Андрей Дышев - Закон волка
Наверное, такие сны дают человеку приблизительное понятие о том, что такое смерть. Я открыл глаза, очнувшись от собственного крика, сел, машинально сдергивая с себя мокрый от пота спальник. Телефон звенел, как аварийная сирена, и я, падая с дивана, рванулся к нему, чтобы заткнуть его навеки, чтобы раздавить ударом кулака, как прессом.
Из темноты проступали детали мебели, освещенные мертвенным светом, идущим с улицы. Белая штора корчилась в затянувшейся агонии на сильном ветру, хлестала подолом по столу и телевизору; балконная дверь, распахнутая настежь, скрипела на петлях, двигалась из стороны в сторону, словно в комнату беспрестанно входили и выходили невидимые толпы. На улице грохотал гром, трепыхались, мерцая, на ветру листья тополей, верхушки деревьев изгибались, как удочки с тяжелой добычей на крючке.
Я схватил трубку, прижал ее к уху. Мне показалось, что на связь со мной вышла сама стихия, потому что в эту же секунду где-то над балконом ослепительно сверкнула молния.
— Подождите! — хрипло выкрикнул я. — Ничего не слышно.
Штора, словно чувствуя приближение своего конца, заметалась с удвоенной энергией, но я схватил ее за подол, как юродивую за косу, приподнял и после этого закрыл балконную дверь. Только когда я включил бра над журнальным столиком и мягкий свет смыл черноту с комнаты, я понял, что светопреставления не произошло, что я еще не сошел с ума, просто какой-то недоумок позвонил мне в первом часу ночи, а за окном разгулялся шторм.
— Слушаю! — сказал я, вкладывая в голос интонацию, крепко насыщенную раздражением и недоброжелательством.
— Кирилл Андреевич, прошу прощения, что в такое позднее время. — Я узнал голос Гурули. — Немедленно одевайтесь и выходите из дома. Машина уже у вашего подъезда.
— Что-нибудь случилось?
— Ничего не случилось. Просто мы начинаем работу.
— А более удобное время вы не могли выбрать для этого?
Гурули понимал, что разговаривать с человеком, которого посреди ночи выдернули из постели и заставляют идти на улицу, где бушует непогода, надо вежливо и ласково, как с больным ребенком.
— Поторопитесь, Кирилл! Через два часа самолет.
— Странно, что вы не разбудили меня вообще за полчаса до вылета. Куда летим?
— Вы узнаете об этом в аэропорту.
Чтобы не обругать Гурули, я опустил трубку на аппарат. Если бы я знал, что сегодня ночью мне предстоит куда-то лететь, то не ложился бы вообще и с вечера собрал бы все необходимые вещи. Теперь же приходится с дикими глазами бродить по комнате и соображать, что мне может пригодиться.
Погода была отвратительной. С моря дул сильный ветер, он строчил дождевыми каплями с равномерностью автоматной очереди и после постельного тепла был особенно неприятен. Я таки закинул на плечо большую дорожную сумку, в которой, помимо двух банок тушенки, буханки хлеба и бутылки коньяка, не было ничего, и я сам не знал, зачем мне такая большая сумка. Сила привычки — в дорогу отправляться с багажом.
Как только я вышел из подъезда, в меня плеснул луч света: стоящая рядом с домом машина зажгла фары. Спектакль начался. Занавес раздвинулся, и сцену залил яркий свет юпитеров.
Действие первое началось с внезапного осознания своей беспомощности. Я хотел заскочить на дачу, чтобы прихватить с собой пистолет, но вдруг вспомнил, что оружие не смогу пронести на борг самолета через спецконтроль. Подошел к уже знакомой мне машине, открыл дверцу, кинул на заднее сиденье сумку и сел рядом с водителем. Когда не противишься судьбе и полностью отдаешь себя в ее руки, наступает облегчение. Это, наверное, оттого, что лень заложена в человеке на генетическом уровне. Когда нет смысла дергаться и думать о том, как решить проблемы, становишься почти счастливым.
* * *В симферопольском аэропорту Гурули оставался все таким же немногословным, и даже когда рейс из-за погодных условий задержали на час, мы практически молча простояли до начала регистрации в буфете, склонившись над кофейными чашечками.
— Летим в Анапу, — только и сказал Гурули, хотя я узнал об этом сразу же, как только вошел в здание аэропорта и посмотрел на электронное табло с расписанием.
В самолете спустя минут пятнадцать после взлета, когда мы были уже достаточно высоко и я не мог спуститься вниз и выдать всему миру тайну о денежном караване, Гурули извлек из своего кейса и положил себе, на колени кожаную папку. Надел очки, открыл «молнию» и стал по одному доставать документы.
— Доверенность на яхту. Разрешение на переход через погранзону. Лоция. Штурманская карта… Маршрут, как видите, уже обозначен и просчитан: Анапа — Алушта, его пятьдесят миль. Отход от причала Анапы — восемь ноль-ноль, прибытие в Алушту — восемнадцать ноль-ноль. Там я вас встречу. Средняя скорость соответственно двенадцать-тринадцать узлов плюс поправка на шторм и боковой ветер. Идти будете в относительной близости от берега, так что проблем с ориентированием у вас быть не должно. Извещение мореплавателям от десятого июня сего года. Договор. Приложение к договору с указанием суммы вашего гонорара…
Я взял приложение, поднял его выше — к лампочке локального освещения.
— Десять тысяч долларов? — удивился я.
— Что, мало? — вроде как забеспокоился Гурули.
— Вы щедрый заказчик, Виктор Резоевич. Только я не понял: эти деньги предназначены мне или же на всю команду?
— На команду? — переспросил Гурули и снял очки. — Разве вы подобрали себе команду?
Я подобрал? Кажется, о матросах должны были позаботиться вы.
Мы с Гурули смотрели друг на друга; он, как и я, старался демонстрировать крайнее недоумение.
— Ну вот, — недовольно пробурчал Гурули, собирая документы. — Перед самым отплытием выясняется, что вы не подобрали себе команду. Я как вам говорил? Мне нужен капитан и матросы. Капитана в своем лице вы мне представили. А матросы где?
Кажется, он был прав, но я вспылил: — Если бы вы не темнили относительно даты отплытия, то я успел бы найти матросов. Но у вас же все покрыто мраком тайны! У вас же конспирация, черт возьми!
— Я вас предупреждал, что отплытие состоится на днях.
— На днях? А из какого словаря мне узнать точное толкование этой фразы? — Меня понесло. Я дал волю эмоциям, причем настолько полную, что вокруг нас стали просыпаться пассажиры, а стюардесса стала наблюдать за нами из-за занавески, отделяющей тамбур от радона.
— Не кипятитесь, Кирилл Андреевич! Любой нормальный человек вполне понимает, что означает «на днях».
А я ненормальный. Я педант и привык, чтобы люди говорили со мной открытым текстом, а не полунамеками с призрачными сроками. Почему вы написали в договоре: «Десять тысяч долларов США»? Могли же обозначить так: «Достаточно крупная сумма».
— Не передергивайте. Деньги и сроки — разные вещи.
— Для вас разные, Виктор Резоевич. Для меня это совершенно однотипные понятия, и ваши «ближайшие дни» в моем понимании — абстрактное понятие. Скажу откровенно, что вы чудом застали меня сегодня дома. Я намеревался провести эту ночь у подруги.
— Ничего страшного. Мы нашли бы вас и у подруги, — тотчас ответил Гурули.
— Вот как? Значит, вы за мной следили?
— Не следили, а старались не потерять вас из виду в связи с предстоящей ответственной работой.
Наша перебранка постепенно становилась все более вялой, но все же несколько скрасила утомительный ночной полет, хоть он был и недолгим. Когда стюардесса поднесла нам прохладительные напитки в чашечках, мы с Гурули взяли сразу по нескольку порций.
— В конце концов, мне кажется, что вы сами вполне справитесь с яхтой, — сказал Гурули, пригубливая стаканчик. Это прозвучало как тост.
— Естественно, — ответил я. — Это мне было ясно с самого начала. Вся проблема лишь в доверии друг к другу.
Мы не сговариваясь чокнулись чашечками с минералкой. Я посмотрел в иллюминатор. На черном стекле дрожало лишь мое отражение.
41
Серый и тяжелый от влаги рассвет медленно накатывал на побережье. С моря толчками, словно с боем пробиваясь в глубь берега, дул ветер. Грязные низкие тучи обесцветили и сделали отталкивающими небо и особенно море. Было похоже, что в кем долго полоскали гигантскую половую тряпку и мыли ею грешную землю. Я ничего не сказал Гурули по поводу погоды, чтобы не показаться излишне осторожным, каким я бываю крайне редко. Если он не сумасшедший и ему хоть немного жалко денег, то он сам должен подумать о судьбе «Ассоли».
Генеральный директор тем не менее находился в приподнятом настроении, и когда мы подкатили к причалу на машине, встретившей аэропорту, Гурули возбужденно потер руки, вышел и принял от путающегося под ногами референта зонтик. Черный купол, едва раскрывшись, тотчас вывернулся наизнанку от сильного порыва ветра, и Гурули, чертыхаясь, попытался снова сложить зонтик. Я не стал дожидаться его и пошел под навес, где на сером фоне моря застыли фигуры людей.
