Владимир Першанин - Я – бронебойщик. Истребители танков
Всем было в то утро не по себе. Будто в последний бой идем. «Старички», правда, держались увереннее, но я слышал, как они вполголоса переговаривались между собой:
– Выдумали! На живых людей танки пускать.
– А если окоп провалится сантиметров на тридцать? Размажет в блин.
– Делать им нечего, изобретают всякую чушь. Из ружья еще ни разу не стрельнули, а уже под танки загоняют.
Обкатка проходила следующим образом. Рота, без малого двести человек, выстроилась на полигоне в шеренгу по три человека. Наш первый взвод, как всегда, на правом фланге. Отдельно стояло начальство. В стороне на малом газу урчали два легких танка БТ-7. Легкие-то они легкие, но весят тринадцать тонн! Хватит с лихвой, чтобы раздавить любой окоп.
Начальник штаба полка, грузный подполковник в фуражке, коротко повторил инструкции скрипучим и, как мне показалось, злым голосом. Затем дал команду:
– Приступить к выполнению упражнения!
В окоп в шинели, в каске, с двумя учебными гранатами в чехле полез наш взводный Тимофей Макарович Зайцев. Весь строй напрягся, когда один из танков, набирая ход, пошел прямо на окоп. Нас предупредили, что машина развернется над окопом, возможно, привалит нас землей и снова пойдет дальше. В этот момент требовалось швырнуть в танк обе деревянные, с металлической окантовкой, гранаты.
Но разворот начальство отменило. Решило, что хватит с нас пропустить танк над головой, почувствовать его мощь и понюхать гарь ревущего мотора. Зайцев, конечно, не подкачал. БТ зацепил одной гусеницей край окопа, посыпалась земля, а когда машина миновала его, лейтенант ловко выскочил наружу.
С расстояния десяти шагов он забросил одну гранату на трансмиссию двигателя, а вторую – под гусеницы. Затем выхватил пистолет и тремя выстрелами вверх обозначил огонь по экипажу подбитого танка. Все происходило настолько быстро и ловко, что по рядам бойцов пошел возбужденный гул.
Зайцев разрядил пистолет, подобрал гранаты и, стряхнув комки снега и земли, доложил подполковнику:
– Упражнение выполнено. Какие будут замечания?
Замечаний, конечно, не было. Началась обкатка курсантов. По росту я стоял в строю третьим, после Михаила Травкина и еще одного парня. Ребята заняли места в окопах. Видно, они волновались и держались скованно. Удивительно, но я только сейчас, когда в окопах сидели такие же курсанты, явственно ощутил, как дрожит земля под гусеницами танков.
От строя до окопов расстояние было метров тридцать, но эта дрожь явно чувствовалась подошвами ботинок. Михаила не зря назначили командиром отделения. Несмотря на высоченный рост, он действовал не менее ловко, чем наш опытный взводный. Умостился на дне окопа, спокойно пропустил танк, затем поднялся в рост и точно вложил гранаты в корму БТ-7. Так же быстро достал винтовку и прицелился, готовый стрелять по вражескому экипажу.
Второй парень выскочил, едва «бэтэшка» перевалила через окоп. Видимо, его сильно трясло, потому что он промахнулся первой гранатой с пяти шагов, а вторую уронил на дно окопа. Достал ее, но до танка не добросил.
Я думал, что парня отчитают за неловкость, объявят «неуд». К моему удивлению, подполковник похвалил и Травкина, и его напарника. И голос у начштаба был совсем не злой, как мне показалось вначале. Парню, который растерялся, он сделал лишь короткое замечание:
– Вам, боец, надо потренироваться бросать гранаты. А танка не испугался, молодец.
С трудом вспоминаю, как прошел обкатку я сам. К окопу шел на ватных ногах. Когда БТ стал приближаться, все заполнилось сплошным гулом, со стенок сыпалась земля. Я закрыл глаза и обхватил голову руками, по-моему, что-то бормотал.
На ноги поднялся с запозданием и гранаты швырял метров с двадцати, даже подальше. Но благодаря натренированным на лесозаготовках мышцам добросил до цели обе гранаты. Они ударились в корму танка.
Зачет наша пара сдала, но мне сделали замечание, что целиться надо в трансмиссию или в гусеницу. Кроме того, я промедлил. Но, в общем, начштаба поставил и мне и второму курсанту оценку «хорошо».
Ребята старались. Мой товарищ, Федя Долгушин, крепко сбитый, как медвежонок, поразил всех своими спокойными и точными действиями. Едва БТ миновал окоп, он вымахнул наружу и забросил гранаты точно на трансмиссию. Затем опять спрыгнул вниз и, «зарядив» винтовку, приготовился стрелять по вражескому экипажу.
– Ты где так метко гранаты кидать научился? – спросил его начштаба.
– А я в нашем селе по городкам чемпион. И в учебной роте нас неплохо подучили.
Это была хитроватая похвала начальству. Заулыбались и ротный, и лейтенант Зайцев, а начштаба спросил:
– Может, это случайность. Повторить сможешь?
Лезть снова под танк Феде явно не хотелось.
– Повторить смогу, только передохнуть надо малость.
– Ладно, шагай в строй. Молодец!
– Служу трудовому народу! – четко козырнул Долгушин и зашагал на свое место.
Прошли этот необычный экзамен далеко не все. Двое курсантов выскочили и побежали прочь, когда танки пошли на сближение. Причем один боец оставил в окопе винтовку. Красноармеец из другой пары без конца высовывался и едва не угодил под гусеницы. Затем вжался в дно окопа и гранаты бросить забыл.
Многие от пережитого волнения промахивались. Гранаты падали в пяти шагах от окопа или, наоборот, летели куда-то далеко в сторону.
Один из курсантов вообще испугался лезть в окоп, утверждая, что он обвалится и танк его расплющит. Ему приказали занять место в другом окопе – этих двухметровых нор мы нарыли с запасом. Едва осыпался один окоп, очередной курсант переходил в следующий.
Но боец не сумел преодолеть страх (возможно, у него было что-то не в порядке с головой) и, вырвавшись, убежал. Его отправили в санчасть, а позже отчислили. У парня действительно оказалась больная психика.
Другие сдали упражнения нормально. За целый день обкатали таким образом человек восемьдесят. В казарму рота возвращалась оживленная. Большое дело – пройти танковую обкатку! Подкалывали Федю Долгушина:
– И отстрелялся на «отлично», и начальство подхвалил. Ну, Федька, быть тебе сержантом.
– Я не против, – посмеивался мой товарищ. – Только зубы сильно не скальте. Гляну завтра, как некоторые выпрыгивать от страха будут.
На ужин, кроме обычной каши, на столы поставили крупно нарезанную каспийскую селедку, а чай казался особенно крепким и сладким. Все детали необычного и жутковатого упражнения обсуждали вновь и вновь. Пришли к выводу, что такой и должна быть настоящая учеба.
На следующий день ожидали продолжения. Но танки из соседней части почему-то не прибыли, и учеба продолжалась своим чередом. С утра зарядка, пробежка, снова толпились вокруг единственного ружья и зубрили технические данные противотанковых ружей системы Дегтярева и Симонова.
В январе занимались метанием учебных противотанковых гранат. Рота получила несколько ручных и один станковый пулемет. Разбирали, собирали «дегтярева», старый «максим» времен Гражданской войны.
– Слушай, Андрюха, мы так ничему не научимся, – как-то откровенно высказался Федя Долгушин. – Долго нас держать здесь не будут, а мы еще ни разу из противотанковых ружей не стреляли.
В конце января началось какое-то шевеление. Пришли противотанковые ружья. Каждый взвод получил по пять ПТРД и одному самозарядному ружью Симонова. Почти сразу начались стрельбы. Нас учили целиться в смотровые щели немецких танков, гусеницы, пробивать броню бензобаков и другие уязвимые места.
Тогда же началось формирование отдельных рот численностью по 60–80 человек. Я попал в третью роту. Туда же были зачислены Федя Долгушин, Михаил Травкин, Гриша Тищенко, Родион Шмырёв. Мы держались одной компанией и были рады, что будем вместе. И настоящим подарком для нас было назначение командиром роты лейтенанта Зайцева, который получил третий кубик на петлицы – стал старшим лейтенантом.
Нам надоела шагистика, замкнутое пространство учебного полка, откуда нас крайне редко выпускали в увольнительные. Мы рвались драться с фашистами.
Но формирование длилось почти месяц. На каждую роту полагалось 36 противотанковых ружей, а их не хватало. Если две первые роты ушли довольно быстро, то в нашей имелись всего десятка полтора ПТРД, два станковых и пять ручных пулеметов. Вскоре поступили еще штук восемь ружей. Посчитали, что этого пока достаточно.
В один из дней середины февраля нас отвезли на станцию, разместили в двух вагонах, и мы начали свой путь на фронт.
Заканчивая эту главу, я приведу оценку действий Красной Армии, которая была дана в шеститомнике истории Великой Отечественной войны, выпущенном в шестидесятых годах. Там говорилось следующее: «С начала войны по 31 декабря немцы, по явно заниженным германским данным, потеряли 830 900 человек убитыми и ранеными».
Наши военные историки, не стесняясь, утверждали, что ряд поражений немецко-фашистских войск вызвали растерянность в немецкой армии.
