. — Узнать бы, какая падла это сделала?..
— Ты это сделал, — невесело вздохнул Кусыгин. Понял он, что не сдвинуть ему с места этого монстра.
— Может, и я, — неожиданно выпалил Шалман. И тут же сардонически рассмеялся. — Только тебе, начальник, никогда этого не доказать.
— А вообще, красиво похоронены, — сказал Вершинин. — Да, Шалман, красиво?..
— Красиво, — кивнул тот. — Я обещал Артюху, что он будет похоронен красиво.
— Когда ты ему это обещал? — встрепенулся Кусыгин.
Шалман глянул на него тяжелым взглядом. И снова рассмеялся.
— Давно я ему это обещал. Год назад. Или два… Не лови меня на слове, начальник. Это бесполезно…
Светлову надоел весь этот кураж. Он резко развернулся к Шалману.
— Слушай, ты, мразь!
Он умел бить взглядом. Жестко, сильно. И он ударил. По глазам Шалмана. Через них поганое нутро его зацепил. И начал выворачивать наизнанку.
— Думаешь, всех умыл? А не угадал! Лично мне все равно, ты пришиб этого ублюдка Артюха или кто-то другой. Мне все равно, кто пришибет ублюдка Шалмана. А кто-то это сделает. И, может быть, это случится сегодня ночью. В камере. Ты будешь умирать долго и мучительно…
Убивающим взглядом, ровным монотонным голосом Светлов нагнетал на Шалмана страх. И видел, как тот сходит с лица, бледнеет, зеленеет.
— Ты мне веришь? — резко спросил Игорь.
Если бы так спросил Шалмана кто-нибудь другой, тот только рассмеялся бы в ответ. Но Светлов — не «кто-то». Он мент-волкодав по жизни. Шалман хорошо знает, на что он способен. А потому в глазах его появилась паника, и правая щека начала мелко подрагивать. От крутого спесивого авторитета не осталось и следа…
— Верю, — жалко кивнул Шалман.
И, явно осознавая свое ничтожество, отвел в сторону взгляд.
Шалман был раздавлен, растоптан. Но Светлов все равно потерпел бы фиаско, если бы, пользуясь моментом, попытался расколоть его на признание. У него бы ничего не получилось. Шалман сейчас хоть и загнанный, но зверь. А звери умеют хранить тайны…
Какое-то время Шалман стоял в стороне. Косился взглядом на Светлова, молчал. А затем Кусыгин распорядился отконвоировать его обратно. Никакого толка от него здесь не было.
Под конвоем Шалман двинулся к выходу с кладбища. Но не успел сделать и нескольких шагов, как откуда-то из-за могилы в его сторону метнулся человек. Никто и понять ничего не успел, как он врезался в Шалмана. И упал.
Шалман оставался стоять. Ничего с ним не случилось. Но конвоиры разозлились. Из-за внезапного появления постороннего — а вдруг это какой-нибудь камикадзе, который запросто мог бы убить подследственного? Или бы сам конвой уничтожил, а подследственный бы ушел.
Один конвоир со всей силы ударил неизвестного ногой в живот. Второй ударил в голову. Избиение бы продолжалось, если бы в дело не вступил Кусыгин.
Он остановил конвоиров. А Светлов поднял с земли человека.
Это был бомж. Грязный, вонючий. И до смерти запуганный. Но испугали его не конвоиры. Он трясся в руках Светлова и затравленно смотрел в ту сторону, откуда появился.
Игорь встряхнул его. Несколько раз хлестнул раскрытой ладонью по щекам. Но бомж в себя не приходил. Он почти не реагировал на удары.
— Да он чокнутый! — сказал Вершинин.
— Откуда он взялся? — спросил Кусыгин.
Светлов глянул в проход между могилами, откуда вылетел этот придурочный бомж. Наверняка до этого он проделал немалый путь. Возможно, от кого-то убегал.
— Эй, ты! — Он еще раз встряхнул бомжа. — Откуда ты взялся?
Но тот молчал. Только тупо, бессмысленно смотрел на Игоря.
И тут Светлова осенило.
— Чистильщики? — громко спросил он.
Будто ток высокого напряжения пропустили через бомжа. Его залихорадило, глаза полезли на лоб. И пена изо рта пошла.
— Где они? — спросил его Светлов. — Где они, говори!
Но бомж только мычал и пускал пузыри.
— Оставь его, — посоветовал Лева. — От него сейчас толку…
Может, он и прав. Но сам факт появления бомжа и его реакция на слово «чистильщики» уже говорили о многом.
— Лева, ты со мной? — спросил Светлов.
— А как же… — кивнул Вершинин. И на всякий случай нащупал рукоять табельного пистолета. Убедился, что оружие при нем. Светлов и Вершинин собрались уходить.
— Вы куда? — спросил их Кусыгин.
— Ты о чистильщиках когда-нибудь слышал? — спросил его Светлов. — Про тех, которые столицу от бомжей очищают…
— А что, есть такие?
— Есть, — кивнул Лева. — Только мы не можем до них добраться.
Кусыгин хотел еще что-то спросить. Но не успел. Светлов и Вершинин уже скрылись в зарослях между могилами.
Они пересекли кладбище наискосок. Ничего подозрительного по пути не обнаружили. Зато за кладбищенской оградой перед ними открылась удручающая картина. Чуть ли не до самого горизонта расстилались мусорные холмы столичной свалки.
— Снова свалка, — сказал Светлов.
— А это что за дым? — спросил Вершинин.
И точно, из-за одного холма в небо тянулся дымок.
— Шашлык из собачатины жарят, — сыронизировал Лева.
— Или из человечины, — вторил ему Игорь.
Они обошли холм. И их взгляду открылась удручающая картина. Дым поднимался над обугленными останками какого-то деревянного строения. И еще несколько строений уже давно сгорели. Даже дыма от них не было.
— Да это, похоже, бомжацкий табор, — решил Светлов. — Вернее, его пепелище…
Он вспомнил убогие хижины бомжей с той свалки, откуда пропал Никита.
— Да, неплохой костерок тут был, — кивнул Вершинин.
— Это чистильщики, Лева. Это чистильщики…
— Думаешь?
— Уверен… Они вывезли всех бомжей. Сожгли хижины… Только давно это было…
— А тот бомж?
— А тот бомж откуда-то пришел. Увидел пепелище. И крыша у него от страха поехала. Вот на кладбище и метнулся. Как заяц в кусты…
— Надо работу организовать. Всех в округе поднять. Может, кто что видел?
— Да все это мы сделаем. Только будет ли от этого толк?
Подобная работа уже проводилась. По тому случаю, когда пропал Никита со своими приятелями.
Светлов нарочно поднял шум вокруг этой истории. Даже дело по факту исчезновения бомжей возбудили с его подачи. Никто не пытался его осадить. Никаких преград со стороны высших правительственных и милицейских чинов ему не чинили. Правда, и понимания он не находил. Даже упрек по его адресу был. Мол, кому нужны эти бомжи? «Зачистил» их кто-то, и хорошо: легче дышать будет.
С помощью Криницына он пытался напасть на след фургона, который увез бомжей. Только, увы, никаких результатов. И агентуру он пытался трясти. Но «барабанщики» его плечами пожимали. Никто ничего не знал…
Может, по этому случаю что-то прояснится?
Они вернулись на кладбище. Попытались разговорить бомжа. Но тот в ответ на все вопросы нес какую-то ахинею. Мол, это демоны из ада за ним приходили..
Кусыгин вслушивался в их разговор. А потом спросил у Светлова:
— Так что это за чистильщики?
— Если честно, я и сам запутался, — ответил тот. — Одни говорят, что это люди столичного мэра. Другие грешат на демонов из ада… Ничего не пойму.
— Может, Шалман тебе что-нибудь прояснит…
— Шалман? — напрягся Светлов. — Где он?
— Его уже увезли… Но на прощание он тебя спрашивал. Сказал, если майора Светлова интересуют чистильщики, пусть обращается к нему.
Сердце Светлова екнуло от радостного предчувствия. А вдруг Шалман и в самом деле что-то знает?
* * *Никита проснулся.
Снова этот грязный дощатый потолок над ним. Снова этот осточертевший барак. И снова это тоскливое ожидание смерти.
Он вспомнил круглолицего мужичка, которого видел сегодня во сне. Это Слава Шарик, крутой бизнесмен с криминальным уклоном. Никите приходилось иметь с ним дело.
Конец девяносто четвертого года. Первый в жизни миллион долларов. Первоначальный капитал, которым Никита должен распорядиться по уму.
«Клондайк», эра дикого капитализма в самом разгаре. Светлые головы продолжают делать деньги из воздуха. Брокерские биржи, невероятно выгодные сделки с «прихватизированной» недвижимостью и экспортным сырьем, «Чары», «МММ», «Хопер-инвесты» с их аферами… Каждый крутится как может…
Но уже не за горами то время, когда прибыль в десять-пятнадцать рублей на один вложенный будет казаться чем-то сказочно-запредельным. Люди начнут считать деньги и станут радоваться, когда на вложенный доллар получат полтора. Это значит, что российский рынок понемногу втягивается в более-менее цивилизованное русло.