Фридрих Незнанский - Тройная игра
Кент сидел на пеньке на краю новой поляны, а Сева стоял перед ним.
Ломка уже начинала донимать, наручники нещадно резали руки, и он спросил, стараясь не глядеть на этого здоровенного мужика, чтобы не выдавать лишний раз своей ненависти, — чего впустую глазками сверкать, не в его это правилах. Так, с полуопущенными веками, и спросил у Фили, который показался ему помягче, посговорчивей:
— Сколько?
— Чего сколько? — не понял Филя.
— Сколько хотите с меня получить? — И, забыв, что руки за спиной, для большей наглядности потер там, за спиной, палец о палец.
Сева не удержался, въехал ему со всей страстью в зубы. Въехал, видно, неожиданно и для себя самого. Буркнул:
— Извини.
— Понял, — беззлобно прошепелявил Кент разбитыми губами. — Субботник, значит, как у блядей. Задаром то есть… — И сплюнул.
Сева по многолетнему опыту службы в горячих точках знал, как по-разному ведут себя люди, попавшие в ситуацию смертельной опасности. Есть трусы, которых легко запугать и сделать послушными, даже ни разу не ударив, есть «герои», которым надо, чтобы и они сами, и все, кто вокруг, видели, сколько в них куража. Но в конце концов и эти, как правило, довольно быстро ломаются — кураж обычно кончается одновременно с физическим терпением. А вот иногда встречаются упертые, такие, которым наплевать на то, что вовне; для такого самое главное — не переступить какую-то черту внутри себя самого. Вот у них Кротов, к примеру, как раз такой. И такой же, судя по всему, был вот этот уголовник и убийца. Или он ошибается?
Он резко ударил его с двух сторон по ушам — был такой прием скорого развязывания языка у упертых. И, внимательно следя за реакцией Кента, про себя обрадовался: он ошибся — этот сидевший перед ним на пеньке уголовник оказался неким гибридом. Он, похоже, был упертым рационалистом.
— Хорошо врезал, — сквозь боль сказал Кент. — Не врубаюсь только, за что. Еще раз предлагаю, пацаны: давайте сделаем все путем. — Он или совсем их не боялся, или пока еще не верил, что их надо бояться. — Вы ведь не урки, верно?
— Ну верно.
— И не менты, так?
— Почему решил?
— Какие-то сладкие больно. Вон ты стукнул, а сам вроде как переживаешь…
— Погоди-погоди, — остановил Филя, — с чего взял-то? Мы с тобой еще толком и не говорили даже.
— Вот я про то и толкую: менты бы уже и матюков насовали, и печенку бы отбили, а вы чего-то все мармелад разводите… Не пойму — гебешники, что ли? Или какие инженеры бывшие — решили рэкетом поправить материальное положение? Короче, говорите, чего надо — и разбежались.
— Ага, держи карман! — усмехнулся Филя. — Разбежались, размечтался!
— Никона сдашь? — вдруг в лоб спросил Сева.
— А кто это? — спросил в свою очередь Кент и издевательски усмехнулся.
«Эх, скополаминчику бы! — с тоской подумал Сева, вспомнив последнюю свою „горячую точку“. — Скополамин замечательно язык развязывает».
— Это тот, кто тебе «малявы» чуть не каждый день шлет…
— Не, про это я ничего не знаю.
«Скополаминчику бы, — снова подумал Сева, — сразу бы все рассказал, и про Никона, и про Гранта этого… мать их!» И еще раз ударил Кента по ушам — теперь намного злее, чем раньше.
На этот раз он его достал — Кент мучительно сморщился, замотал головой. Сказал, едва справившись со стиснутой болевым спазмом гортанью:
— Молодец, сучара. Но я б тебе душевнее приварил…
Сева сделал вид, что не слышит.
— Гранта ты замочил? — спросил он, включая диктофон.
— А, вон оно что! — с некоторым даже облегчением протянул Кент, косясь на японскую машинку. — Так бы сразу и сказали. — Он снова потряс головой — видно, последний удар таки потряс его. — Чего вам до Гранта-то — сдох, туда ему и дорога. Хуже нет беды: вор в законе, а ссучился…
— Погоди, погоди, — изумленно остановил его Филя, нарушая все правила: — Кто вор в законе? Грант?
— Ну а про кого вы меня спросили-то? Грант. Законник, а сперва ссучился, на ментовку начал работать, а потом дак и того хуже — общак грабанул. Братва на зоне не зря толкует, что настоящих законников больше не осталось — завели лаврушники моду титулы покупать, ну и пошло-поехало…
Сева выключил диктофон.
— Ты вот чего, — сказал Сева, нажав на «стоп». — Ты кончай тут романы тискать, давай про дело, понял? Или еще по ушам захотел?
— А я чего, не про дело, что ли? Скурвился Грант, а у нас на этот счет закон один — секир-башка… Это… не знаю, как вас и называть-то… следователи, что ли?
— Дознаватели, — буркнул вроде в шутку Сева, но Кент воспринял его слова всерьез.
— Так вот, граждане дознаватели, видите, за какое говно вы меня мучаете! Не стоит оно того, бля буду. Давайте я вам лучше выкуп заплачу — ну вроде как в суде — и разбежимся, а?
— Выкуп?
— Ну пусть не выкуп, а как там… залог, во! Хотите? Вот прямо вам, без всяких расписок и налогов. Сто тысяч за то, что вы меня сейчас отпускаете. Чего жметесь? Мало?
— Ты так и не сказал нам, кто пришил Гранта, — словно не слыша его, мрачно сказал Сева. — Тебе что — еще врезать? Ты меня бойся, урод, я вот этой самой рукой, если что, мозги зараз вышибу!
— Вот я и говорю, что вы не менты, — вздохнул Кент. — Менты бы точно уже бабки взяли…
Сева угрожающе замахнулся, но Филя поймал вдруг напарника за руку, заставил отойти на пару шагов.
— Сева, блин, ты только посмотри на его руки-то! — зашептал он ему на ухо.
— А что там?
— Да он исколотый весь, видишь, дырки от шприца? И глазки — посмотри, как мутнеют. Ты не бей его больше, понял? Он все равно сейчас уже небось ничего не чувствует, у него ломка начинается. Ты пообещай ему дозу — он нам все сам выложит! — И сказал вслух, громко, специально для Кента: — Ты только посмотри на этого хмыря! Возьмешь у него деньги, а он тут же начнет везде звонить, что гебешники от него взятку приняли. Да еще придумает фигню какую-нибудь — что мы, к примеру, за дозу с него деньги слупили, какие захотели…
Кент аж зубами заскрипел:
— Бля буду, мужики, никому ни слова, а? Свалю, а вы потом хоть какие мои показания в дело пускайте — возражать не буду… — Грудь у него под рубахой до синевы была исколота какой-то татуированной похабщиной. — Ну, мужики? Я вам сто тыщ и показания, а вы мне ширнуться дадите и отпускаете. Как?
— Да где мы тебе дозу-то возьмем?
Кент криво усмехнулся:
— Не знаю, как вы, а я бы вам за сто тысяч дозу поискал… Но так и быть, и тут облегчу вашу жизнь: доза у меня с собой, мужики, дозвольте только ширнуться. — Сева и Филя быстро переглянулись — под наркотики Кента можно было и милиции сдать. — Гад буду, — продолжал тот изображать сирену, — все в лучшем виде нарисую! Про все показания дам!
Он уже взахлеб обещал все сразу, понимая, что сам же кончает себя как настоящего, уважаемого всеми вора, но поделать с собой уже ничего не мог — ломка, предчувствие страшного смертного ужаса все сильнее завладевала его существом. Если не уколоться, если не уколоться… это будет смерть… И еще он вдруг подумал, что в случае чего все будет валить на Никона — чего ему сделается, он все равно уже в тюрьме.
— Ну и где они, твои показания-то? — угрюмо спросил его здоровяк, который, сволота, так ловко бил его по ушам.
Кент с ужасом понимал, что вот-вот сломается, он уже не знал, как еще тянуть время, как морочить голову этим непонятным легавым.
— Показания? — туповато переспросил он. — А я их вам сейчас дам! — сказал и сам удивился — были, были в нем еще какие-то силы сопротивляться. — Дадите ширнуться — и сразу все выкладываю.
— Ладно, дадим, — великодушно сказал вдруг здоровяк. — Так кто все же прикончил Гранта? Говоришь — и даем ширнуться.
Кент живо представил, как сейчас расплавит дозу в ложке… как начнется приход и сразу пойдет по всему телу блаженная волна ни с чем не сравнимого кайфа, освобождения от всяческой тяжести… И он дрогнул.
— Есть такой… Мастерила, — сказал он, сглатываая тягучую слюну. — Киллер. Какой-то из ваших, спецназ… бывший. «Альфа», что ли… — И вдруг его осенило: за каким он Никона-то собирался сдавать. Он сдаст генерала, который Мастерилу им подарил. — Только он не наш, этот Мастерила-то. Его один губоповский генерал подослал… Суконцев фамилия, слышали?
Ух как складно все получалось! ГУБОП во всем виноват, а они, урки, ни при чем! Кент с удовольствием наблюдал, как начали встревоженно и туповато переглядываться захватившие его мужики. Что, не ожидали, сучата? Вот так вот, знайте наших!
11Суконцев сразу отметил, что генерал Гуськов с самого утра появился на службе, что называется, не в духе. И это не могло не навести его на кое-какие нервные размышления, потому что обычно шеф возвращался из своих заграничных поездок вальяжный, непробиваемо уверенный в себе. А сегодня он даже сказал, нехорошо усмехнувшись:
