Фридрих Незнанский - Тройная игра
— Все, Сеня, кажется, пришел амбец нашему министру… А стало быть, и нам с тобой тоже. Здесь ничего такого пока не слышно?
— Да нет, Владимир Андреич, все как обычно. Так, бурчат кое-чего, но оно и всегда так вроде…
— Вроде… А там все газеты только и пишут, какой у он у нас с тобой коррумпированный, видите ли. Пугают друг дружку насчет того, что он грязные деньги к ним переводит. Как будто им, сволочам, не все равно! Такой шум подняли, что его счета даже блокировать начали, во как!
Семен Михайлович хотел ехидно спросить: а твои, мол, еще не блокируют? Но, конечно, удержался. Сказал, не поверив:
— Это в хваленой Швейцарии-то?
— А и что из того, что она Швейцария? Они там тоже америкосов слушают, как и все. Америкосы у себя какого-то очередного Япончика-Тайванчика заловили. Мы и знать про такого не знаем, а они, вишь, заловили, а у того паспорт еще советский. Ну и понеслась брехаловка на весь мир: русская мафия, русская мафия! Кстати, тут с нашим-то с тобой Тайванчиком все в порядке? Никакого шухера?
— Да вроде все как было. После той публикации молчат все. Вот только Кент у нас тут днями пропал. Помните такого? Ну что-то вроде зама у Никона… Поехал, как я теперь знаю, бабки за товар получать, получил — и пропал. Братва уже и охрану его за яблочко взяла, и клиентов чуть не к стенке поставила — никто ничего не знает! Прямо чертовщина какая-то! Охранники помнят все до того места, как их вырубили, а дальше — тишина. Ни на какой машине его умыкнули, ни в какую сторону повезли — ничего сказать не могут. Очухались в своем «мерине», на котором приехали, а вокруг лес, а при них ни телефонов, ни оружия, и все колеса у «мерса» проколоты. Ну пока они на дорогу выбрались да пока телефон нашли — след уже совсем остыл. Уж меня Никон чуть ли не со слезой упросил тюряги проверить…
— Почему тюряги-то?
— Да странное какое-то похищение. Никого не убили, даже не связали… Какие-то гуманисты, мать иху…
— Проверил?
— Проверил.
— И ничего, да?
— Так точно. Ничего.
— Слушай, а может, он просто хапнул деньги да рванул? — с сомнением спросил Гуськов.
— Да с какой стати-то, — не согласился Суконцев. — Кент — вор настоящий, он крысятничать не станет. Да он тут и так царь и бог и имеет будь здоров сколько… А потом охрана… Как они рассказывают, эти ребята — конечно, чистой воды похищение…
— Час от часу не легче, — тяжело задумался Гуськов. — Если и правда похищение — не иначе как ФСБ сработало, на них похоже… Слушай, — с надеждой спросил он вдруг у Суконцева, — а может, это какие-нибудь таганские или балашихинские? Ну свои, местные бандюки не поделили чего — вот и понеслась, а? Пустили Кента в распыл, а мы его теперь ищем… почем зря…
— Не похоже, Владимир Андреич. И я проверял, и Никон по своим каналам. Никто из братвы к этому делу не причастен…
— Плохой знак, — задумчиво сказал Гуськов. — Это, знаешь, как грипп. Ты вроде еще здоровый, а он в тебе уже сидит — то корежить тебя всего начнет, то в горле запершит. Похоже, кто-то совсем близко подобрался… Ты вот что… Давай пока займемся неотложными делами, а после обеда сядем, покумекаем, что нам срочно надо предпринять. Да! Эту сучку, Лазуткину, высвистай!
Нюся была не в настроении, первым делом закатила Гуськову скандал — зачем он ее вызывает среди рабочего дня.
— Что я у вас, на службе, что ли? — шипела она, стараясь не сорваться на крик. — Я и так уже под колпаком! Там, на таможне, Генпрокуратура роет, все выясняет, как это помеченные Интерполом фуры вышли из терминала без досмотра, того и гляди на меня выйдут, а тут ты со своими совещаниями…
— А ну помолчи! — рыкнул на нее Гуськов.
— А ты на меня не очень! Я, между прочим, не у тебя служу — у самого министра! — не на шутку обозлилась Нюся.
Но Гуськов словно не слышал этого ее возмущения. Подошел, схватил за кофту на груди, больно натянул ткань на кулак.
— Вот поставлю сейчас прямо на столе в коленно-локтевое положение и будешь стоять раком, пока мне — слышишь — пока мне надо! Служит она, не служит. Мы теперь все друг о друге знаем столько, что и спастись можем только все вместе. Ясно излагаю? Сейчас придет мой Суконцев — сиди и не квакай больше против меня, слушай, о чем идет речь…
Суконцев специально для нее изложил ситуацию с Кентом, и Нюся подумала, что была-таки права, исполнившись сейчас презрения при одном виде Гуськова: эти доблестные генералы как всегда обделались и как всегда в панике стараются найти спасение за женской юбкой, ну и понятное дело, основные задачи стремятся спихнуть на нее. А задачи такие. Во-первых, проверить, не сидит ли где у них в ФСБ Виталий Николаевич Чучин, он же Кент, а во-вторых, позаботиться о дневнике Гранта, ускорить его поиск, пользуясь ее дружбой с не успевшей стать женой вдовой погибшего.
Про дневники они толковали больше всего.
— Самая реальная угроза для нас для всех, — настаивал Гуськов, — это как раз дневники. Все, стервец, знал в таких подробностях, что там всем нам могилка гарантирована…
— А может, их нету, дневников-то? — с надеждой сказал Суконцев. — Ведь вы смотрите: «Милорда» этого мы прочесали от и до. Дома у него обыск провели по всем правилам. Пусто ведь!
— Дневники есть, — презрительно усмехнувшись, сказала Нюся.
— Ну, может, они так и пропадут с его смертью? — не сдавался Суконцев.
Нюся опять не согласилась с ним:
— Не могу ничего определенного пока сказать, но чувствую по себе, что что-то начинает просачиваться наружу…
— Вот и я о том же! — поддержал ее Гуськов. — А у меня чутье на эти дела — будь здоров. Как у ревматика к непогоде кости ломит, так и у меня… А сейчас словно зуд пошел по всему телу… А насчет того, что нигде нету… Не мог он это дело своей юной прошмандовке завещать, как думаете? Какой-нибудь тайничок с деньгами, с драгоценностями — и дневник заодно. Ты вот прикинь на себя, как бы ты сделал? — обратился он к Суконцеву. — Молоденькая любимая жена, этакий цветок… в проруби… а ты знаешь, что скоро тебе конец. Неужели ты бы не доверил ей все самое дорогое, самое заветное?
— Я? — с удивлением глядя на него, переспросил Суконцев. — Да ни в жизнь!
— Ладно, неважно! — подвел итог Гуськов. — Рассмотрим как рабочую версию, коли других нету. Скажи, Анна… — неожиданно официально обратился он к Нюсе. — Как ты думаешь, где он мог устроить свою главную захоронку?
Нюся ненадолго задумалась:
— Ну раз нет дома и нет в офисе, значит, либо в банковской ячейке, либо где-то еще.
— Банковская ячейка отпадает, — сразу сказал Гуськов. — Тут я уже приложил руку, провел оперативно-розыскные мероприятия по обнаружению средств якобы международного преступника Разумовского.
— Ну тогда так. Мог отдать кому-то на сохранение, что маловероятно, либо еще какое-то место, про которое мы пока не знаем. Скажем, еще одна его квартира или какая-нибудь дача, загородный дом… Я думаю так. Если кто и знает о тайнике — если он существует, конечно, — так это наша девочка-целочка. Невеста. И где бы он ни был — в какой-то квартире, на чьей-то даче — она нас туда рано или поздно приведет. А пока она туда не сунулась — нам вроде как и бояться с этой стороны нечего…
— А Кент? — спросил Суконцев.
— А что Кент? Кента даже ФСБ залови — у него против нас ничего нету, одни голые слова. Один поклеп, и все. Ты как думаешь, Нюся? — вдруг обратился к ней Гуськов. — Что ты все молчишь-то?
— А что говорить? Может, давай возьмем эту Грантову невесту, да малость подергаем за волосок-пискун? Небось сразу, все, что надо, вывалит…
Мужики аж переглянулись — такая ненависть прорвалась вдруг в Нюсиных словах.
— Я против! — сразу сказал Суконцев. — Брать — это значит, что ее придется кончать. Мороки не оберешься. А потом в нашем положении еще и мокруху на себя вешать — это как-то уж совсем чересчур. Я против…
И вдруг Нюся вспомнила, что совсем недавно Лена рассказывала ей и Марии Кузьминичне что-то про дачу в Жуковке, про малиновое вино. Тогда она совсем не придала этому рассказу значения. Удивительно: ее поразил не сам факт их совместной поездки за город, а восхищенный Леночкин рассказ о том, как Игорь читал ей на заснеженной дачной дорожке ахматовские строки: «По твердому гребню сугроба в твой белый заснеженный дом такие притихшие оба в молчании нежном идем…» — ну что-то вроде этого. Ах ты ж! Как, блин, красиво! Когда-то он возил и ее на эту дачу, правда не зимой, а летом, и, может, как раз потому никаких стихов ей не читал. «Ладно, — подумала она сейчас, вспоминая все это, — не подохну от зависти. Пусть тебе стихи, а нам подай что посущественнее…»
— Не надо никого мочить, мужики! — чуть не закричала она. — Есть идея. Я только сейчас вспомнила, действительно существует дача. Только она как бы не Грантова, а его дядьки, старого ветерана. Я даже вспомнила, что дед этот киоскером на станции работает. Не сидится ему, видите ли, старому вояке, на пенсии, газеты продает. Вот я и думаю: это будет самое милое дело — девушку туда выманить, а там уж и потрясти ее как следует. Может, даже не мучить, а культурненько, с помощью лекарства поспрошать… А вообще, можно пустить по ее следу и братков, чтобы, если случится что, мы сами остались бы чистые. То есть братки, к примеру, грабят дачу, а мы на зачистке — типа милицейский патруль. Дескать, случайно проезжали мимо, увидели нарушение законности и вмешались. Ну а что при этом погибли и хозяева, и налетчики — чья ж тут вина? Просто роковое стечение обстоятельств.
