Питер Кейв - Ангелы ада. Смерть любопытной . Палач: Новая война
— Страшновато как-то становится, — сказала Элисон, придвигаясь поближе.
— Такова жизнь. Конечно, подавляющее большинство людей никогда не задумывается об этом. Разве что промелькнет случайная мысль: когда дядюшка Чарли умрет, мне достанутся все его деньги, и я поеду на Гавайи; но они не станут подсыпать в суп дядюшке Чарли мышьяк, чтобы поскорее туда отправиться. Но мы обязаны проверить это, если дядюшка Чарли угодит в морг… Проклятое дело. Нечего проверять.
— Но ты все-таки думаешь, что у кого-то была личная причина для убийства?
— Я в этом уверен. Кроме машины, сумочки, портсигара и всего остального, убийца оставил еще и ее наручные часы. Единственная достаточно дорогая вещь, так как сережки — лишь дополнение к костюму, а колец на ней не было.
— Да, потому что Маргарет покрасила ногти цветным лаком, я помню, как она об этом говорила, — Элисон рассказала о своем разговоре с ней.
— Согласен, она надела жакет, и часов не было видно. Но уголовник бы обязательно посмотрел… О, что за черт. Почему мы разговариваем об убийствах. Давай переменим тему, chica.
— Me dejo convencer — я разрешаю тебе меня уговорить… какой позор, еще шести нет… Bueno bastante — уо renunciar [39]! Да… Но ужин, Луис… Хорошо, мы поужинаем позже…
ЧАСТЬ 18
Мендоса позвонил Паллисеру домой в семь часов.
— У меня есть для тебя подходящая работенка. Я почему-то чувствую, что ты не откажешься потрудиться сверхурочно. Как ты насчет того, чтобы пригласить мисс Сильверман прокатиться вечером на побережье и попытаться проверить ее алиби?
— Да, сэр, — сказал Паллисер.
— Возможно, у тебя появится шанс объяснить ей, почему ты должен был раскрыть ее секрет. И лучше тебе будет сесть в ее машину, на случай, если служащий не вспомнит ее, но вспомнит машину.
— Да, сэр. Я позвоню ей прямо сейчас, лейтенант. — Мендоса почувствовал, что Паллисер еле удержался, чтобы не сказать спасибо. Он положил трубку, пересадил Сеньора со своей чистой рубашки и надел ее. Элисон уже подкрашивала губы.
Кошки накормлены. Свет оставили включенным на случай, если вернутся затемно, и отправились в «Куэрнаваку».
Ада Брент не обязана была делать ничего подобного, но пришло время, думала она, когда человек должен что-то сделать. Она бы с удовольствием сказала кое-что Дженифер Хилл, но не станет, естественно. Надо веж-диво сказать, что мисс Уолкер очень беспокоилась из-за ее вчерашнего отсутствия и надеется повидать ее в воскресенье. И если хватит выдержки, надо добавить, что, конечно, миссис Хилл понимает, что к воскресенью, возможно, уже некого будет посещать.
Подумать только, любой порядочный человек побеспокоился бы провести несколько часов с умирающей, тем более — с сестрой. Пустоголовая блондиночка.
Это была ее личная инициатива, и она не думала, что зав. отделением ее одобрит. Но бедная молодая женщина, которая лежит здесь и беспокоится… Конечно, существует вероятность, что произошел несчастный случай. Только вряд ли…
Она взяла телефонный номер у Мэй из регистратуры. Сейчас она стояла у автомата в коридоре сестринского общежития и слушала гудки на другом конце провода.
В доме кот поднял голову и тоже слушал. Когда звонки прекратились, он снова опустил голову на сложенные передние лапы.
Она дождалась седьмого гудка. Ее губы поджались. Ну и девица. Наверное, танцует где-нибудь. Она положила трубку, вышла из кабины и встретила Карлоту дель Валле, поднимавшуюся по лестнице. Добрая половина медсестер (и докторов с интернами) в Центральной больнице были неграми, мексиканцами и так далее, потому что здесь их принимали на работу. Карлота работала на одном этаже с Адой и знала мисс Уолкер. Ада все ей рассказала, пока они вместе шли в холл.
— Сердце разрывается, когда слышишь, как она беспокоится. Мисс Уолкер — очень хорошая, она такая великодушная, любящая. Гораздо лучше сестры, которая не приходит, даже когда та умирает. Я просто подумала, что если бы удалось дозвониться до миссис Хилл, я бы могла сказать мисс Уолкер, что, по крайней мере, с ней все в порядке…
— Но она не такая, Ада, совсем нет, — сказала Карлота. — Ты, наверное, не знаешь, что мисс Уолкер находится в отделении «Д» только последние три недели. Раньше, когда она лежала в «А», я немного узнала миссис Хилл, потому что рядом стояла кровать миссис Горман, к которой мне приходилось довольно часто подходить, даже в дни для посетителей. Миссис Хилл такая же милая, как и ее сестра. Ну, ума не очень много, я полагаю, но милая. И она страшно любит мисс Уолкер. Я имею в виду, действительно любит, а не просто говорит ласковые слова. Это сразу видно. Она не приходит целую неделю? Даже в воскресенье?
— Ну, она объяснила, что не сможет прийти в воскресенье, и мисс Уолкер горевала по этому поводу. Ей предложили поработать сверхурочно в выходной, и она считала, что следует согласиться, потому что ее любезно отпускали в среду после обеда. И вот, мисс Уолкер ждала ее в среду, а она не пришла…
— Но она бы обязательно пришла, если бы смогла, — сказала Карлота. — За все время, пока я ухаживала за мисс Уолкер, ее сестра не пропустила ни одного дня для посетителей. И если бы что-то случилось и она не смогла прийти, она бы позвонила и объяснила. Я знаю, Ада, она бы так и сделала. Она милая. И внимательная. Знаешь, она всегда благодарила меня за то, что я хорошо ухаживаю за мисс Уолкер. Не как другие.
— Да, верно, — согласилась Ада. — Но почему тогда она не пришла?
Большие карие глаза Карлоты расширились.
— Может, она в самом деле попала в аварию или еще что-то? Такое случается. Ее даже могли убить. И при ней — никаких документов, говорящих, кто ее ближайшая родственница, поэтому…
— Об этом написали бы в газетах, — возразила Ада. — У нее наверняка были вещи с ее адресом, и, я думаю, в их квартире есть вещи с именем мисс Уолкер и указанием, где она находится: письма и тому подобное.
— В доме, — поправила Карлота. — У них маленький дом, оставшийся от тетки. Может, и так, но всякое бывает. Может, это случилось только вчера, где-нибудь на пустынной дороге, и машину еще не нашли. Вот что я тебе скажу, Ада, миссис Хилл не могла просто не прийти, не позвонив и не предупредив. Я это знаю, и мисс Уолкер знает. Она не очень умная, но это добрейшая девушка. С ней что-то случилось.
— Об этом было бы в газетах, — повторила Ада.
— Может, и нет — сейчас много разных новостей.
Или где-нибудь на последней странице. Надо бы нам выяснить.
— Но как?
— В полиции. Они наверняка знают об авариях.
— Но, Карлота, не стоит беспокоить их из-за пустяков…
— Они для этого и существуют. Нам надо что-то делать. Попробуем выяснить, — сказала она.
Они с сомнением смотрели друг на друга.
— Итак джентльмены, — мягко сказал Джозеф До-меници, — я впервые заподозрен в убийстве и, смею надеяться, — в последний раз. Разумеется, я никого не убивал. Никакую Чедвик. Я никогда ее не видел и не слышал о ней. И если вы думаете, что Эйлин… Зачем, это же полный абсурд, джентльмены. Моя маленькая девочка просто не способна на такое.
Мистер Доменици определенно выглядел очень тихим и кротким. Он мягко щурился на Мендосу и Гольдберга.
— Да, на тебя это не похоже, — сказал Гольдберг.
— Конечно нет. Да я в жизни ни на кого руки не поднял. — Его облик соответствовал его словам. Его можно было принять за мелкого преуспевающего бизнесмена или какого-нибудь инженера: мужчина с приятной внешностью, ничто в речи или манерах Доменици не выдавало в нем профессионального вора.
Его взяли, когда он вернулся в отель в десять часов, сдался он спокойно, сказав только, что Эйлин расстроится и что он очень надеется, что их родственные связи останутся в тайне. Он сказал это лишь после того, как узнал, что они в курсе. Их осведомленность огорчила его больше, чем сам арест.
Он откинулся на спинку стула в офисе Гольдберга и проговорил:
— Моя бедная маленькая девочка. Ее нарекли Луизой, по имени моей матери, но она всегда переживала из-за своей национальности. Я надеюсь, вы не станете ей мстить, джентльмены, за ее нелюбовь к полицейским. Боюсь, что это влияние моей жены. В сущности, полицейские, с которыми я имел дело, обычно оказывались славными парнями. Особенно в последние годы, когда стандарты поведения так изменились. Я очень надеюсь, что вы не станете впутывать ее в это дело, — в его красивых темных глазах было видно беспокойство. — Это может разрушить ее брак. Я знаю, формально она виновата в укрывательстве разыскиваемого человека, но… Это убьет ее, я просто уверен, если муж или его семья узнают обо мне. Я ничего не прошу для себя, джентльмены, но пожалуйста…
— Что ж, мы тоже люди, Доменици. Думаю, я могу тебе это обещать, — сказал Гольдберг.
Доменици расслабился, достал платок и вытер искренние слезы.
