Олег Вихлянцев - Стукач
Лев Исаакович в это время как раз выходил из кухни, держа в руке чашку с кофе. От неожиданности он разжал пальцы, и чашка полетела на пол, разбившись вдребезги. Кофе расплескался по паркету темной ароматной кляксой.
– Вы-ы?! – Лицо Краманского-Горлова по бледнело и вытянулось.
– Мы… – буднично произнес кореец и подтолкнул Соленого вперед: – Займись.
Солонов подскочил к коллекционеру и ударом кулака сбил коллекционера с ног. Связать супругов было делом нескольких мгновений.
Мира Иосифовна пришла в себя и громко разрыдалась:
– Пощадите нас!!! Что мы вам сделали?! Забирайте все, что хотите, и уходите!!! Лева! Отдай им все, что они попросят!!!
– Заткнись, дура! – прикрикнул тот на жену, хотя голос его дрогнул и крик был больше похож на писк. Он хотел сказать еще что-то, но кореец залепил ему звонкую оплеуху.
– Ты! Придурок! – рявкнул Ким. – Слушай жену. Она у тебя умная. Отдашь нам все, что скажем, – останешься жить…
Бандит нагло врал. И Лев Исаакович понимал это. Ведь в первый раз этих двоих сюда прислал Игорь Иванович Серегин. Следовательно, Краманскому-Горлову не составит никаких трудов разыскать их при помощи милиции или, скажем, других бандитов. А коли так, значит, эти двое пришли сюда, чтобы ограбить и затем убить хозяев квартиры.
– Я вам ничего не отдам, – неожиданно для самого себя твердым голосом произнес Лев Исаакович. – Все равно вы нас убьете. Ведь так?
– Не глупи, – ответил Солонов. – Зачем нам лишнюю мокруху себе на шеи вешать? Будешь послушным – останешься жив. А прикончим мы тебя только в том случае, если хоть слово о нашем приходе кому-нибудь скажешь. Ну! – прикрикнул он. – Бриллианты! Живо!
– Ах вот оно что! – воскликнул Краманский-Горлов. Теперь-то он точнб не рассчитывал остаться в живых. – Ничего не получите! – заявил он даже с некоторым злорадством.
– О-ох! Да куда ж ты денешься, родимый! – устало проговорил Соленый, медленно подходя к Мире Иосифовне, которая сидела посреди комнаты на массивном старинном стуле с высокой резной спинкой.
– Лева! Ты – задница! – заверещала женщина. – Ты с ума сошел! Он меня сейчас-таки изнасилует, мама твоя – женщина!!!
– Хуже, идиотка, – оскалился Солонов, доставая из кармана нож на пружине-«улитке». – Я тебе, курве, матку без наркоза вырежу…
– А-а-а!!! – возопила Мира Иосифовна.
Краманский-Горлов попытался встать с дивана, на который его усадили со связанными руками и ногами, но кореец мощным пинком в грудь вернул его в прежнее положение.
– Не дрыгайся, падла!' – предупредил строго. – А корешу моему верь. Он слов на ветер не бросает.
Лев Исаакович закатил глаза. Он находился на грани помешательства, понимая, что шутить с ним никто не собирается.
Соленый тем временем протянул руку к связанной женщине. Она вывернулась и укусила его за руку, за что получила страшный удар в лицо. Кровь, хлынувшая из носа, залила ей подбородок.
– Ле-ева-а!!! – умоляла она. – Отдай им камни!!!
Данил Солонов разодрал платье на груди Миры Иосифовны. Уже когда его рука с обнаженным лезвием пошла в низ живота онемевшей от ужаса женщины, Краманский-Горлов на всю квартиру коротко крикнул:
– В трубе!!!
Соленый приостановил экзекуцию и оглянулся на корейца, который глаз не спускал с поверженного коллекционера.
– Суки! Суки! Суки-и-ы-ы!!! – по-звериному завыл Лев Исаакович, захлебываясь собственными слезами.
– В какой трубе, падаль?! – Ким крепко схватил его за волосы и встряхнул.
– В туалете… – уже едва слышно выговорил тот.
Оба – и кореец, и Соленый, – позабыв о захваченных супругах, рванули в туалетную комнату. Труба, куда можно было вмонтировать тайник, здесь была лишь одна. Чугунный стояк канализации. Собственно говоря, это был обыкновенный муляж. Настоящая сливная труба по заказу хозяина была проведена внутри стены. Глазом ее не определить. А эта – на виду – как нельзя лучше подходила для организации замаскированного хранилища ценностей.
Порыскав в кладовке, Соленый притащил разводной ключ и быстро отвинтил два болта на перегородке, предназначенной в обычном варианте на тот случай, если канализация засорится. За перегородкой действительно обнаружилась дверца мини-сейфа. Открыть ее для Соленого было делом нескольких минут.
Справившись с «секретными» замками, коими можно было поставить в тупик разве что начинающих воришек, Солонов принялся извлекать из сейфа-трубы лежащие там драгоценности.
Даже не рассматривая их, кореец укладывал все в прихваченную с собой сумку. Когда дело было закончено, оба поспешили вернуться в гостиную, где оставили супругов Краманских-Горловых.
Лев Исаакович продолжал сидеть в прежней позе на диване. Ему было плохо с сердцем. Мира Иосифовна, привязанная накрепко к стулу, сумела-таки повалиться на пол и подползти к мужу. Сейчас она пыталась зубами развязать узлы веревки, стягивающие его руки. Подойдя к ней со спины, Соленый ухватил ее левой рукой за волосы и оттянул голову назад. В другой руке у него было зажат нож. Одним коротким движением он полоснул ее по горлу, почти одновременно отскочив в сторону: кровь хлестанула фонтаном. Тело несчастной женщины завалилось на бок. Она не успела даже вскрикнуть.
Лев Исаакович лишь слабо застонал, видя происходящее сквозь полуприкрытые веки. Он знал, что все кончится именно этим. Но был бессилен что-либо изменить.
Соленый, оглядев себя – не забрызгался ли кровью жертвы, – шагнул к хозяину квартиры и, не долго думая, всадил ему нож по самую рукоятку точно в сердце. Коллекционер в последний раз широко, словно недоумевая, раскрыл глаза, судорожно глотнул ртом воздух и обмяк.
– Линяем отсюда! – подал голос кореец. Он все это время стоял в дверном проеме и молча наблюдал за действиями Соленого.
Отерев с ножа кровь, Солонов сложил его и сунул обратно в карман. Затем осмотрел комнату и, повернувшись к Киму, согласился:
– Да. Уходим…
* * *
…«Мерседес» Игоря Ивановича Серегина, а за ним и темно-синий автомобиль Монахова, в котором он ездил исключительно по служебным делам, двигались из Ленинграда в приозерском направлении. Туда, где еще в 1939 году проходила знаменитая, линия Маннергейма. Их сопровождали два джипа с личной охраной Бизона.
Эта система укреплений создавалась с двадцать седьмого по тридцать девятый годы под руководством всемирно известного генерала Ба-ду – талантливейшего военного инженера.
Как свидетельствуют официальные документы, линия пересекала весь Карельский перешеек от Финского залива до Ладожского озера широкой полосой в 90 километров.
В зоне обеспечения – ближе к Санкт-Петербургу – было создано 220 километров проволочных заграждений в 15 и 45 рядов, 200 километров лесных завалов, 80 километров противотанковых надолбов и множество долговременных огневых точек из железобетона. Местность в промежутке от Сестрорецка до Рощина (выборгское направление) и от Осельков до Лемболова (приозерское) являет собой мощнейшее фортификационное сооружение, рассчитанное на века. От электричества до канализации, от кинозала до складских бункеров. Все это вместе взятое именовалось со времен возведения линией Маннергейма. В здешних местах теперь прочно обосновались люди Бизона и Монахова. Это их тайное государство, надежно укрытое под землей на десятки метров, уходящее вниз на четыре уровня, надежно охраняемое и неприступное.
Кореец ехал в первой машине, с Серегиным. Там же находились и два телохранителя хозяина «мерседеса». А Соленый сидел на заднем сиденье BMW, зажатый с двух сторон охранниками Монахова. Впрочем, те делали вид, что всего лишь совершают автопрогулку, любуясь красотами Карельского перешейка, по территории которого они уже мчались.
Сам Иннокентий Всеволодович расположился рядом с водителем.
– Куда едем-то? – спросил Соленый, начиная волноваться.
– Бизон решил показать вам базу, – расслабленно ответил Монахов. – Поверь, она ничуть не хуже той, что была у вас на Тянь-Шане.
– Ну-ну, – хмыкнул Соленый и больше за всю дорогу не произнес ни слова.
Через два с половиной часа пути автокавалькада съехала с асфальтированной трассы на грунтовую лесную дорогу. По обе ее стороны тянулись смешанные леса. А там, где наступало редколесье, можно было увидеть чистейшие зеркала северных озер со множеством водоплавающей дичи. Все это напоминало Соленому Дальний Восток.
Сегодня утром на даче в Тарховке Бизон пристально следил за Соленым и корейцем. Но те ни малейшим движением не вызвали у него каких-либо подозрений. Были спокойны и в меру общительны. Серегин также старался не выдать своего возбуждения, вызванного событиями прошедших суток.
Грунтовая дорога между тем уперлась в завал. Проезд был перекрыт двумя завалившимися могучими стволами деревьев. Все машины остановились.
– Приехали! – воскликнул Соленый, думая о том, что сейчас придется вылезать из машины и всем скопом разбирать завал. Тут-то его и кончат. А вот если не замочат в этом тупике, то не замочат вообще.
