Александр Тамоников - Признание моджахеда
Михаил перевел взгляд на книгу. Посредине — закладка. Значит, медсестра, что определена к нему в сиделки, вышла и скоро вернется. Надо будет узнать у нее, не пострадали ли от взрыва Валентина и Крымов с Тимохиным. Впрочем, последние вряд ли. Офицеры были экипированы по-боевому, в бронекостюмы и натасканы на подобные ситуации, когда решения надо принимать мгновенно. Спецназовцы наверняка отреагировали на его предупреждение о гранате и успели укрыться. А вот Валя? Хотя он и закрыл ее собой, но шальной осколок мог найти узкую щель и задеть женщину. Это было бы несправедливо. Черт, лишь бы Валентина не пострадала, а Шепель поправится. Где же медсестра?
Вызвать через кнопку, что закреплена над кроватью?
Капитан попытался поднять левую руку и только сейчас заметил, что она в гипсе и также зафиксирована. Правой же, целой и вроде невредимой рукой кнопки не достать. Не повернуться. Придется ждать. Впрочем, ожидание не затянулось. Не прошло и минуты, как Шепель услышал шаги в коридоре. Открылась дверь, и в палату, держа в руках полотенце, вошла… Туркина.
Капитан закрыл глаза.
Валентина подошла к его кровати, повесила полотенце на спинку стула, присела и взяла в руки книгу.
Офицер услышал шелест страниц. Выдержал паузу. Затем, когда Туркина углубилась в чтение, неожиданно сказал:
— Готов поспорить, ты читаешь не боевик.
В тиши палаты его слова прозвучали словно выстрелы.
Девушка вздрогнув, уронила книгу на пол:
— Миша?!
Шепель улыбнулся:
— Здравствуй, Валя!
— Господи! Очнулся! Ну наконец-то! Но разве можно так пугать? У меня внутри словно все оборвалось, когда я услышала твой голос.
— Ты испугалась? Чего и кого?
Валентина поднялась:
— Он еще спрашивает. Почти трое суток тишина, и вдруг голос в ночи.
Девушка сумела взять в себя в руки:
— Но ладно, как ты?
— У меня такое ощущение будто под каток попал. Хотя могло быть и хуже. Так что нормально.
— Ну и слава богу!
— Сама-то не пострадала от взрыва гранаты?
— Нет! Те осколки, что мне предназначались, ты на себя принял.
Валентина, пододвинув стул к кровати, присела. Посмотрела в глаза капитана. И столько тепла, нежности и еще чего-то такого, что описать нельзя, было в ее взгляде, что Шепель смутился:
— Это хорошо!
Женщина произнесла:
— Миша, Миша! Если бы ты знал, что я пережила после того, как ты потерял сознание, пока нас доставляли в Карши, а затем в Москву. Я так боялась за тебя! Какими долгими мне показались ночи, пока я ждала, когда ты придешь в себя, а ты все оставался без сознания.
Капитан спросил:
— Где мы находимся?
— В военном госпитале, в Москве.
— И ты все это время находилась в палате?
— Да! Здесь строгие правила, и сначала начальник госпиталя даже слышать не хотел, чтобы я была с тобой. Ваш генерал помог. Поговорил с полковником-медиком, и тот разрешил остаться. В порядке исключения.
Шепель поинтересовался:
— Говоришь, я в госпитале трое суток, значит, сегодня 22 июля?
— Да, уже пятница, 22 июля. А привезли тебя сюда девятнадцатого и сразу на операционный стол, почти четыре часа длилась операция.
— Ты дома-то хоть была?
— Звонила! Отец приезжал. Выходила к нему, все рассказала. Он хотел встретиться с тобой, но, понятно, не мог, ты был без сознания. Но он еще приедет.
— А жених твой? Он не приезжал? С ним ты не общалась?
— Ну что ты опять заладил — жених, жених?! Нет у меня жениха. Понял? Нет!
— Куда ж делся господин Шахристов-младший?
Валя попросила:
— Не напоминай мне, пожалуйста, больше о нем. И запомни: у меня с ним ничего не было и быть не могло. А лучше забудь об этом лощеном мерзавце.
— За что ты его так ласково?
— Миша?! Я же просила?!
— Ну, хорошо, хорошо, не будем о Шахристове. Ваши отношения — это ваши отношения. Поссорились, помиритесь, дело житейсткое.
Валентина поднялась:
— Тебе доставляет удовольствие делать мне больно?
Шепель изобразил удивление:
— Чем?
— Своими словами.
— Да? Извини, больше не буду!
Туркина вновь присела на стул:
— Знаешь, я много думала долгими ночами в этой палате.
— Вспоминала афганский кошмар?
— И его тоже, но больше мои мысли были о… тебе. И о нас! Да, да, о нас! Возможно, я поступаю нескромно, но… но я поняла, что… полюбила тебя, Миша. И уже не смогу… господи… что я говорю?! Наверное, выгляжу полнейшей идиоткой, да?
Шепель серьезно ответил:
— Нет! Это я идиот, а ты… ты самая лучшая девушка на свете. И я тоже полюбил тебя. Только понял это раньше, еще до афганских событий, после нашего знакомства в Москве.
— Правда?
— Я никогда не лгу, Валя!
— Миша?! Ты…
Капитан прервал Туркину:
— Подожди! Давай оставим эмоции и определимся с главным, по крайней мере для меня. Ты готова выйти за меня замуж?
— Это предложение?
— Да!
— Готова.
— Хорошо подумала? Ведь если мы поженимся, то тебе придется отказаться от какой-либо финансовой поддержки отца. Я не хочу, чтобы наша семья зависела от кого бы то ни было. Не хочу, чтобы злые языки болтали, будто я женился на деньгах олигарха. Я в состоянии сам содержать свою семью.
Валентина улыбнулась:
— Как я уже говорила, у меня в последние сутки было очень много времени на размышления. Мне не нужны деньги отца, его хоромы, мне нужен ты! Только ты один!
— Я поступаю жестоко?
— Ты поступаешь как настоящий мужчина, как настоящий офицер. Я ожидала подобных условий и принимаю их. Надеюсь, встречаться-то с отцом ты мне не запретишь?
— Думаю, у нас с ним сложатся хорошие, истинно родственные отношения.
— Уверена, так оно и будет. А сейчас мне надо позвонить твоему командиру, Тимохину. Он просил сообщить ему, как только ты придешь в себя. Независимо, днем или ночью.
— Может, все-таки подождешь до утра? Сейчас всего три часа.
— Я обещала позвонить, Миша.
— Ну раз обещала, то звони, да и я тоже поговорю с Санычем.
Поцеловав Шепеля, Валя достала из кармана белого халата сотовый телефон.
* * *Наутро в палату госпиталя явились все офицеры боевых групп «Орион» и «Мираж». Приехали также генерал Феофанов с полковником Потаповым. Чуть позже к ним присоединился отец Валентины, Борис Анатольевич Туркин.
А через три месяца Михаил и Валентина поженились. Свадьбу сыграли скромно, в небольшом, уютном ресторанчике. Закрытый военный городок пополнился еще одной семьей. Семьей любящих молодых людей, нашедших свое счастье на войне.
