Андрей Дышев - Сладкий привкус яда
– Когда Филя предложит тебе дело, – сказала она, – не забудь поставить меня в известность.
«Сейчас!» – подумал я, но сказал о другом:
– Одолжи мне свой пистолет! На полчасика! Я из кассира признание, как воду из мокрого белья, выжму, – заверил я. – Он мне на этот диктофон всю свою поганую жизнь выложит, когда я «макаров» к его протухшей голове приставлю!
– Ничего я тебе не дам.
– Как то есть ничего? – произнес я, предполагая некоторую двусмысленность ответа, и привстал. – Совсем ничего не дашь?
– Совсем. Иди домой.
Не знаю почему я возвращался по бездорожью – опять через лес, через колючие кусты, пни и овраги. Настроения не было никакого. Я чувствовал себя измученным, опустошенным, как старая бочка из-под соленых огурцов, которая давно рассохлась и на дне которой поселились скучные жабы.
Все тайны и загадки были раскрыты, все вопросы сняты. Оставалось дождаться первого числа, встретить Столешко, пригласить следователя, наряд милиции, собрать в пустом банкетном зале всех служащих, эту отупевшую от жадности кодлу, и устроить им немую сцену. А потом громко посмеяться над ними, выставить их вон и набрать новых сотрудников. Только будут ли новые честнее и чище?
Правда, оставался еще скользкий Филя, которого следовало как можно быстрее посадить за решетку, но он уже не казался мне столь недосягаемым, как раньше. Его будущие ходы я уже легко мог просчитать. Он попался на приманку, поверил, что Родион – вовсе не сын князя, а такой же мошенник, как и он сам. Теперь при помощи шантажа и угроз он попытается его «доить». Но, прежде чем «доить», он должен организовать скоропостижную смерть князя да расставить силки, чтобы мошенник с наследством не убежал слишком далеко. Последняя задача Фили – прикончить мошенника и присвоить деньги себе.
Теперь, когда я просчитал все предстоящие ходы Фили, мне казалось, что поймать кассира на преступлении – пара пустяков. Для начала я должен встретиться с ним утром и дать свое согласие работать на него. А дальше – дело техники. Мухину не придется долго корпеть над текстом обвинения – это я мог гарантировать следователю уже сейчас. А Танюха пусть продолжает защищать свою профессиональную честь и придумывать всякие страшилки про какого-то страшного и очень опасного преступника.
Я дошел до пруда и уже хотел было свернуть к мосту, как, к своему удивлению, увидел на противоположном берегу Родиона. Он сидел на корточках у самой воды и мыл руки. Он был без пальто, в своем голубом спортивном костюме. Понимая, что человек устал и ему хочется побыть одному, я все же тихо свистнул, привлекая его внимание к себе.
Что произошло потом, я объяснить не мог. Родион вскочил столь резво, словно вместо меня увидел саблезубого тигра, и, круто развернувшись, кинулся в кусты. Разинув рот, я стоял еще минуту, слушая, как где-то в глубине парка затихает треск веток.
«За кого он меня принял?» – думал я, переходя по мосту пруд. Хоть во мне поселились не вполне приятные предчувствия, я не поленился и прошел к тому месту, где Родион полоскал руки. Постоял, посмотрел на противоположный берег. Луна хоть и была завешена дымкой, света хватало даже для того, чтобы рассмотреть тонколапые коряги и куски грязного льда, которые дворники вытащили на берег, вычищая пруд. Опознать знакомого человека можно было запросто.
Еще около часа я блуждал по парку, надеясь встретить Родиона. Из хозяйского дома все еще доносилась музыка, и пятна света, падающего из окон, корчились и двигались в такт ей.
Я вернулся в свой дом, запер замок на два оборота и стал подниматься по лестнице. Тут мой взгляд упал на порожек перед дверью Родиона. На нем лежала глиняная лепешка с прилепившимся к ней прошлогодним листом. Я готов был поклясться, что перед выходом на банкет этого следа здесь не было.
Я спустился к двери Родиона и осторожно надавил на ручку. Дверь была заперта. «Ничего удивительного, – подумал я. – Родион собирался ночевать у отца».
Какая-то смутная тревога заполнила мою душу. Я присел у двери, сдвинул в сторону замковый лепесток, заглянул в скважину и тотчас отпрянул от двери. Изнутри торчал ключ.
Я постучал и негромко позвал:
– Родион! Это я, Стас! Ты там живой?
Мне показалось, что за дверью скрипнули половицы. Я постучал еще раз и, весьма озадаченный странным поведением Родиона, поднялся к себе.
Часа два я ворочался на диване, прислушивался к тишине. Мысли вихрем носились в моем сознании, не позволяя ни сосредоточиться, ни забыться во сне.
Глава 39
ДУБЛЬ ДВА
Я хорошо потренировался утром перед зеркалом и, как только Филя сел ко мне в машину, незаметным и точным движением включил режим записи в диктофоне, который лежал в кармане рубашки.
Кассир пожал мне руку, с легкой усмешкой глядя в глаза, и спросил:
– Ну что? Поговорил с Родионом?
– Поговорил, – ответил я. – Давай сразу по существу: что я должен сделать?
– Ш-ш-ш-ш! – зашипел Филя и постучал себя пальцем по губам. – Не так быстро. Поехали прямо.
Я взялся за рычаг передач. Объем памяти в диктофоне позволял вести запись только в течение тридцати минут, и, если разговор наш пойдет такими темпами, я рисковал получить получасовую запись моторного гула.
– Долго вчера гуляли? – спросил я, чтобы не молчать.
– Не очень, – неопределенно ответил Филя и качнул носом вправо: – Сюда рули!
– А куда едем-то?
– Увидишь.
Он то ли следы запутывал, то ли выслеживал кого-то, то ли просто издевался надо мной. Я сделал два круга по Овражкам, улице Советской и Кушелевскому спуску. Рядом с каким-то тупичком, окруженным почерневшими заборами, он попросил остановиться, вышел из машины, встал у забора и обильно его полил.
– Прямо! – скомандовал он, вернувшись в машину.
Мы проехали сбербанк, миновали пожарную каланчу и свернули к котельной. Я следил за часами. Семь минут записи – коту под хвост.
– Приехали, – сказал Филя. – Паркуйся и выходи!
Мы остановились у двухэтажного, давно не крашенного здания цвета болота, рядом с которым торчала черная длинная труба на растяжках. Филя поднялся на крыльцо и распахнул дверь на ржавых петлях.
– Прошу! – кивнул он, приглашая меня войти первым.
В сумрачном помещении было душно, пахло плесенью и мылом. Филя свернул в коридор и остановился у двери с надписью «Мужское отделение».
– Прежде чем приступать к серьезному делу, – сказал он, протягивая мне пластиковый жетон, – надо отмыть тело и душу.
И только тогда я понял, куда и почему он меня привез. Я сразу сник. Мое состояние трудно было скрыть, но Филя будто не замечал моего рассеянного и блуждающего взгляда. Он получил у банщика простыни, веники и, отыскав свободные шкафчики, стал весело раздеваться.
Я расстегивал пуговицы, расшнуровывал ботинки и стаскивал с себя одежду с таким убийственным видом, будто готовился посетить крематорий. Оголившись, Филя взял тазик, сунул в него веник и, насвистывая, пошел в моечный зал.
Повесив рубашку на крючок, я вынул из кармана диктофон, остановил запись и символически плюнул на прибор. «Куда ж тебя засунуть?» – подумал я, с ненавистью оглядывая себя.
Филю я нашел на нижней полке парной. Париться он не умел и не любил – это было сразу заметно по его погрустневшему лицу, зато здесь он был уверен, что никаких улик я на него не соберу. Дождавшись, когда из парной уйдет хромой старик в шерстяной шапочке, облепленный березовыми листьями, Филя вполголоса и торопливо начал ставить мне задачу:
– Помнишь то место, где я выходил из машины? Выше по улочке, метрах в пятидесяти, стоит дом Городовицкого. Сегодня в восемь вечера князь ужинает у него. «Понтиак» с водилой будет ждать его ниже, на шоссе, на эту раскисшую горку он не взберется. Место темное, фонарей нет. Больше двух часов князь у Городовицкого не высидит. Значит, около десяти он выйдет из дома и пойдет к ступеням, чтобы спуститься к машине…
– Я понял, – перебил я Филю, хотя понял еще далеко не все. – А охрана?
Расчесывая вспотевшее тело ногтями, Филя мучительно кряхтел, тряс головой, стряхивая со своего замечательного носа капли пота.
– Охраны не будет. После вчерашнего князь им уже не верит. Возможно, он предложит тебе проводить его. Тогда скажи, что ты его встретишь на своей машине.
– А если его выйдет провожать Городовицкий?
– Не выйдет. Он третий день с радикулитом валяется, из дома вообще не выходит. Понял?
– Понял. Какое дашь оружие?
– Оружие! – усмехнулся Филя. – Оружие – это твоя машина. Встанешь с заведенным мотором и выключенным освещением у забора и, как только князь выйдет из улочки, дашь по газам. Разок тюкнешь – и все, старику много не надо.
– Плохо ты придумал, – покачал я головой. – Я оставлю столько следов, что меня уже через час найдут. Следы протектора, вмятина на передке, кровь…
– Нет, чувачок, – покачал Филя головой. – Ты меня не так понял. Ты, оказывается, вообще ничего не понял. Не надо криминала! Не надо скрываться с места дэтэпэ! Ты, как честный автолюбитель, поступаешь согласно правилам. То бишь: затаскиваешь тело в машину и гонишь в первую горбольницу, она за мостом на горке…
