Андрей Воронин - Добро пожаловать в Ад
— Сколько ей нужно, чтобы проснуться по настоящему?
— Они вообще толком не просыпаются. Ходят, едят, бормочут — но это ровным счетом ничего не значит.
— А кто-нибудь помнит, какой она здесь появилась? — вмешался Рублев.
Медсестра пожала плечами.
— Я так точно нет. Я здесь всего шестой год. Надо посмотреть в истории болезни — к кому из врачей она попала.
Они шли по пустынному коридору, освещенному люминесцентными лампами. Белый, стерильный свет заливал выбеленные стены и потолок.
— Подождите, я ее приведу. Только не кидайтесь все сразу. Хорошо, если с ней будет иметь дело кто-то один.
Медсестра завела их в пустую комнату, включила настольную лампу.
— Ждите здесь, — повторила она. — Главное, все должно быть тихо. Знаете, как у нас бывает? Одна пациентка дернется от шума — припадок готов. А дальше пошла цепная реакция. Вот тогда начинается настоящий дурдом.
— Кто будет с ней говорить? — спросил Удовиченко, когда дверь за медсестрой закрылась. — Я должен снимать, эта пленка может фигурировать на суде в качестве доказательства.
— Зачем тебе пленка? Надо человека отсюда вытащить, — проворчал Рублев.
— Скажи еще, что прямо сейчас намерен ее забрать.
— Не сейчас, но очень скоро.
— Сперва попробуй, чтобы она тебя поняла.
— Ей вряд ли понравится вид камеры. Это может все испортить.
— Это мои трудности, она ничего не заметит.
Прошло еще четверть часа томительного ожидания.
Наконец, послышались шаги: кто-то еле волочил ноги, кто-то ступал твердо и нетерпеливо.
Медсестра ввела в комнату женщину неопределенного возраста с землистым от постоянного недостатка свежего воздуха цветом лица. Женщина сильно отличалась от той, чьи фотографии были вклеены в историю болезни. В первый момент Рублев хотел заявить о подмене, но потом, приглядевшись к давно потухшему лицу, понял — никто не собирался вводить его в заблуждение.
Это Ритина мать — вернее то, что от нее осталось за время «лечения».
Медсестра присела возле двери со шприцом наготове — на случай, если у больной начнется припадок.
Сжав губы, Вероника Аристова смотрела в точку, видимую ей одной. Безостановочно потирала руки, как потирает их человек, вошедший с холода. Кожа туго обтягивала ее худое лицо, лишенное всякого выражения.
Комбат обошел вокруг стул, на который ее усадили, мучительно подыскивая нужное слова. Он подумал, что все эти годы к ней обращались только по той подложной фамилии, под которой ее поместили сюда.
— Вероника Аристова, — произнес он негромко.
Никакой реакции — она будто не расслышала его слов.
— Вы помните, кто вы такая? Мы хотим помочь.
Молчание. Потирание рук. Глядя на эти безостановочно движущиеся ладони, он забывал слова, которые намеревался сказать.
— Ваша настоящая фамилия Аристова. Помните свою дочь, Риту? Помните, кто вас сюда привез?
Из коридора донесся стук каблуков — медсестра прижала палец к губам. Комбат терпеливо дождался пока стук окончательно затих и повторил еще раз:
— Вы, Вероника Аристова. Вас привели сюда зимой.
— Послушайте, — раздраженно зашептала проводница. — Это будет продолжаться до скончания века. Я вам русским языком объяснила — ничего вы от нее не добьетесь. Через десять минут забираю ее обратно. Я и так уже полжизни от страха потеряла. Тут, оказывается, темное дело. Если кто-то заметит, мне увольнением не отделаться.
— Пусти, я попробую, — отделился от стены Виктор.
Комбат отошел в сторону, он редко чувствовал такую беспомощность, как теперь. Виктор присел на корточки возле стула, нащупал руки пациентки, несильно сжал их.
— Я друг. Вы долго надеялись, что помощь придет, кто-то появится здесь. Потом решили, что ждать бесполезно, вы уже по ту сторону жизни.
Ее ладони остановились, но выражение лица осталось прежним.
— Постарайтесь поверить.
Свет лампы отражался в темных очках. Удовиченко выключил камеру и затаил дыхание. Комбат сидел неподвижно, обхватив голову руками.
— А-рис-това, — едва слышно, по слогам произнесла больная.
— Постарайтесь вспомнить тот день. Вас привезли сюда насильно. Кто распоряжался, кто разговаривал с врачом? Вы знали, что этого человека надо опасаться.
Какая-то рябь прошла по лицу, легкая рябь на стоячей воде. Вдруг женщина наклонилась к уху Виктора и стала шептать, с трудом выталкивая каждое слово, кривя от напряжения непослушные губы.
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
БОЙ НА РЕЛЬСАХ
Все трое летели курсом на Ташкент в брюхе военно-транспортного самолета. Летели вместе с танками «Т-72» и «бээмпэшками» — машины предназначались для контингента миротворческих сил в Таджикистане.
Время от времени Комбат вставал с гудящего, вибрирующего пола, подходил к боевым машинам, как к старым друзьям, с которыми хочется еще чем-то поделиться.
Похлопывал по броне, окрашенной в защитные цвета, придирчиво осматривал гусеницы, залезал наверх.
Машины были далеко не новенькими, кое-где виднелись мелкие ссадины, боевые шрамы. Что их ждет там, в Средней Азии? Вернутся они когда-нибудь в Россию или останутся в правительственных войсках Таджикистана, чтобы потом — в бою или за деньги — попасть в распоряжение какого-нибудь полевого командира?
Вымотавшийся Удовиченко спал, положив под голову сумку с камерой. Виктор, переодетый в солдатскую форму с сержантскими нашивками, терпеливо разбирал и собирал «Калашникова» — новый для себя вид оружия.
Маховик событий раскручивался все стремительней.
Услышав от Виктора необычную фамилию, названную Вероникой Аристовой, репортер наутро поспешил навести справки. Выяснилось, что полковник Кугель командирован на Байконур для участия в работе ликвидационной комиссии.
Удовиченко специализировался на уголовной тематике и слабо разбирался в политических вопросах. Быстренько подрулив к думскому монолиту, он переговорил в «предбаннике» со спецкором своей же газеты, который дневал и ночевал в здании на Охотном ряду.
— Только не лезь в мою епархию. Этот участок я давно застолбил. Если хочешь из-под меня поработать — ради Бога.
— Меня волнует только справедливый расчет. Находи клиента, который купит материал и можешь продать его под своим именем.
— Вряд ли я сильно этого захочу. Чтобы браться за эту тему надо заиметь мощное прикрытие. Буквально позавчера говорил с мужиком из НПО «Молния» — они делают разные штуки по космосу. Спрашиваю — чего это вас решили акционировать? Он мне кое-что поведал…
Коллега вкратце пересказал Удовиченко информацию по Байконуру и опытным образцам орбитального самолета.
— Теперь они не могут забрать оттуда свои причиндалы, всем распоряжается комиссия. Есть подозрения, что самолеты уже проданы через подставную фирму.
Ты представляешь, на сколько тянет такая сделка?
— Елки зеленые, я бы сразу на твоем месте бабахнул статью.
— Умный, блин. Я показал шефу наметки. Он теперь попробует найти заинтересованную сторону, которая нас прикроет. А то всю газету могут по миру пустить.
К полудню разговор уже был известен Комбату.
Главное, что он четко понял — разматывающийся клубок частного убийства неожиданно привел его к краешку масштабной аферы. Одной из длинного ряда тех, которые обернулись для великой страны нищетой, кровью, откатом назад.
Он был почти уверен: Кугель продолжает то, чем занимался еще десять лет назад. Прикрывать такие преступления авторитетом службы безопасности. Трудно сказать — принимал ли в этом участие генерал Аристов.
По крайней мере подчиненный поддерживал близкие отношения со всей семьей.
Чем могла помешать Кугелю Вероника? Только своей осведомленностью. А Риту он просто использовал в своих целях и безжалостно уничтожил как только она неблагоразумно попробовала проявить норов.
Теперь возмездие перестало быть личным делом Бориса Рублева, теперь он мог позволить себе обратиться за помощью. Тем более, что время убыстряло свой бег — чуть замешкаешься и вращающийся диск отбросит тебя на обочину событий.
Лететь гражданским самолетом Комбат не мог по понятным причинам. Личность по фамилии —Рублев с недвусмысленно определенной внешностью до сих пор находилась в розыске. Пришлось связаться с Бахрушиным — тот приехал проводить материально-техническую инспекцию подмосковных военных аэродромов.
До Бахрушина уже дошли известия о розыске. Но человека, хлебнувшего вместе с Комбатом афганского лиха, ничто не смогло бы переубедить: если Рублев нарушил закон, то ради борьбы со злом. Не важно сколько они не виделись: сталь такого закала не может поддаться ржавчине. Бахрушин ни на секунду не усомнился в старом боевом товарище.
— Помогу, чем смогу, — не побоялся вслух произнести он по служебному телефону, Так трое граждан, ни имеющих формального отношения к армии оказались на борту «транспортника».
