Михаил Серегин - Черноморский Клондайк
– Никаких личных контактов… – Пеньков почувствовал в области сердца неприятную саднящую пустоту. – Только деловые отношения.
На лбу вице-мэра выступила густая испарина. Он достал платок и приложил к голове.
– У меня есть надежные осведомители – иначе нельзя, – чуть более сдержанно продолжал мэр. – Так что ты от меня так просто не ускользнешь.
– Да я и не собираюсь, – изобразил на лице незаслуженное страдание Пеньков.
– И правильно делаешь, – оптимистично подытожил мэр. – Ну, рассказывай, что за казна?
– Так я не в курсе, – сделал удивленное лицо и при этом развел руками Пеньков.
– Ну да, – пронзил его недоверчивым взглядом Артеменко. – Жаль, конечно, что профессор, как рыба с крючка, сорвался, – глухо рассмеялся он, – но ты-то ведь должен знать… Не выдумал же он все, не страдает же он галлюцинациями! Тем более что у тебя с Хазаром добросердечные отношения.
– Да нет у меня ничего такого с Хазаром, – горячо запротестовал обливающийся потом Пеньков. – А этот профессор… между нами… – доверительно понизил голос вице-мэр, хотя в этом не было никакой необходимости, – форменный псих. У него с головой не в порядке, он одержим…
– А говоришь, с Хазаром не знаешься, – с насмешливой укоризной покачал головой Артеменко. – До меня дошли слухи, что ты отсебятиной занимаешься, вкупе с Сошкиным. Все ловишь кого-то…
Сергей Кузьмич мученически улыбнулся.
– Что это еще за сведения?! – изображая обиду, спросил он.
– Ты вот что, будь поаккуратнее. Я за тобой присматривать буду.
Ну иди, у меня еще есть дела…
Артеменко напоследок улыбнулся своей настораживающе лукавой улыбкой.
Пенькову ничего не оставалось, как встать с кресла и покинуть кабинет.
По пути до своего кабинета и позже, когда, нервно закурив, он опустился в крутящееся черное кресло, он размышлял о том, как могло получиться, что профессор позвонил Артеменко и почти все ему выболтал. Пеньков проанализировал ситуацию и понял, что в погоне за мифическими сокровищами может утратить то единственное, чем пока обладает – местом у кормушки, возможностью и дальше обделывать свои темные делишки. Кроме того, он рассчитывал если и не стать новым мэром, то занять место в городской думе. И все же мифические сокровища манили его своим блеском.
Он закурил другую сигарету, затушив окурок в пепельнице, а решение, как быть, как совместить свое положение чиновника с охотой за сокровищами, так и не пришло. Он морщил лоб, кривил рот, что-то бубнил себе под нос, но так и не смог выбрать линию поведения. В раздражительном замешательстве прибыл он домой, где посвятил ночь активному возлиянию.
* * *
В небе уже несколько минут барражировал вертолет, словно выбирая место для посадки. Иннокентий тревожно выглянул в окно и, ничего не увидев, поглядел на сержанта-пограничника. Тот не подавал никаких признаков волнения. И, как оказалось, зря. Но не из-за вертолета.
Спустя примерно полчаса после того, как сержант провел их в горную избушку, расположенную на опушке леса, дверь в нее распахнулась, и на пороге возник огромный парень с седой бородой и автоматом Калашникова в руках. Сержант было схватился за свой, но не успел даже передернуть затвор.
– Остынь, – парень направил на него ствол «АКСа» с укороченным прикладом. – Не узнаешь? – он весело посмотрел на пограничника.
– Ираклий? – удивленно произнес тот, и в ту же секунду в маленькую комнатку ворвались еще несколько человек в черных шапочках, натянутых на лицо, с прорезями для глаз и рта.
У всех у них в руках было оружие. Они бесцеремонно скрутили путешественникам руки и вывели на середину комнаты.
– Куда их, Ика? – спросил один из нападавших.
Они совершенно не обращали внимания на пограничника, который продолжал сидеть с автоматом в руках.
– Забираем, – парень с бородой кивнул в сторону выхода.
– Что значит – забираем? – Иннокентий попытался высвободиться, но получил тычок кулаком под ребра.
– Не нужно дергаться, – сказал Ираклий, растягивая губы в улыбке, – тогда с вами ничего плохого не случится.
Что оставалось делать, когда даже страж порядка не предпринимал никаких действий, чтобы воспрепятствовать бандитам. Принадлежность нападавших к бандитам никаких сомнений не вызывала. Хоть на некоторых из них и была камуфляжная форма, выглядели они как-то разболтанно: разная обувь, разнокалиберное оружие, никаких знаков различия. Впрочем, знаки различия на камуфляжной форме встречаются довольно редко.
– Брось, – Ираклий подошел к сержанту и замер рядом с ним на расставленных ногах.
Тот аккуратно положил свой автомат на пол и протянул вперед руки.
Ираклий снял с пояса наручники и защелкнул их на руках пограничника.
– Ну, чего ждете? – обернулся он к своим подчиненным.
Те торопливо вытолкали Иннокентия, Юрку и Галину за дверь. Один из них шел впереди, указывая дорогу, другие сопровождали их сзади. Бежать не было никакой возможности.
Да Иннокентий и не рискнул бы сейчас бежать. Боевики действовали с такой решимостью, что не было никакого сомнения, что они, не задумываясь, применили бы свое оружие, сделай кто-нибудь из ребят попытку к бегству.
Как это было ни странно, но пленников вели в направлении российско-абхазской границы.
Группа состояла из двадцати человек – загорелых, волосатых людей, с поросшими щетиной лицами, с жестокими глазами и орлиными носами.
Половина из этих вооруженных оторвяг, как только отряд вошел в буковый лес, сняли свои черные шапочки, а на голову по-пиратски повязали такие же черные платки. Сам Ираклий походил скорее на восточного пашу, чем на абхазского или грузинского парня, решившего вступить на большую дорогу. У него был аккуратный нос, полное лицо, глаза, напоминавшие две вялые маслины, неспешная, полная достоинства, походка.
Пленники занимали в процессии центральное место. Сзади, спереди и с боков их окружали спокойно шествующие боевики. Они, понятное дело, общались на своем наречии, гортанно-отрывистые звуки вырывались из их диких глоток, глаза плотоядно посверкивали, брови то взлетали на медные лбы, то хмуро сдвигались на переносице.
«Тенгиз… Зура… Нодар…» – это все, что могли различить пленники. Дальше шла неразборчивая быстрая речь. Едва кто-то из ребят – Юрий или Иннокентий – притормаживал, чтобы спросить о своей участи, кто-либо из бородатых брюнетов бесцеремонно толкал стволом автомата их в спину и кивал, издавая какие-то кровожадно-зычные звуки.
Со связанными руками, в сопровождении двух десятков вооруженных людей, путешественники не могли думать ни о каком побеге. Они и не думали, а только без толку ломали головы над тем, как так получилось, что русские или наполовину русские пограничники выдали их бандитам? В голове у них мелькали обрывки из новостных телепрограмм, где рассказывалось о похищении людей, об их пленении, об уводе в рабство, выкупах, о том, в каких условиях пребывали захваченные в течение многих лет.
Галина внутренне сжималась и холодела. Она была наслышана о горячей необузданности жителей Кавказа и опасалась не только за свою честь, но и за свою жизнь. Ее пугали мрачные, по-дикарски красивые лица бандитов, их резкая речь и то непроницаемое равнодушие, которым они, словно с дружного согласия, окутывали их, пленников, присутствие.
Никто не заботился о том, устали ли они, могут ли идти, не хотят ли есть. С тупым безразличием, с которым захватчики угоняют у порабощенного местного населения скот, гнали бандиты пленников через буковый лес.
Их грубые ботинки подобно гусеницам танков врезались в желтовато-красную почву, оставляя смутные отпечатки.
Пленники косились по сторонам, как будто в кустах могли скрываться жаждущие освободить их омоновцы. Но лес расступался перед ними провалом в полную неизвестность.
– Куда нас ведут? – Иннокентий быстро затормозил и успел повернуться к косому бородатому парню в платке.
Лицо того передернулось от досады и неприязни.
– Иди, – пробурчал он и ткнул стволом «калаша» Иннокентию в грудь.
– За нас платить некому, – Иннокентий повернулся к нему спиной, но продолжал разговор.
– Рот закрой, – оборвал его косой широкоплечий парень.
– Чушь какая-то, – восклицал Иннокентий, – у нас ничего нет. Если вы думаете…
Новый болезненно злобный тычок стволом автомата между лопаток заставил его умолкнуть. Он посмотрел вперед, вправо, где шел предводитель вооруженной шайки. Тот о чем-то разговаривал с несущим «калаш» наперевес мужиком с солидным брюшком, обмотанным поясом с патронами.
– Бесполезно, – прошептала Галина, – от этих скотов ничего не добьешься.
Иннокентий опасался смотреть в ее испуганное и при этом замкнутое лицо. Но теперь взглянул. Галина была смертельно бледной, дрожала, точно ее била лихорадка. Чтобы как-то сдержать эту боязливую тряску, она шла, обхватив руками плечи, будто стоял мороз. Шедший за ней конвоир со шрамом на правой щеке сластолюбиво косился на ее шевелящиеся под тонкими шортами ягодицы. Иннокентия пронзила боль от сознания собственного бессилия. И следом вскипела в душе дикая злоба. Но куда он мог дернуться?
