Михаил Нестеров - Оружие без предохранителя
– Так вы узнали кодовое слово? «Две звезды на воротах»? – Брови Новеллы взметнулись к глубоким морщинам на лбу и едва не покорили этот рубеж.
– Я узна€ю его, – с рисовкой, которая так не шла ему, отозвался Берч. – Несколько сеансов, и я смогу вытащить из его сознания кодовое слово.
Все это звучало нереально, на деле же было доказано сотни, тысячи раз. В этой связи Новелла внес предложение называть между собой Виктора Скобликова «Зомби». Берч ответил: «Надо подумать». В этот момент он походил на бизнесмена, который ни при каких обстоятельствах не соглашается на первое предложение.
* * *Сегодня Сонни было не до сна. Вместо одного диверсанта он заполучал целую группу с открытым послужным списком. Ему очень хотелось верить в объединение трех человек; и в этом плане его мысли звучали в унисон с мистическими переживаниями Филиппа Берча: «Все произошло в тысячную долю секунды. Движение в галактиках, которое должно было бы зиять века, свершилось в мгновение ока... Частицы из Козерога, Рака и Льва неожиданно стали слетаться навстречу друг другу с поразительной точностью и слились в пульсирующее галактическое тело». Сам Новелла и Филипп Берч заменили собой многочисленную группу, в задачи которой входил подбор исполнителей на территории противника, что всегда было чревато рисками. Он часто возвращался к команде «фас!»; она звучала у него в ушах с завидной периодичностью, как будто на улице брехала на прохожих собака. Что это означало? Если бы он состоял в штате ЦРУ, то есть был профессионалом, в случае успеха – продвижение по службе, очередная ступень на карьерной лестнице. Но Сонни принадлежал к той категории любителей, которыми в первую очередь двигал интерес. Он являлся «мусорщиком» – так называли тех, кто устранял проблемы других и упорно не признавал себя профессионалом. Он любил повторять: «Ковчег был построен любителем. Профессионалы построили «Титаник».
И чем дольше думал он об этом деле, погружаясь в глубины операции, тем сильнее разрастался его интерес. «Выигрыш, – думал Новелла, – это, безусловно, здорово. Но путь, но чувства, с которыми он был пройден, куда важнее». Для него был важен сам процесс.
И он вдруг представил себя поначалу на марафонской дистанции, а потом – в начале бесконечного конвейера по сборке автомобилей. В руках у него – первая деталь. Он заменяет собой роботов, которые сваривают детали кузова машины. Далее переходит в покрасочное отделение, берет в руки следующий инструмент. Он, досконально изучивший детали, узлы и агрегаты, участвует в каждом процессе не сборки, но рождения автомобиля. И вот изделие сходит с конвейера. А сам сборщик в числе тех, кто выстроился в торжественной обстановке перед красной ленточкой для снимка. В другом сравнении он – гвардеец серого кардинала. Лавры в его понимании – интересная работа.
Берч. Филипп Берч. Черный с белым именем. Сволочь Берч. Умница Берч. Если он окажется прав, если его теория о кодировании курсантов найдет подтверждение... Боже, как же все это захватывает!
До сегодняшнего дня бывшие партнеры Виктора Скобликова интересовали Новеллу постольку-поскольку, в плане приманки для последнего. И вот время умасливать прошло. Наступает пора приказов. Как же будет выглядеть в натуре это берческое «фас»?.. На сей раз Новелле послышалось подражание собаке, будто сам психиатр погавкивал за окном.
А не заложен ли в Викторе механизм самоустранения? Почему бы и нет? Пара слов (Новелла присвистнул, представляя своего подопечного, который с бесстрастным лицом стреляет себе в висок) – и мозги по асфальту.
Нет, это из области прикладной фантастики. Хотя почему бы не спросить на этот счет мнения самого Берча?
САМОГО Берча. Мистера Демиурга. Декодировщика и дешифровальщика.
Гроза Энигмы.
Новелла отдавал себе отчет в том, что ему будет непросто, трудно настроиться на прежний лад, если «версия Берча» полетит к чертям собачьим. Тогда постным покажется прежний план, где исполнитель довольствуется брошенной ему костью: «Они оставили тебя. Твоим товарищам плевать на тебя. Они всегда были парой. А ты – третий лишний». Скучно, убого. Непрофессионально. («Нет, нет, бежать от этого определения!») Но так стало только после того, как Берч озвучил версию с именем собственным.
«Да, – подумал Новелла, – я не всегда был холодным любителем, может быть, расчетливым». В нем изредка просыпался человек. Эта мысль рассмешила его. Равно как и другая: он захотел посмотреть, как выглядит экс-спецагент ЦРУ, а ныне – глава частной разведконторы, тронутый умом в начале первого ночи.
И действительно прошел в ванную комнату, включил свет и, опершись руками о раковину, внимательно всмотрелся в свое отражение. Из Зазеркалья на него смотрел Аллевон Иннос. Глаза – чуть навыкате, как у Билли Джоэла. Тот был немецким евреем, а Сонни Новелла – американским итальянцем. Никакой разницы.
Сонни родился в семье предпринимателей. Во всяком случае, он так писал в анкете, иногда конкретизируя: родители – владельцы кафе. Это был пункт быстрого питания. Очень быстрого. Просто супер! Там не было стульев (хотя можно было вместо них установить беговые дорожки). Исключение – сама барная стойка. За высокими столами клиенты кафе походили на гостей самого паршивого в мире фуршета. Родители Сонни Новеллы не предлагали итальянских блюд. По той причине, что в этом районе Манхэттена ценителей спагетти или пиццы давным-давно вынесли вперед ногами – такое складывалось впечатление, причем вынесли выходцы из африканских стран. Фирменное блюдо заведения (оно, кстати, называлось «Bar-Beef-Q», где последняя буква и обозначала скорость, а все вместе звучало по-сумасшедшему празднично: «Бар быстрой говядины») – жареная картошка (на сковородке, а не во фритюре), вопреки названию кафе, с жареными кусочками свинины, нарезанной тонкими ломтиками, поданной с парой соленых помидоров; солились помидоры в томатном соке и были на удивление вкусны.
Сонни не забыл те времена, когда, помогая родителям на кухне, стаканами глушил острый и насыщенный томатный рассол. Напитка вкуснее он не пробовал. А еще он водил в кафе школьных товарищей. Родители ни разу не посмотрели на ребят косо, а на сына – с укором. Они усаживали маленьких гостей за малюсенький столик на кухне и подавали горячую картошку, порции мяса – ничуть не меньше фирменных. И от помощи не отказывались. Часто Сонни с товарищами мыл пол после того, как отец закрывал дверь кафе, поворачивал табличку с надписью «Закрыто» в сторону вечерней улицы и выключал четыре из шести светильников. Сонни не мог объяснить, почему родители садились ужинать уже после уборки, оставляя на стерильной поверхности стола грязную посуду. Да и стоило ли объяснять? Есть вещи, которые вошли в привычку, и над их природой просто не задумываешься.
Пошел второй год службы Сонни в ВМФ (на штабном корабле десантных сил 6-го флота «Маунт Уитни»), когда он получил известие о том, что родители решили продать бизнес в Нью-Йорке и купить ферму. Решили – означало продали и переехали в Техас. Сонни было горько осознавать, что он больше никогда не перешагнет порога «Bar-Beef-Q»; кафе для него стало чужим.
Отслужив, он наведался к родителям в Техас. Погостив неделю, уехал в Куонтико, имея рекомендацию от адмирала, в знаменитую академию ФБР.
Глаза по ту сторону зеркала покраснели. То ли Сонни долго смотрел, не мигая, то ли воспоминания выбили слезу. Он открыл кран, пустив холодную воду, умылся. Новелла уже забыл, какая причина заставила его зайти в ванную комнату, заглянуть в себя, в прошлое, вспомнить родителей, чьи дела шли ни шатко ни валко. Но он отвлекся от работы. Настала пора трезво взглянуть на вещи – без эйфории и без сожалений.
Не стоило отказываться от прошлых разработок ради будущих: первые были реальны, вторые – пока призрачны. На собственном опыте Сонни знал, что всегда срабатывало первоначальное решение, каким бы заманчивым ни казалось второе. Предпочтение отдавалось простоте, самому короткому ходу. Он очень редко докладывал работодателю о планах, стратегии грядущей операции, поскольку часто слышал в ответ: «Не слишком ли сложно?» Часто ему приходилось отстаивать свое видение хода операции, как бы упирая на «простоту», оперируя замечанием заказчика. И все для того, чтобы услышать в конце: «Ну хорошо», что было ценнее резолюции на первом листе плана – целой сметы; и это не казалось преувеличением.
Покопавшись таким образом в своей голове и в душе, Сонни прикинул, каким образом собирается Берч поковыряться в черепной коробке русского парня. Завтра, хотя уже сегодня (часы показывали половину первого ночи), Новелла поставит Берчу непременное условие: он обязан присутствовать на сеансе гипноза. Разумеется, если сеанс не массовый.
«А вообще лучшее – враг хорошего», – вспомнилось напоследок Новелле.
* * *Сонни Новелла проснулся этой ночью в первый раз, когда настенные часы в холле пансионата пробили четыре раза. Он не мог вспомнить, что ему снилось. Ухватил лишь обрывок сна, как кобылицу за хвост. Он нечленораздельно простонал, глядя в темный угол комнаты: «Еще пять минут, господи...» И, как ему показалось, уронил голову на подушку. Но это была очередная иллюзия. Он боялся шевельнуть даже пальцем: это простое движение, наверное, послужило бы импульсом к долгой, до темноты, работе на ферме. И начиналась она с кормления табуна. Дальше его ждал геркулесов труд, ежедневный подвиг: чистка конюшни. Где-то под вечер он слышит звон – это прутком по подвешенному рельсу его призывают к обеду. Стол длинный, дощатый, как вырванный кусок пола в деревенской избе. Под ногами хлюпает зловонная жижа, которую он принес на сапогах. Он вздрагивает – в кольцо, образованное его натруженными руками, походившее на петлю, шлепнулась миска с жареной картошкой; точь-в-точь такой же он обжирался в детстве и воротил от нее нос в юности. Один только вид этого «инфаркта на тарелке» всколыхнул в захолодевшей груди Сонни столько воспоминаний, что он выпустил хвост «сонной кобылицы» и начал осознавать, что видел не сон, не его окончание – он бредил наяву, и пусть даже этот бред предутренний.
