Игорь Солнцев - Смерть ей к лицу
— Мне бы горячего чая. Или кофе. Я с самолёта и прямо к тебе.
Он снял пиджак, повесил его на ручку двери, затем стянул с шеи галстук и повесил его поверх пиджака.
Рубашка и брюки у него были отутюжены. Не иначе женская ручка, ревниво пронеслось у меня в голове, и мой обычный внутренний голос ехидно посмеялся мне в ответ.
Из пакета я вытащила огромную коробку конфет. И бутылку марочного вина.
— Так-с, — протянула я. — Будем пьянствовать?
— Не угадала. Будем получать удовольствие от напитка. И думать.
— О чём?
Я была по-домашнему, в халате, и чувствовала себя несколько неудобно. Он одет как для приема, а я вроде бы давно с него пришла.
Тем не менее я не спешила сменить свою одежку. Поставила чайник на плиту. И лишь после этого заявила о своём желании привести себя несколько в порядок.
— Ты, надеюсь, ещё не успела забыть о Лазутине? — в спину бросил он мне. Будто отвечая на мой вопрос.
Хм. Я продолжила движение в комнату, на ходу пытаясь найти ответ. Забыла ли я о существовании Лазутина? И да, и нет…
Мне хотелось бы о нём забыть. Прошло три месяца. Даже больше. И всё это время я пока не возобновляла свою частную детективную практику.
…Весть об убийстве банкира дошла до моего агента-юриста.
Пройдоха-юрист приплелся ко мне домой и, удрученно тупя взгляд, сообщил, что наслышан об этом прискорбном случае, что ходят слухи о причастности к гибели Лазутина одного из клиентов «Эльфабанка». В руке мой агент держал газету, и я решила, что последняя версия, по всей видимости, изложена на одной из полос популярной газеты.
Я лживо удивилась его словам, сообщив, что мне пришлось по заказу этого безвременно ушедшего в мир иной человека следить за его бывшей супругой.
Юриста не очень интересовало — что именно пришлось мне делать у Лазутина. Его больше волновало — успел ли банкир со мной рассчитаться. Вот как! Врать я, похоже, уже привыкла, и, нисколько не смущаясь, я сказала, что получила лишь небольшой авансик, занизив реальный на… Какая разница на сколько? Вообще могла заявить, что ничего не получила от слинявшего на тот свет клиента. Но не стала. Выдав прохвосту положенный, заранее договоренный с ним процент.
Юрист расчувствовался после этого, пофилосовствовал ещё некоторое время на тему, что жизнь — это всегда борьба и ничего, что собственный офис пока отодвигается на некоторый срок. Всё в своё время. Спасибо ему. Относительно жизни я уж как-нибудь сама разберусь — подумала я про себя.
Для юриста погибший Лазутин отныне стал пройденным этапом. Бывшим клиентом. Он уже размышлял о будущих.
И уже на следующий день он позвонил мне и сообщил, что есть новый заказ. Я мягко отказалась. И подумала, что он теперь отстанет, но нет. Через несколько дней он вновь позвонил и предложил немедленно приступить к работе. Пришлось долго распространяться о том, что у меня серьёзно расшаталась нервная система — настолько, что руки дрожат, когда я рву туалетную бумагу, и даже «Тампакс» не могу с одного разу поставить, чтобы чувствовать себя свободной каждый день. Юрист прохихикал и сообщил, что всё понял. И потребовал, чтобы я не слишком долго тренировалась в постановке гигиенических средств. Пошляк старый.
Каждый день я брала кучу книг по истории и уходила на природу. Лежала на солнышке, грела бока и перелистывала страницы книжек.
Я хотела забыться. Перед моими глазами стоял Лазутин. В тот последний миг. Когда я стояла у обрыва карьера. Я словно заново чувствовала холодную пустоту внизу и отвратительный смрад негашеной извести. А спереди исходил иной запах — запах свинца, который вот-вот должен был просвистеть в мою сторону. Окажись я менее удачлива, а он более — и вряд ли бы я грелась на солнцепеке. Скорее мерзла бы в сырой земле. Вру. Нигде бы я не мерзла. Мои косточки сожрала бы едкая дрянь. Без остатка. Почему я тогда так горела желанием настичь этого стервеца? Этот вопрос часто, как и последняя сценка, возникал в моем мозгу. Почему я потащилась в аэропорт, чтобы хотя бы с помощью последней зацепки — Марины — нащупать, куда мог подеваться «убиенный»? Может, из-за желания поставить и его вот так на краю пропасти и посмотреть, как он будет себя чувствовать? Может, и так. Я была очень озлоблена. Это факт.
Но по прошествии времени моя злость стала проходить. А когда и третий месяц пошел на исход, я ощутила, что начинаю оттаивать. Много же мне времени понадобилось, черт побери. Некоторые товарищи от такого времяпрепровождения тупеют или одуревают от монотонности, не выдерживая одиночества. Я не относилась к таким индивидам. Я не одурела и не отупела. Мне было здорово в моем мирке, главным собеседником в котором были книги и история человечества, которую я впитывала в себя из книг, с которой спорила, внутренне терзая свое второе «я». Мне понадобилось много времени. Но вот оно прошло. Наверное, мне на самом деле требовался отдых. И я отдохнула. Я вполне справилась с собой. Я даже успела позвонить юристу и сообщить, что, в общем-то, нахожусь в состоянии готовности. Я успела до прихода Кондратьева. И когда увидела его, то поняла, что еще не все закончено.
…Когда я вернулась на кухню, Кондратьев уже сам разливал по чашкам горячий чай.
— Сначала чай, — оглянулся он в мою сторону. — А потом остальное.
Я не стала заострять внимание, что он подразумевает под «остальным». Чай так чай. Хотя я бы предпочла свой напиток — кофе.
— Ты не ответила на мой вопрос, — усаживаясь на угловой диван и притягивая к себе блюдечко с чашкой, заявил он.
— Насчёт Лазутина?
— Он ведь тебе остался должен, — подлил масла в огонь Кондратьев. — И не только в финансовом смысле.
— Человек в конце концов, со многими вещами смиряется.
— Так, да? — Кондратьев неодобрительно покачал головой, сделал несколько глотков, довольно крякнул и проницательно посмотрел на меня. А затем выдал информацию, с которой заявился ко мне: — Марина оказалась права. Лазутин всплыл в Туапсе. Неделю назад.
Значит, он жив и здравствует. Впрочем, он этого и хотел. Он к этому стремился — этот мерзавец. И добился своего.
— Долго же этого пришлось ждать, — вздохнула я, вроде бы не проявляя к данным сведениям никакого интереса.
— Долго… Неделю назад некто купил яхту «Бригантина». Ту, о которой упоминала Марина. До этого она была никому не нужна по причине слишком крутой цены, которую за нее заламывал хозяин. И вот её приобрели.
— Лазутин изменился?
— О да. Он несколько подправил свое личико. Но, пропустив через компьютер его новую физиономию, мы получили прежнего человека. Того, кто нам нужен. Он мечтал об этой яхте. И он воплотил свою мечту в жизнь.
— Он много о чём мечтал, — как-то даже завистливо протянула я.
— Он купил дом. Но большую часть времени проводит на яхте. По документам он теперь не Лазутин. Другая фамилия. И он теперь адвокат. В отставке. Не у дел. Ходит качается, занимается своей яхтой и… И пишет книгу.
— Вот как! — воскликнула я.
— Законопослушный гражданин, — подвел итог Кондратьев, — который за одну неделю установил дружеские отношения как с соседями по дому, так и с городской властью. Новая жизнь. Нового человека.
— И что теперь?
— Ты не хотела бы вернуть его в прошлое состояние?
Я задумчиво повертела чашку на блюдечке. Не знаю, как насчет банкира — вернуть в прошлое. Но меня к нему Кондратьев уже вернул. Вновь мне пригрезилось дно карьера с известью. И вновь возникло желание поставить на краю обманувшего меня человека и посмотреть, лишь посмотреть, как он будет кусать губы и бесновато вертеть глазенками от страха перед полётом вниз — в ядовитую, дышащую смертью массу. Приятное чувство возмездия теплой волной прошло по клеточкам моего тела. Несмотря на свою забывчивость, человек все равно остается злопамятным существом.
— Ты хочешь заполучить микрочип?
— Информация, которая находится на нем, меня интересует, не скрою.
— Хочешь ею воспользоваться? Или продать?
— Ни то ни другое. Она должна быть в надёжных руках. Для начала.
— А ты считаешь свои руки надежными?
По тому, как дёрнулась у него щека, я поняла, что данный вопрос он уже задавал сам себе. И вряд ли находил на него однозначный ответ. Слишком много смертей случалось рядом с ним, да и жизнь его самого постоянно висела на тонкой нити. Так что какой уж тут ответ.
— Я делаю своё дело, — выдохнул он и взялся за бутылку. Я мотнула головой, показывая ему, где взять штопор. И он полез в тумбочку. А я закончила его же коронной фразой:
— И двигаешься дальше, да?
— Да… По иронии судьбы о существовании Лазутина знаю я и знаешь ты. Для всех других он мёртв. Благодаря тебе.
— Я думала, он уберется подальше, чем Туапсе.
— У каждого свои причуды.
Без моей памощи Кондратьев открыл посудную тумбочку, вытащил два бокала и разлил по ним вино. Затем поднял свой бокал и пристально посмотрел на меня:
