Андрей Воронин - Спасатель. Жди меня, и я вернусь
– Одевайся, – сказала Марта, ставя сумку на кровать. – Я заскочила к тебе домой, похватала, что под руку подвернулось, так что не обессудь.
– А мои вещи? – удивился Андрей. – Я же был во что-то одет…
– Забудь, – коротко посоветовала Марта. – Я тебя в этой заскорузлой рванине в машину не пущу. Даже в багажник.
– А…
– Карманы я проверила, там ничего нет, кроме табачных крошек.
– Черт, – сказал Андрей. – Паспорт, права, документы на машину… Черт. Телефона жалко, теперь придется полгода контакты восстанавливать.
– Нормальные люди держат в ящике стола записную книжку, – сообщила Марта. – Послушай, у меня не так много времени…
– Извини, – сказал Андрей, торопливо стягивая через голову нательную рубаху с черным казенным штампом на подоле, – я сейчас.
Лицо Марты слегка дрогнуло, когда она увидела страшные черно-багровые кровоподтеки на его спине и ребрах. Впрочем, слабость была недолгой, и уже в следующее мгновение Марта стала прежней Мартой – прямой, как копье, красивой, как богиня, и холодной, как подвергнутый глубокой заморозке кусок говяжьей вырезки в витрине супермаркета. Она уже давно бросила заниматься уголовными делами, но на ее умение держать себя в руках это никак не повлияло.
Через пять минут они уже садились в машину. Марта водила компактный внедорожник «тойота» серебристого цвета – не шибко статусный, но зато новенький, надежный, очень удобный и в меру экономичный. Отвергнув предложение прилечь, Андрей кое-как устроился на переднем сиденье, после неизбежного напоминания пристегнулся ремнем безопасности и осторожно положил забинтованный затылок на подголовник спинки. Машина была припаркована у дверей приемного отделения – чуть в стороне, чтобы, упаси бог, не создать помеху подъехавшей карете скорой помощи, но достаточно близко, чтобы контуженный в неравном бою за правое дело любимый хомячок Марты по дороге к ней вдобавок к своим боевым ранениям не подхватил еще и простуду. Двигатель запустился с полоборота и мягко, чуть слышно заурчал под капотом. Марта включила передачу, и машина, с хрустом давя колесами комья мерзлого снега, покатилась прочь от скорбной юдоли.
– Ну, и как, позволь узнать, тебя угораздило? – выехав за ворота и включив третью передачу, спросила Марта.
Андрей немного помедлил с ответом. За совершенным, как у мраморной античной статуи, лбом его бывшей жены, помимо массы других полезных вещей и устройств, располагался суперэффективный, никогда не дающий сбоев детектор лжи. Липский знал, что на свете есть немало людей, способных обмануть полиграф. С некоторыми из них он даже был знаком, но человека, который мог бы провести Марту, среди них не было, и Андрей подозревал, что этот герой, как говорится в одной русской сказке, «еще не родился, а если родился, так на бой не сгодился».
Кроме того, ложь в данном случае представлялась абсолютно бессмысленной.
– Это из-за моей статьи, – невнятно и шепеляво выговаривая слова, признался он. – Вернее, из-за серии статей.
Марта едва заметно, но явно сочувственно поморщилась. Но сочувствие сочувствием, а щадить его она явно не собиралась.
– Тема? – спросила она.
– Золото партии. Видишь ли, есть основания предполагать…
– Побереги дыхание. Знаю. Читала.
– Польщен, – не кривя душой, сообщил Липский.
– И совершенно напрасно, – прозвучало в ответ. – Статьи твои – полнейший бред. Удивляюсь, как это кто-то взял себе за труд отреагировать на них подобным образом.
– Не скажи, – зная, что спорить бесполезно, возразил Андрей. – Согласись, в моих предположениях есть логика.
– Есть, – легко согласилась Марта. – Только не надо забывать, что логика – это всего лишь инструмент. Вроде зубила, с помощью которого можно превратить кусок мрамора в прекрасную статую или в груду ни на что не годного щебня.
– Образно, – похвалил Липский. – И притом в точку. Только я почему-то сомневаюсь, что груда ни на что не годного щебня могла послужить причиной такого обращения с моим хрупким организмом. Полагаю, я каким-то образом ткнул их в больное место и весь набор увечий, который ты в данный момент наблюдаешь, есть не что иное, как знак признания моих заслуг.
– То есть ты напал на след, подошел вплотную к разгадке и тебя решили остановить, – глядя на дорогу, ровным голосом произнесла Марта. Сняв правую руку с баранки, она закурила длинную тонкую сигарету. Андрея замутило, и Марта погасила сигарету раньше, чем он успел ее об этом попросить. – Извини. А ты не думал, что тебя отделали какие-нибудь гиперактивные люмпены, стоящие на платформе КПРФ?
Андрей снова помолчал, прислушиваясь к тому, как слабеет и отступает тошнота.
– Не думал, – признался он. – Честно говоря, я еще ни о чем не успел толком подумать. Мне четко дали понять, что в интересах сохранения здоровья эту тему лучше оставить. Это все, что я знаю. Но полагаю, что упомянутые тобой люмпены не стали бы пыхтеть с риском засыпаться, волоча меня почти из центра Москвы сюда, в Клин, а просто бросили бы на месте. Представь, мимо скольких полицейских постов им пришлось меня протащить… Да о чем я говорю! Среднестатистическому люмпену, прежде всего, не удалось бы меня вычислить. Да и разговаривали они не как пролетарии.
– Кстати, о полиции, – сказала Марта. – К тебе уже приходили?
– Как ни странно, да.
– Ты написал заявление?
– Нет, – односложно ответил Андрей.
Как он и опасался, ограничиться простым отрицанием ему не дали.
– Правильно, – сказала Марта. – Напишешь в Москве. Справку о состоянии твоего здоровья я взяла, остальное – дело техники…
– Нет, – повторил Андрей.
Пехота спешно занимала стрелковые рубежи; артиллеристы притаились за броневыми щитами, сжимая в кулаках запальные шнуры; танки, ревя моторами, выползали на исходные позиции; штурмовики звено за звеном уходили в хмурое пасмурное небо. Прозвучавшее коротенькое слово сигнальной ракетой зависло в вышине, роняя искры; сигнал к атаке был дан, и Андрей наслаждался последним мгновением тишины перед началом сражения, к которому не был готов.
– Что значит «нет»? – удивилась Марта. Атака началась. – Ты что, намерен вот так все это оставить? Не думаю, что это разумно. Я не занимаюсь уголовными делами, но для тебя по старой памяти могу сделать исключение. У меня есть знакомые в полиции и прокуратуре… Ты, вообще, понимаешь, что тебя могли убить?!
– Хотели бы убить – убили бы, – дал ответный залп Липский. – Доказать ничего не могу, но у меня сложилось совершенно определенное впечатление, что мной занимались профессионалы – или бывшие, или действующие. Лиц я не видел, машины, на которой меня привезли в Клин, не видел и подавно, так что результаты полицейского расследования могу предсказать прямо сейчас. Они будут нулевыми, и ты это отлично знаешь. Единственный результат, на который можно рассчитывать в данной ситуации, – это моя безвременная кончина. И чем более профессиональным и добросовестным будет расследование, тем выше вероятность именно такого результата.
Машина мчалась по загородному шоссе, которое ровной лентой белесого от соли сухого асфальта пролегло через заснеженные поля. Солнце уже клонилось к горизонту, возвещая конец короткого зимнего дня и мало-помалу приобретая медно-красный цвет, который обещал вскоре стать малиновым. Сухая снежная пыль, что сеялась с ветвей придорожных деревьев, вспыхивала в его лучах огненными искорками, за кормой внедорожника клубился, норовя прильнуть к заднему стеклу, и уносился назад густой белесый пар из выхлопной трубы. Из вентиляционных отдушин тянуло ровным сухим теплом, негромко шелестел вентилятор, стрелка спидометра, как приклеенная, держалась у отметки «110».
– Ты что, испугался? – после продолжительной паузы спросила Марта.
Андрей усмехнулся. Она не просто молчала – она обдумывала его слова, и прозвучавший вопрос не содержал ни насмешки, ни подначки – это был именно вопрос, заданный с целью получения недостающей информации.
– Если я скажу «нет», ты мне не поверишь, – ответил он. – И будешь абсолютно права. Испуг в подобной ситуации – естественная реакция организма. Но дело не в нем. Договариваться со своим инстинктом самосохранения я умею давно – профессия научила, знаешь ли. Просто вся эта бодяга с заявлениями, явками для дачи показаний и так далее – пустая трата времени и сил. В средствах массовой информации поднимется нездоровая шумиха, меня начнут донимать всякие недоучки с диктофонами и камерами наперевес, станут выворачивать наизнанку мои слова, выдвигать собственные идиотские версии… Их придется опровергать, с ними, возможно, придется судиться, и все это неизбежно уведет меня далеко-далеко в сторону от того, чем я хочу и должен заниматься.
– И чем, по-твоему, ты должен заниматься?
