Андрей Воронин - Личный досмотр
Впрочем, большинство пассажиров не придерживается ни одной из этих крайних точек зрения. Для них полет — необходимость. Это довольно скучно, весьма утомительно и очень дорого, но зато быстро.
Что же касается красавиц в форменной одежде, строгих таможенников и милиционеров, то для них аэропорт — просто место работы, и не более того. Все они — узкие специалисты, и на взлетающие и заходящие на посадку самолеты обращают внимание не больше, чем служащий какой-нибудь городской конторы на громыхающие за окном трамваи.
При взгляде под определенным углом аэропорт напоминает средних размеров завод, своеобразный конвейер, на котором пестрая разношерстная толпа мужчин, женщин и детей превращается в упорядоченный пассажиропоток. Сходство с конвейером впервые становится заметным у билетных касс и усиливается возле стоек регистрации и пунктов таможенного контроля.
Здесь счастливый обладатель билета внезапно обнаруживает, что стал неотъемлемой частью сложного технологического процесса: его разглядывают, просвечивают, прозванивают, подвергают сомнению, а порой и довольно унизительному ощупыванию, и только после этого, в достаточной мере униженный и обезличенный, он получает возможность вместе с другими прошедшими технический контроль деталями занять место на временном складе полуфабрикатов, который на варварском жаргоне аэропортовских служащих называется накопителем.., хорошо, что не отстойником.
— Очень остроумно, — сказал Игорь Ладогин, когда пауза в монологе Костырева затянулась и стало ясно, что от него ждут реплики. — Очень остроумно, — повторил он, не сумев при этом сдержать зевок, так что фраза прозвучала неотчетлив.
Костырев проработал в аэропорту месяц и полагал, что изучил здешнюю жизнь до тонкостей. Теперь, похоже, решил поделиться наблюдениями с напарником.
«Господи, ну что за наказание, — подумал Ладогин, рассеянно наблюдая за мониторами и мелкими глотками отпивая из чашки отвратительный растворимый кофе. — Только философа мне здесь не хватало!»
— Это все очень остроумно, — в третий раз повторил он, — но, как ты верно заметил, здесь работают узкие специалисты. В свете этого постулата было бы очень неплохо, если бы ты обратил свое внимание на мониторы.
Костырев надулся и уставился на мерцающие черно-белые экраны, наблюдая за бессмысленным, как ему казалось, копошением людского муравейника. Некоторое время Ладогин наслаждался тишиной, но его напарник, похоже, просто не мог хранить молчание дольше двух минут.
— Не понимаю, — сказал он, — я что, не прав?
Ладогин пожал плечами.
— Да прав, наверное, — равнодушно ответил он. — Честно говоря, об этом как-то не думал.
— Почему? — не отставал Костырев.
Ладогин вздохнул и потянулся, не сводя глаз с одного из мониторов. Его внимание привлек импозантного вида мужчина в длинном черном плаще и широкополой шляпе. Лицо мужчины скрывали поля шляпы, но Ладогин отлично видел, что тот нервничает. Годы практики сделали свое дело, и теперь он мог чуть ли не с первого взгляда выделить в пестрой толпе пассажиров человека, которому было что скрывать.
— Почему? — повторил свой вопрос Костырев.
— Что — почему? — переспросил Ладогин, уже успевший забыть и о разговоре, и о своем напарнике. — А, ты про это... Да как тебе сказать. В общем, наверное, потому, что это ничего не меняет. Это все слова, а я здесь для того, чтобы деньги зарабатывать.
Он вынул из лежавшей на столе пачки сигарету и потянулся было за зажигалкой, но на полпути начисто забыл о ней, увлекшись тем, что происходило на экране монитора.
Только что объявили регистрацию на очередной рейс, и мужчина в черном плаще засуетился, намереваясь, как видно, отправиться к стойке. Двигался он с солидной неторопливостью, всем своим видом выражая уверенность и благонадежность, но от наметанного взгляда Ладогина не ускользнул почти неуловимый жест, которым он пощупал полу своего широкого плаща.
— ..хорошо, — словно издалека, доносился до него голос Костырева, надоедливый, как жужжание осенней мухи. — Но разве можно хорошо делать свое дело, не представляя себе ситуацию в целом?
— Пятый монитор, — сказал ему Ладогин.
— Что?
— Смотри на пятый монитор, — терпеливо повторил он.
— А... — немного разочарованно протянул Костырев. — Ничего ножки. Правда, я видел получше.
— Какие ножки? — не понял Ладогин. — Ты что?
На мужика смотри. Вон тот, в шляпе.
— А что — мужик? — удивился Костырев. — Мужик как мужик. Он что, в розыске?
— Откуда я знаю? — огрызнулся Ладогин. — Ты посмотри на него, чудак. У него же недекларированные баксы из ушей торчат.
— Ну да?! — не поверил Костырев. — С чего ты взял?
— Ты что, слепой? — удивился Ладогин. — Смотри, смотри, как он плащ свой оглаживает... Эх ты, философ!
С уважением косясь на напарника, Костырев схватился за трубку внутреннего телефона. Ладогин, который в последний момент краем глаза уловил его движение, резко обернулся и накрыл его ладонь своей, не дав поднять трубку.
— Ты чего? — удивился тот.
— Тихо, придурок, — с нехорошей ласковостью в голосе сказал Ладогин. — Не дергайся. Я тебе уже сказал; я здесь для того, чтобы зарабатывать деньги.
— А? — опять не понял Костырев.
— Хрен на, — отрезал Ладогин. — Отпусти телефон, философ, и смотри, как работают профессионалы.
Он перегнулся через спинку кресла и вынул из кармана кителя мобильный телефон. Быстро настучав номер, он сказал в трубку:
— Миша, это Игорь. Как жизнь? Мужика в шляпе видишь? Не видишь? Увидел? Ну молодец... Обрати внимание, какой у него классный плащик. Ага, давай. Жду.
Он спрятал телефон и энергично потер ладонь о ладонь.
По губам его блуждала довольная улыбка. Перехватив удивленный взгляд напарника, он рассмеялся.
— Что, — сказал он, — это не совсем то, чему тебя учили? Знаешь, — продолжал он, дождавшись утвердительного кивка Костырева, — в чем-то ты, несомненно, прав. Нельзя с пользой делать свое дело, не зная как следует, что творится вокруг. Подумай об этом, дружок.
Костырев выпучил на него глаза. Ему-то казалось, что он только об этом и думает.
...Мужчина в длинном черном плаще и широкополой шляпе подошел к стойке регистрации и протянул в окошечко паспорт и билет. Неприступного вида молодая женщина, сидевшая за стойкой, открыла паспорт и взглянула на фотографию. Рассмотрев ее во всех подробностях, она перевела внимательный холодный взгляд на мужчину и тут же отвела глаза в сторону, чтобы запечатленный на сетчатке образ без помех наложился на предыдущее изображение.
— Похож? — с обворожительной улыбкой спросил мужчина. — Если не похож, я ретушеру голову оторву.
Он-то божился, что родная мать не отличит... — Пассажир слишком много болтал, чересчур настойчиво демонстрируя прекрасное настроение, которого у него наверняка не было.
— Проходите, — даже не улыбнувшись, сказала служащая. Когда мужчина двинулся дальше, она слегка повернула голову и обменялась коротким многозначительным взглядом с таможенником, сидевшим за стойкой справа от нее. Тот едва заметно кивнул.
— Что везете? — спросил таможенник.
— Полкило героина и пулемет, — с широкой улыбкой ответил пассажир. — Ну и валюта, конечно. Впрочем, я все написал в декларации.
Таможенник с кажущейся небрежностью скользнул глазами по листку декларации и перевел взгляд на монитор, на котором как раз в этот момент появилось цветное изображение содержимого принадлежавшей пассажиру дорожной сумки. Он притормозил ленту транспортера и дал увеличение на прямоугольное красное пятно, притаившееся у самого дна сумки. Пятно было перекрыто еще одним прямоугольным силуэтом весьма знакомых очертаний. Таможенник едва заметно усмехнулся: пассажир по старой памяти пытался провезти деньги, замаскировав их видеокассетой.
Бедняга не учел того обстоятельства, что научно-технический прогресс не стоит на месте.
— Откройте сумку, — потребовал таможенник.
— Да сколько угодно, — продолжая улыбаться, сказал пассажир, широким жестом раздергивая «молнию» на клапане сумки. — А зачем? Что вы там увидели?
Таможенник не удостоил его ответом: пусть понервничает.
— Достаньте деньги, — сказал он.
— Деньги? — удивился пассажир. — Зачем?
— Посчитаем, — не меняя каменного выражения лица, ответил таможенник.
— Да за... Собственно, как хотите.
— Запустив руку глубоко в недра сумки, пассажир с трудом вынул оттуда тощую пачку стодолларовых купюр, перетянутую резинкой.
— Пожалуйста, — сказал он, протягивая пачку таможеннику.
— Резиночку снимите, — железным голосом ответил тот. — И не нервничайте, это обычная процедура.
— Да я и не думал нервничать, — осторожно возмутился пассажир, начиная нервничать по-настоящему. — С чего это вы взяли?
