Гюнтер Лофлёр - Зарубежный криминальный роман
Тощий размахнулся правой. Эдгар увернулся от удара, схватил Малыша сзади за запястье, обхватил левым предплечьем его шею и потащил к себе через сиденье. Толстяк, потерявший мишень для стрельбы, отвернулся. Держа правой рукой пистолет, левой он схватил тощего, чтобы оттащить его от Эдгара, но тощий, остановленный двумя мощными ударами, барахтаясь, мешал ему это сделать и так сильно ударил его в грудь, что Толстяку пришлось искать опору, в противном случае он бы свалился. Пистолет с грохотом упал на пол.
Тем временем до пьяного насилу дошло, что происходит. Он яростно ткнул в широкую спину, маячившую прямо перед ним. Правда, в его ударе отсутствовал размах, так как было слишком тесно, но после второго удара Эдгар почувствовал, как у него подгибаются колени. Он перетащил тощего через спинку сиденья и правым локтем врезал пьяному в переносицу. Тот вскрикнул, упал боком на сиденье и закрыл лицо руками. Из носа потекла кровь.
Толстяк, которому нужно было место, чтобы наклониться за пистолетом, рванул тощего в сторону, но тощий, стремящийся встать на ноги, вцепился обеими руками в спинку сиденья. Короткий сильный хук, которым Эдгар угостил его в челюсть, решил и эту проблему. Малыш обмяк и позволил Толстяку утащить себя на сиденье.
Эдгар пристально смотрел на Толстяка, Толстяк — на него. Между обоими, как стена, высилась спинка сиденья. «Если он наклонится, — размышлял Эдгар, — я его выведу из строя». Толстяк не наклонился. Он думал: «Ты только и ждешь, пока я сделаю глупость, но я не такой дурак. Как только включится в игру Малыш, мы посмотрим кто кого. Обморок не может длиться вечность. А пушка пусть пока полежит».
На заднем сиденье закопошился пьяный. «Когда боль пройдет, он в меня вцепится, — думал Эдгар. — И тогда все кончено. Время работает на Малыша, Толстяка и пьяницу. Что-то должно произойти».
И произошло. Джейн сняла туфли и по очереди швырнула их в Толстяка. Броски были неприцельными, но Толстяк невольно поднял к лицу руки, и этого оказалось достаточно. Через секунду он уже сидел на полу и стонал. Эдгар перегнулся через спинку сидения и ударил снова. Стон прекратился.
Двоих избитых до потери чувств он выволок из автомобиля. Пьяный, очевидно, уже забыл, что хотел поговорить со Шмидтом. Он предпочел выйти и остаться со своими дружками на траве.
Джейн перелезла через спинку сиденья к рулю, Уиллинг тоже пересел вперед. Автомобиль тронулся с места и круто развернулся.
Вскоре Джейн обнаружила, что ее трясет.
Когда она заговорила, ее голос прерывался. Тут Эдгар заметил, что она дрожит всем телом, и успокаивающе сказал:
— Дело в том, что дорога немного ухабистая. Позвольте я сменю вас у руля.
Они поменялись местами.
За километр до Ивергрина Джейн спросила, как долго могла продолжаться драка, Эдгар рассмеялся:
— Я почему-то не захватил с собой секундомер, но, по-моему, прошло около двадцати секунд, пока вам пришла в голову идея снять туфли. Очень неплохо для начала. Все остальное оказалось делом техники.
Она пытливо взглянула на него. Зачем он заступился за нее, если теперь над ней смеется? Что случилось бы, если б Уиллинг не позаботился о ней? Хотя Малыш и Толстяк весьма и весьма несимпатичны — в их присутствии Джейн чувствовала бы себя увереннее со своим пьяным поклонником.
Эдгар задумчиво улыбнулся:
— В любом случае, с вашей стороны довольно мило, что вы так деятельно мне помогли.
— Я только боялась, что он поднимет пистолет и прострелит мою машину. — Джейн не скрывала досаду на него.
— Это избитый трюк, — сказал Эдгар с видом знатока, но несколько иронично, — но выглядит всегда очень эффектно.
Когда она замолчала, он повернулся к ней, чтобы заглянуть в ее светлые глаза.
Машина съехала на обочину и теперь катилась по газону. Эдгар держал ее под контролем.
— Что вас интересует в человеке, когда вы впервые встречаете его? — спросил он.
Джейн смотрела перед собой.
— Глаза и руки.
Тут взгляд Эдгара, упал на руль, на свои руки. Он заметил, что ногти не очень чистые. Машина наконец выехала на бетон. Монотонно гудел мотор. Дорога стелилась под колеса.
«Она дочь миллионера, — думал он. — Какой я дурак, что ввязался в эту историю!»
Однако, когда они прибыли на место и он уловил тонкий аромат ее волос, он признался себе, что ради этой девушки сделал бы еще больше.
Джейн попросила остановить автомобиль на просторном дворе. Лифт поднял ее наверх. Она вышла и сразу столкнулась с Бертоном.
— Я случайно оказался у окна, — объяснил он, — и увидел как вы подъезжали и с кем. Если я расскажу вашему отцу, он будет в восторге. — Заметив, как ее лицо помрачнело, он быстро добавил. — Я не хотел обидеть вас, но я был бы плохим менеджером, если бы не заметил этого.
Бертон посмотрел ей вслед, но лишь теперь убедился, что идея с Уиллингом — самая великолепная в его жизни.
Эдгар отправился к Биг Бой Билли. По дороге он размышлял о происшедшем, тщетно пытаясь соединить разрозненные детали в одно целое.
Джейн долго стояла перед зеркалом, внимательно рассматривала свое лицо и спрашивала себя: действительно ли Уиллинг собирался к Бертону? Верны ли слухи, что менеджер хотел его купить? Нет, решила она, если бы он собирался к Бертону, то теперь пошел бы к нему. Разве не так?
За городом, около кедровой рощи, на траве сидела побитая троица.
— Вы даже не знаете, почему он должен был непременно встретиться с шефом, — проворчал один из побитых. — Может быть, это насчет забастовки, и тогда нам не стоило с ним возиться.
Двое других обменялись взглядами. Толстяк пробормотал:
— Хочешь, чтобы Уиллинг увел ее у тебя из-под носа, приятель? С тех пор как Бертон насел на него, твои шансы чертовски малы. Конечно, если бы ты спокойно и вежливо поговорил с мистером Шмидтом и мисс Джейн, ты бы смог еще что-то спасти. Но от Уиллинга надо держаться подальше.
Их приятель покачал головой.
— Кто знает, что на уме у Шмидта?
— Боюсь, ты еще наивнее, чем я думал, — возразил Малыш. — Как тебе известно, мистер Шмидт готов принять любого зятя, с которым поладит его дочь. Ну а то, что ты с ней не ладишь, это ясно, как божий день.
— Правда, — подтвердил Толстяк. — Сегодня был твой последний шанс. Беда только, что затесался этот Уиллинг. Наверняка, он сидит теперь у Шмидта или Бертона и устраивает свои делишки — но будет лучше, если ты об этом забудешь. Иначе засоришь мошеннику желудок, а потом у Бертона испортится настроение.
III
Когда Шульц-Дерге с выражением сияющей радости и удивления открывал дверь, с улицы донеслось бурчание Бертона: «Черт побери, Уиллинг — мертвый человек». Но дверь за Шульц-Дерге и его гостем уже закрылась.
Как хорошо в такую минуту ощутить податливую мягкость кресла!
Шульц-Дерге откашливается. Он сидит напротив гостя, сплетя на коленях руки, приветливо смотрит на посетителя и косится на туго набитый портфель, стоящий рядом с креслом.
— Франкфурт-на-Майне, — говорит Уиллинг. — Это совершенно другой город, другая страна, другой континент, но чувствуешь себя как в Америке, Техасе, Ивергрине.
— Так и должно быть, — вежливо замечает Шульц-Дерге. — В наше время все излишние границы ликвидированы.
— Даже философия, — устало шепчет Эдгар. «Он не спускает глаз с портфеля», — мимоходом думает он, но овладевает собой и продолжает: — На улице в палисаднике аромат сирени, типично немецкая весна. Как долго я обходился без нее, соскучился по ней. Когда мои родители приехали в Америку, я был еще ребенком. Теперь я попал в это прелестное время года — вместе со смертельным приговором в портфеле.
— Смертельный приговор для Шмидта и Хантера был бы весьма неплохим делом, — осторожно комментирует Шульц-Дерге, и Уиллинг улавливает невысказанную им мысль: конечно, можно и воспользоваться этими бумажками, можно привести в исполнение приговор.
Эдгар протирает глаза. Последние несколько ночей он не спал.
— Весна, — тихо говорит он.
Шульц-Дерге откидывается в кресле. Его спина утопает в мягкой обивке спинки. Сложенные руки, будто сами собой, скользят к губам. Через минуту руки расходятся.
— Мою семью я депортировал, — весело заявляет издатель. — Пока я зарабатываю деньги, они их транжирят. Наверное, оно правильно. Они греются на солнце на берегу Майна. Идиллический уголок сада, просто райский, надежный — типично немецкий. Ну, подкрепимся теперь. Не откажетесь от коньяку? Или виски? Водка — польская, советская, вовсе неплохая и в большой моде теперь.
— Коньяк.
— Сигару? — Шульц-Дерге знает, что он в долгу перед гостем. Он протягивает ему коробку.
— Большое спасибо, — отказывается Уиллинг. — Я не курю.
