Юлиан Бардин - Империя страха
— Тебе не приходилось падать с пятого этажа? — ровным голосом спросил Иваныч. — Так вот, если еще раз я услышу что-то плохое о своей жене — почувствуешь прелесть свободного падения, правда, в первый и последний раз.
Только сейчас силы вернулись к Соне, и она заголосила не своим голосом:
— По-мо-ги-те!!!
Но кричала она напрасно — Чижов уже перенес ее на балкон и поставил на ноги, а сам развернулся и вышел, оставив брюнетку один на один с собственными страхами.
На крик сбежались гости во главе с Еленой.
— Что здесь произошло? — властно спросила она, обращаясь к мужу.
Вяло пожав плечами, Иван спокойно отозвался:
— Твоя подруга Соня уронила с балкона куртку и очень испугалась, как бы ее кто-нибудь не украл.
Присутствующие удовлетворились таким ответом, тем более что пышногрудая мадам не замедлила подтвердить слова Чижова. Только Елена догадалась обо всем, поняла по ироничному взгляду супруга и его плотно стиснутым губам, что все не так просто.
Взяв Иваныча за руку, она затащила его в спальню и, усевшись на краю двуспальной кровати, спросила:
— Так что все-таки произошло?
— Спроси у своей лучшей подруги, — посоветовал Чижов, невозмутимо прикуривая очередную сигарету.
Не получив вразумительного ответа, Лена резко вскочила и набросилась на мужа с кулаками, запричитав:
— Ты! Ты мне всю жизнь испортил!.. Я из-за тебя потеряла свои лучшие годы… Купилась, дурочка, на волевое лицо и романтическую профессию. Лучше бы вышла замуж за дипломата Сережку из соседнего подъезда. Он у меня полгода пороги обивал, а сейчас живет с женой в Америке, имеет свой дом… А я…
Поймав женщину за руки, Ваня пристально всматривался в ее заплаканное лицо, но на этот раз в его взгляде не было прежней любви — холод и боль услышанного смертоносным острием пронзили его душу.
— Ну, договаривай, что ты? Да, я не крутой бизнесмен и не бандит, чтобы швырять деньги направо и налево. А разве я тебе обещал другую жизнь? Ну скажи мне честно — обещал я тебе «золотые горы»?
Она уже и сама поняла, что перегнула палку, но отступать было некуда. Набравшись наглости, Лена выпалила, как будто облила его помоями:
— Да плевать мне на твои слова. Но если ты настоящий мужчина, то должен позаботиться о семье, обо мне, о ребенке, наконец…
На скуластом лице Иваныча резко очертились напряженные желваки — лицо стало непроницаемо-жестким, а глаза хищно сузились.
— А я, значит, не настоящий мужчина? Или, может, моя семья голодает, а ты пашешь за двоих?
— Не нужно упрекать меня тем, что я не работаю, — вяло парировала Елена, — между прочим, ты сам этого хотел…
Чижов пытался еще что-то сказать, но промолчал, решив про себя, что никакие слова не могут исправить положения. Вместо этого он порывисто развернулся и вышел из спальни.
Накинув на плечи ветровку, он уже у порога услышал, как какой-то мужик подошел к его жене и сказал ей нечто неразборчивое, на что она разразилась звонким, переливчатым хохотом, как будто не было никакого скандала.
Шум от резко захлопнувшейся двери потонул в многоголосии пьяной болтовни, сальных шуток и легкой музыке, плавно струящейся из мощных динамиков стереосистемы.
Прежде чем включить двигатель, Иван долго сидел в машине, обхватив руками видавшую виды баранку, и о чем-то напряженно размышлял. Наконец, приняв решение, он тронулся с места, устремляясь в пустующий родительский дом под Москвой.
* * *
Майор Лямзин вернулся с обеденного перерыва и нашел в собственном кабинете начальника отдела — среднего роста, дородного, плотно сбитого мужчину, которому было далеко за сорок — полковника Кудряшова.
— Здравия желаю, Родион Семенович, — по-свойски приветствовал он шефа.
— Здорово, Антон, — просто ответил тот, и тут же спросил: — Слушай, к тебе приходил сегодня утром гражданин Жутинов?
Искренне не понимая неожиданную заинтересованность старшего офицера этим никчемным старикашкой, как про себя окрестил недавнего посетителя Лямзин, майор охотно отозвался:
— Да, был такой. А что случилось?
Небрежно отмахнувшись — правда, несколько нарочито, чтобы это могло показаться искренним жестом, — полковник сказал, отведя глаза в сторону:
— Да нет, ничего серьезного, просто у этого старого хрыча оказались могущественные покровители, и он попросил их поставить на особый контроль ход расследования.
— А разве уже есть и расследование? — искренне удивился Лямзин.
Кудряшов несколько раздраженно посмотрел на подчиненного, а затем недружелюбно процедил:
— Не цепляйся к словам, и без тебя тошно. Меня вызывал генерал и приказал лично заняться этим вопросом. Вроде бы этот Жутинов раскопал какие-то старые архивы у себя на даче, касающиеся нашего ведомства. — Кудряшов выдержал короткую паузу, а затем нетерпеливо закончил: — Короче говоря, передай мне рукопись и забудь об этом деле.
Несмотря на мягкость, с которой была сказана последняя фраза, Лямзин ощутил привычную нотку раздражения, как бывало всегда, когда полковнику приходилось урезонивать своего ершистого подчиненного.
Даже не пытаясь скрыть недоумение, майор неторопливо открыл сейф и отдал начальнику листы рукописного текста.
От взгляда старшего опера не укрылось, с какой поспешностью Кудряшов спрятал документы в кожаный чемоданчик, обычно используемый для особо секретных документов.
— Ну бывай, — кивнул на прощание шеф и торопливо вышел из кабинета.
Оставшись один, Антон несколько минут сидел в полной неподвижности, подперев голову широкими ладонями, и пытался найти объяснение такой небывалой расторопности начальника. Впервые за десять лет совместной службы Кудряшов забирал материалы у Лямзина, не дав при этом мало-мальски понятных объяснений. Легенда, связанная с высокими покровителями недавнего посетителя, не выдерживала никакой критики.
Ну, во-первых, зачем в таком случае Жутинову нужно было записываться на прием к старшему оперу, если все можно было решить одним телефонным звонком? А во-вторых, неужели важнякам-генералам было недостаточно нажать именно на него, Лямзина, чтобы он оставил все текущие дела и занялся данным сигналом?
Нет, что-то здесь явно не стыковалось друг с другом.
Сняв трубку городского телефона, Антон набрал номер адресного бюро и, назвав сегодняшний пароль и личный номер, попросил данные на Жутинова Илью Константиновича.
Спустя пару минут майор убедился в том, что его утренний собеседник не врал — он действительно жил в Бибиреве, на улице Пришвина.
Аккуратно записав на листочек продиктованный адрес, опер покинул кабинет и отправился в лабораторию.
Все та же великолепная Маша встретила майора дежурной улыбкой хищной стервы.
— Какие проблемы, Антон? — спросила она, сверкая бездонной голубизной искусно подведенных глаз.
— Да вот, — стараясь казаться, как всегда, усталым и безразличным ко всему на свете, кроме ее красоты, промямлил Лямзин, — пришел узнать результаты утреннего анализа, а заодно и тобой полюбоваться.
Повернувшись к мужчине крутой попкой, обтянутой тугими джинсами, девушка подошла к столу и искренне удивилась, разговаривая как бы сама с собой:
— Странно, обычно все бумаги мы оставляем здесь. Наверное, Аня случайно убрала в сейф. Сейчас посмотрю.
Не прошло и нескольких секунд, как Антон держал в руках гербовый бланк немногословного заключения умных экспертов.
Но то, что он прочел на маленьком бумажном листочке, повергло его в неистовое безумие. Всего несколько машинописных слов могли потрясти любого, даже более искушенного человека.
«Материал, представленный на экспертизу, не содержит в себе ни одного из элементов таблицы Менделеева. Молекулярная структура материала не имеет аналогов в земной среде и относится к неизвестной форме материи».
Дальше шла витиеватая подпись начальника лаборатории и стояла сегодняшняя дата.
Лямзин несколько раз пробежал глазами текст, не веря до конца в смысл прочитанного. Только после этого он вернул бумаженцию волоокой Машеньке.
От девушки не укрылось волнение, нахлынувшее на майора, и она спросила:
— Что-то не так?
— А? — майор недоуменно уставился на собеседницу и не сразу нашелся, что сказать. — Нет, все правильно. Я пошел.
Провожаемый несколько изумленным взглядом лаборантки, Антон покинул помещение, плотно прикрыв за собой дверь.
Мысли лихорадочно роились в его голове. Ему понадобилось добрых полчаса, чтобы принять какое-то решение. Но приняв его, Лямзин ни секунды не сомневался в том, что приложит все силы, чтобы выполнить его.
Если бы он знал тогда, что эти несколько строк перевернут всю его жизнь, то, может быть, не был бы столь решителен. Но это был его шанс — шанс, который выпадает не каждому, и не воспользоваться этим было бы настоящим преступлением. Надо было действовать. И как можно быстрее.
