Олег Красин - Странники
— Слушай, — озадачено сказал Виктор, — похоже, пока мы ели наверху шашлыки, здесь лежали раненные «духи».
— Да! Думаю, ты прав! — согласился с ним Бердюгин — садись на кровать, надо посмотреть ногу.
Когда Виктор тяжело опустился на одну из коек, стоявших вдоль стены, Бердюгин помог стянуть с его ног берцы, задрал штанину. Пуля заделу икру левой ноги, прошла навылет.
— Ничего страшного, — сказал он, сейчас промоем и перевяжем.
— Не трать воду — попросил Егоров.
— Еще чего!
Евгений полил рану водой из бутылки, смывая кровь, а потом оторвал кусок своей майки и туго перевязал.
— Все, пойдем, поищем удобный угол, чтобы нас с ходу не нашли.
Они обошли несколько подвальных комнат и в одной нашли за шкафом небольшую нишу, куда можно было залечь вдвоем.
— Давай, спи, я подежурю — предложил Бердюгин, когда они опустились на пол, предварительно бросив туда старый матрас.
Егоров не дал себя долго уговаривать. Он опустился на пол и сразу отключился. Его приятель в это время выключил электрический фонарик, найденный ими в одной из подсобок Вахи, и настороженно застыл в темноте. Всякие думы одолевали его. Удастся ли им выбраться, дойти до своих? В плен лучше не попадать. Бердюгин знал, что бывает в таких случаях. Как-то в Управление к ним попала кассета снятая боевиками с допросами контрактников, жестокими издевательствами. Без содрогания такие вещи смотреть было нельзя. Уж лучше самому и надежнее всего гранатой, чтобы от тела немного чего осталось.
Бердюгин засунул руку в карман, ощутил холод металлического корпуса. Пожалуй, надо, чтобы она была под рукой.
Он достал гранату из кармана, положил рядом — так в темноте её можно быстро нащупать. Постепенно, незаметно для себя Бердюгин задремал. Он очнулся так же внезапно, как и провалился в сон. Егоров продолжал тихо дышать во сне, но в подвале кто-то был еще.
Бердюгин почувствовал, как потянуло свежим воздухом, запахом гари, услышал легкое шуршание, какое бывает, когда кто-то осторожно двигается по комнате, какие-то смазанные звуки. Неизвестный ходил в одной из комнатушек дальнего угла подвала, причем, как показалось Бердюгину, ходил не один. Евгений попытался разглядеть что-нибудь в кромешной темноте, но без включенного фонарика увидеть что-либо было невозможно.
Шуршание, шорох ног постепенно приближались к той комнате, где они находились с Егоровым. Это без сомнения были боевики. По мере проверки подвала и почти убедившись, что в нем никого нет, бандиты начали вести себя смелее, почти без опаски. Бердюгин услышал приглушенный смех, негромкий говор на чеченском.
Вскоре в комнате, где прятались чекисты, мелькнул луч света от фонарика. Судя по голосам, в помещение вошли три человека. Они переговаривались между собой, светили во все стороны. Из их разговора Бердюгин понял, что одного зовут Русланом, а второго Магомадом. Третьего их спутника никто по имени не называл.
Бердюгин с тревогой посмотрел на спящего Егорова. Разбудить или нет? Может быть, именно сейчас придется принять последний бой. Но вдруг, начнешь его будить, а он спросонья не сообразит, где находится, заговорит вслух? Тогда точно выдаст обоих. Евгений поднял автомат, направил его в сторону приближающихся чеченцев. Сквозь узкую щель, оставленную между стеной и шкафом, он видел очертания их фигур.
«Вот она, смерть! — подумал он, — здесь и сейчас! Нас может спасти только чудо».
Чеченцы были все ближе. Вот уже один открыл снаружи створки шкафа. С ужасным скрипом они отворились. Чеченец что-то сказал и все засмеялись. Казалось, что сейчас они доберутся до ниши за шкафом и тогда…
Вдруг, действительно случилось чудо.
На улице кто-то открыл беспорядочную стрельбу из автомата, раздался взрыв гранаты. Чеченцы в подвале насторожились, а потом не сговариваясь, громко топая ногами, рванули наружу. «Наверное, наши прорываются — мелькнуло в голове Бердюгина, — давайте, ребята, вперед! Только бы им повезло!». Здесь в подвале, в полной темноте он утерял чувство реальности и поэтому не знал, что сейчас на улице был день, а прорываться днем было равносильно самоубийству.
На самом деле боевики праздновали взятие эфэсбешного общежития. Последние защитники его покинули, и здание еще долго горело, стреляя во все стороны оставшимися патронами. Только после того как прозвучал последний выстрел, они осмелились приблизиться к общежитию. Никто не сдался, никто не принял их предложений.
Вспоминая потом те дни, Бердюгин долго размышлял.
В чеченской войне столкнулись две силы, и за каждой была своя справедливость. Чеченцы считали, что защищают свою землю от агрессии извне, от чужаков, людей чуждого им менталитета и веры. Русские солдаты и офицеры, в том числе и сотрудники ФСБ, думали, что выполняют свой долг перед страной, перед руководителями, отправившими их на войну. Кто-то, конечно, хотел и подзаработать — в регионах при Ельцине уровень жизни сильно упал, надо было кормить семьи. У чекистов было другое. Для них долг был делом чести, а честь, как известно, или есть, или её нет. Как говорил герой старого фильма про революцию, когда восставшие солдаты полка потребовали отдать им честь: «честь бывает одна, отдашь — где потом другую взять»?
Бердюгин не знал, что общежитие оказалось захваченным боевиками. Он не знал, что там творится наверху, безопасно ли выходить. По его расчетам наши войска уже должны были продвинуться к центру, вернуть утраченный в результате внезапного нападения контроль над городом. Может быть, они уже здесь, наверху? Ответа не узнать, если не сходить на разведку. Но раненого товарища бросать было нельзя.
Еще пару дней они с Егоровым просидели в подвале без пищи, со скудными запасами воды. Надо было выбираться наверх и будь, что будет. Он поднял обессилевшего Егорова, и они медленно, с большим трудом двинулись к выходу. Бердюгин одной рукой прижимал к себе Егорова, чтобы тот не упал, а другую руку держал на автомате, ремень которого он накинул на правое плечо.
На их беду, неподалеку от выхода из разрушенного здания стоял БТР дудаевцев. Возле него болталось и курило несколько бородатых боевиков. Увидев выходящих чекистов — оголодавших, небритых, обессилевших, они засмеялись даже не пытаясь обезоружить Бердюгина. Но едва тот повел в их сторону автоматным стволом, появившийся откуда-то сбоку чеченец, сорвал ремень с его плеча и вырвал автомат. Ослабевшие пальцы не смогли удержать рукоятку.
— Добро пожаловать в Ичкерию! — издевательски поприветствовал их выступивший вперед боевик.
— Что, Русланчик, прямо здесь кончим? — спросил стоявший рядом с ним маленький худой чеченец. Он достал большой кинжал и подмигнул офицерам ФСБ.
— Нет, Магомад. Это же эфэсбешники, военнопленные. Надо допросить их.
Он связался с кем-то по рации, и вскоре подогнали машину. Их посадили в кузов под охраной тройки вооруженных боевиков. Потом машина понеслась по разрушенным улицам Грозного, объезжая на скорости завалы и препятствия по большей части из сгоревшей техники, лежащих на дороге трупов. Вдалеке догорали здания правительственного комплекса, пуская в небо сизые клубы дыма. В августовском воздухе стоял смрад разлагающихся тел.
Ехали они долго, и как оказалось, в Шали. Там их посадили в хорошо забетонированный подвал, из которого бежать было невозможно, только сквозь окно, заделанное металлической сеткой, скудно пробивался дневной свет. Тут Егорову оказали первую помощь лекарствами. Видимо в планы боевиков не входила его смерть, по крайней мере, в ближайшее время.
Вскоре начались допросы.
Первоначально в комнате было несколько чеченцев — речь у них была бессвязной, зрачки расширены. Бердюгин сразу понял, что боевики обкурены наркотиками.
«Сколько ты убил человек? Сколько тебе платили за убийство? Зачем вам земля Ичкерии?». Вопросы, задаваемые в запальчивости, и красноречивое молчание Бердюгина только злили боевиков. Они избивали его, свалив со стула, и пиная ногами. Те же вопросы, по словам Виктора, задавали и ему.
Среди боевиков Бердюгину несколько раз попадался на глаза человек, на которого он сразу обратил внимание. Как и все тот носил черную бороду, был в камуфляже, на голове берет, как у Хаттаба. Этот человек был немногословен, чаще улыбался, показывая удивительно белые зубы. Окружающие боевики и в том числе Руслан, относились к нему с уважением. Звали его Саид. Этот человек был важной фигурой.
Несколько раз Саид присутствовал на допросах, внимательно рассматривал эфэсбешные удостоверения с вымышленными данными. Ему приносили на допросы кофе, и кофейный запах угнетающе действовал на Бердюгина, напоминая ему о мирной жизни.
Вопросов Саид задавал. Однако через несколько дней, он спросил на хорошем русском языке у Бердюгина:
— А как все-таки вас зовут по-настоящему, Сергей Васильевич?
