Анатолий Афанасьев - Монстр сдох
— К чему это, Иван Романович? Ни вам, ни мне не на пользу. Не возражаете, если я просто заварю хорошего чая?
Генерал не возражал. Он встретился с Олегом вторично после Зоны (один раз навестил в больнице, но это не в счет, Олег был в беспамятстве), и опять с тревогой отметил, как изменился молодой офицер. Другой взгляд, вопросительная улыбка. В нем словно что-то потухло, и выражение лица такое, будто он загодя отвергал все хорошее, что можно узнать об этой чумовой жизни. Генерал чувствовал, Олег уже не воспринимает его как наставника, но хоть относится с почтением, как к заслуженному трудяге на том поприще, которое их соединяло. Прежде Олег редко возражал. Если с чем-то не соглашался, хранил это при себе, зато теперь на каждое генеральское слово находил сразу два-три своих, ставящих это слово под сомнение. Тут сквозило не высокомерие, не желание подчеркнуть свою независимость, скорее, горькая усталость мужчины, успевшего побывать по ту сторону добра и зла. На комплименты в адрес Лизы, которыми, надо заметить, генерал хотел сделать ему приятное (все же вроде бы родственница), Гурко холодно обмолвился:
— Неуравновешенная, неадекватные реакции. Ума мало. Баба. Ей крупно повезло, чистая случайность.
— А в чем повезло?
— В парке должны были ее убить. Отпетые бандюки.
Сережа вовремя подоспел.
Генерал не стал спорить и вдаваться в подробности.
Собственноручно, по особому рецепту заварил чай. Он рад был встрече с Гурко, но время, как всегда, поджимало. Совсем иным, служебным тоном распорядился:
— Доложи по Самарину, Олег. Что ты в конце концов надумал?
И тут же получил возможность увидеть, как на мгновение прежним блеском осветилось лицо Гурко. О да, этот парень — охотник, и какие бы метаморфозы с ним ни происходили, он всегда будет счастлив выйти на крупную дичь. От этой мысли генералу стало грустно.
С Самариным так. К торговле человеческими органами он напрямую отношения не имел, хотя его правая рука — Шерстобитов (кличка My-My и Иуда) замаран, но тоже косвенно. В спектр коммерческих интересов Иудушки-My-My входила страховая медицина, собственно, он был главным разработчиком гениальной аферы со страховыми полисами, которой позавидовал бы сам рыжий Толян, отец ваучера. С другой стороны, именно Шерстобитов (вероятно, по поручению Самого) разбомбил «донорский» бизнес, снял с игровой доски центральные фигуры и законсервировал проект, неизвестно на какое время. Теперь более конкретно о Самарине. В этой фигуре много загадочного. Стопроцентный теневик, чурающийся всякой публичности, но по масштабу деятельности и по размерам приватизированного капитала стоит безусловно вровень с самыми известными столпами отечественного бизнеса, включая банковскую семерку. За ним — нефть, камни, аллюминий, средства связи, стратегическое сырье, контроль над оффшорными зонами и финансовыми потоками, наркотики, Прибалтика, Кавказ — и еще много всего, хотя нигде Самарин не проявился достаточно четко для того, чтобы указать на него пальцем: вот главарь. В последний год активно устанавливает контакты с Китаем и Ближним Востоком. Опять же трудно, почти невозможно выявить конечную цель его «наездов», переговоры ведутся всегда в обстановке строжайшей секретности и, как правило, через подставных лиц.
Самарину семьдесят один год, он сидит безвылазно в загородной резиденции (вернее, в двух-трех резиденциях), жизнь ведет скромную, малодоступную постороннему глазу.
Загадки начинаются с его прошлого, которое отсечено 1988 годом, дальше — провал. Гурко копнул архивы, брал допуск к центральному компьютеру, разослал множество запросов, — отовсюду туман. Установлено несколько личностей, которые, по всей вероятности, имеют отношение к нынешнему Самарину, а возможно, им и являются, но фигурируют в разных ипостасях одновременно. Эта мистика подтверждена документально. Почти доказанным можно считать, что его предшественниками были: Гоги Модильянец, знаменитый вор в законе, кличка Жаба, три срока по валютной статье, до упомянутого года «пас» архангельскую зону, совершил побег — дальше следы затеряны; Вениамин Панкратов, знаменитый душегуб из Ставрополя, извращенец, специализировался по трех — пятилетним девочкам, Но суду признан невменяемым, спущен в психиатрическую клинику под Саратовом, в восемьдесят шестом году умер; Георгий Иванович Салтыков, махинатор-цеховик, завалил центр России подпольным ширпотребом, хищения в особо крупных размерах, приговорен к высшей мере, в восемьдесят четвертом году приговор якобы приведен в исполнение; Иван Захарович Желудь, диссидент-невозвращенец, самый громкий политический скандал 60-х годов: будучи зав, идеологическим сектором райкома, повез группу ткачих в Париж на праздник газеты «Юманите», попросил политического убежища. До восемьдесят третьего года работал на радиостанции «Свобода». Разоблачал. Однажды по дороге на службу его сбил «опель» — пикап с забрызганными номерами. Полиция составила протокол. С тех пор ни Желудя, ни протокола, ни пикапа; Казбек Киримов, Узбекистан, хлопок, высшая мера, приговор якобы приведен в исполнение…
Генерал слушал Гурко, забыв прихлебывать чай.
Наконец перебил:
— И это все Самарин?
Гурко радостно отозвался.
— Стопроцентно.
— Какая-то чушь… И потом, Олег, есть элементарные способы идентификации. Отпечатки пальцев, к примеру. Сличение на компьютере.
— Помилуйте, Иван Романович! Если он сумел так чудесно расплодиться, то отпечатки пальцев для него — сущий пустяк. Не заслуживает внимания.
После этого генерал решил, что все-таки следует выпить водки. Гурко счастливо улыбался, как именинник. "Кто-то из нас двоих, видимо, сходит с ума", — подумал генерал. Вслух сказал:
— Какие же у тебя предложения?
Гурко достал из кейса тоненькую пачку фотографий.
— Полюбопытствуйте, Иван Романович.
Генерал послушно нацепил на нос очки, перебрал с десяток снимков. На всех одно и то же — изуродованные детские тельца, смерть в самом жутком ее воплощении.
— Это что? Откуда?
— Из дела Вени Панкратова. Ставропольский душегуб. Обратите внимание, насиловал девочек уже мертвыми.
— Где доказательства, что Панкратов и Самарин — одно лицо? Полагаю, их быть не может. Это все сюжет для ужастика, новые похождения Крюгера. Олег, ты меня удивляешь. Зачем все эти страсти? Что ты хочешь доказать?
— Отрубленные головы по всей Москве — тоже забавы Крюгера?
— То есть, старик Самарин их нарубил?
— Не совсем так, но это его рука.
Генерал с облегчением подумал, что сошел с ума скорее всего все-таки не он. Да и потом — что значит, сошел с ума? Гурко обладает редчайшими качествами, в некоторых отношениях он просто гений, никому за ним не поспеть, но как все гении, не умеет расслабляться. Переутомление, колоссальные нервные перегрузки — и вот, пожалуйста, короткое замыкание в правом полушарии головного мозга. Но Гурко молод, он оправится.
— Месяц в деревне, — сказал генерал, — этого недостаточно. Тебе надо хорошенько отдохнуть. Может быть, поехать в круиз, чем ты хуже новых русских?
Гурко отнесся к замечанию наставника с пониманием.
— Я консультировался у опытного психиатра, Иван Романович… В частности, и по делу фигуранта. Авторитетное мнение: случай расслоения личности, множественная материализация — для науки факт не новый.
Вполне доказанный феномен биологической мутации.
Иначе, явление оборотня. Чего далеко ходить, поглядите на ведущих политических программ: разве это не один и тот же человек, хотя фамилии у них разные и обличьем не схожи.
— Олег, дорогой, — попросил генерал, наполняя рюмку, — пожалей старика. Перейди к делу.
— Хорошо.
Гурко поглядел в окно, будто занавешенное белой простыней. Меланхолично подумал: Самуилов начинает сдавать. Старость коснулась его затылка влажной ладонью. Ему страшно покидать реальный мир хотя бы на минуту. Очень жаль. В реальном мире истины нет.
Что ж, опять о Самарине. Это, безусловно, параноик с необратимыми фазовыми сдвигами. Он опаснее для общества, чем целая сотня юрких экономистов-реформаторов. Постепенно его паранойя, поначалу бытовая, переродилась в маниакальную жажду власти, и теперь вряд ли найдется больница, которая решится его приютить. Фокус в том, что время совпало с его параноидальными амбициями, и Самарин поднялся на такую высоту, где бессильны обычные средства, применяемые к подобным больным. Он на несколько голов опередил возможных преследователей и накопил такую мощь, при которой нелепы разговоры о юридической изоляции. По всей вероятности, недалек час, когда он навяжет свою больную волю еще не до конца умерщвленной стране, и тогда нынешние нищета, унижение, мрак и погибель покажутся людям, оставшимся в живых, сладчайшим из воспоминаний.
