Виктор Степанычев - Мастер боя
Петр замер, лихорадочно просчитывая ситуацию. Соперник легко и умело фехтовал тяжелым палашом. От дилетанта еще можно было, лавируя, попытаться уйти, поиграть в казаки-разбойники, но с Санни-Сапсаном такое не пройдет. Положение было явно пиковое.
Шаг за шагом Петр начал отступать к двери. Естественно, через дубовую филенку он просочиться не мог, как и через кованые оконные решетки, но надо было что-то делать. Роткевич двинулся следом. Плоское лезвие палаша летало в его руках, ловя дробящиеся неяркие лучики осеннего солнца, пробивающиеся через тяжелые гардины окон. Он не видел, что происходит за спиной, иначе удивился бы не менее Петра, наблюдавшего за внезапно ожившим Виленом Владимировичем.
Слуцкий, оторвавшись от стены, подбежал к своей коллекции, выдернул из ножен драгунскую саблю с гвардейским темляком и, неуклюже размахнувшись, бросил ее через стол Петру. Почему так поступил генерал, предоставив ему шанс еще пожить, разбираться было некогда. Сабля упала на пол и, звеня, покатилась к ногам Петра.
Роткевич, разобравшись, что происходит, рванулся вперед, пытаясь помешать сопернику завладеть оружием. Не дожидаясь, когда сабля подкатится поближе, Петр прыгнул ей навстречу, подъемом ступни поддел клинок и на лету поймал его рукой за рукоять. Развернувшись к набегающему Роткевичу, он встретил опускающийся на голову палаш и косым ударом отбил лезвие. Санни по инерции налетел на соперника и толчком мощного тела сбил его на пол. Уже в падении Петр разглядел, как Роткевич взметнул над ним оружие. Он успел, отчаянно изогнувшись, уйти перекатом от тупо врезавшегося в паркет палаша.
Разгибом Петр вскочил на ноги и принял боевую стойку. Санни, легко выдернув клинок из дерева, развернулся к нему. По лицу бывшего десантника-легионера пробежала тень раздражения от произошедшего. Теперь их шансы были равны, и исход схватки зависел от мастерства владения оружием. Ни Петр, ни Роткевич не знали возможностей друг друга в фехтовании на мечах.
Петр, привыкая к сабле, ее весу и рукояти, прорисовал в воздухе несколько фигур, перекинул оружие из руки в руку и замер в стойке. Он подал вперед левое плечо, чуть уведя назад правый локоть, и поднял клинок вертикально вверх.
Противники, не спуская глаз друг с друга, аккуратно переступая, прошлись по дуге. Никто не проявлял инициативу, ожидая этого от противоположной стороны. Внезапно палаш дрогнул в руках Роткевича, опустился и, набирая скорость, стал описывать круговые движения. Скоро они слились в два правильных конуса, сверкающие в косых пыльных солнечных лучиках.
«Это же… „стрекоза“, – как всегда неожиданно пришло из глубин сознания понимание происходящего Петру. – Санни умеет крутить „стрекозу“!»
Мозг мгновенно выдал информацию об этом редком и сложном средневековом самурайском комплексе. Он был основан на постоянном вращении катана и практически непредсказуемых выпадах и рубящих ударах. То, что Роткевич мог изображать подобное не легким мечом, а тяжелым артиллерийским палашом, вызывало определенное уважение к его силе и ловкости.
Сознание также подсказало, что против «стрекозы» настоящего мастера защиты нет и противостоять ей может лишь «стрекоза» равного по мастерству фехтовальщика. Другие стили и приемы были беспомощны перед этим малоизвестным и грозным способом владения мечом. А еще Петра порадовало, что мозг не только проинформировал его, но и дал импульс мышцам, которые отозвались готовностью исполнить эту грозную «стрекозу».
«Кеньютсу» – искусство боя на мечах – не допускало суеты и строго разделялось на этапы: от «сучи» – возможности начать поединок, до «заншина» – окончательной победы. Начало боя было скомкано, поэтому Петру потребовалась дополнительная концентрация для вхождения в бой.
Используя секундную паузу в схватке, он сделал несколько глубоких вздохов и почувствовал, как руки наливаются силой и гибкостью сжатой пружины. Петр медленно поднял саблю и, резко бросив, закрутил ею такую же эффектную карусель, рисуя два конуса – крылья «стрекозы».
Изумленный Роткевич, увидев это, на мгновение замедлил ход своего клинка, но сразу же восстановил ритм и решительно двинулся к сопернику. Шаг, еще один… Звон встретившейся стали перерос в сплошной гул. Сабельные удары гулкой дробью рассыпались по огромному кабинету.
Встретились достойные соперники. Однако владение мечом не являлось определяющим. «Стрекоза» сама по себе была не более чем высокой техникой боя и приносила победу, лишь став искусством, слив в единое целое мощь стали и душу человека.
Изучая противника, Петр кружил по кабинету. Клинки все так же звонко пели, встречая друг друга. Со стороны могло показаться, что бой в самом разгаре, однако это была только прелюдия к нему. Описав два полных круга, Петр ощутил, как мозг и мышцы входят в то состояние, которое можно назвать гармонией.
Без особого труда Петр ускорил трепет крыльев «стрекозы», внимательно наблюдая, как Санни начинает терять темп и совершать ошибки. Роткевич или не вошел в подобное состояние, или просто не понимал сущности данной школы и искусства боя на мечах.
Близился заключительный этап схватки, решаемый несколькими ударами. На обострение пошел Роткевич. Его клинок вылетел из конусов-«крыльев» и, блеснув двойной молнией, попытался поразить Петра сначала «стрижом, летящим к солнцу», а потом «малым крестом». Это были приемы средней сложности, причем выполненные неряшливо. «Стриж» улетел по кривой эвольвенте, а вертикальная линия «креста» вообще смазалась.
Без труда парировав удары, Петр перешел в атаку и повторил, будто инструктор на тренировке, те же приемы, только в классическом исполнении. Роткевич с трудом отбил саблю противника в летящем к нему «стриже» и сделал грубейшую ошибку, развернув корпус и отшатнувшись от «малого креста». Рука Петра автоматически пошла на поражение, и только в последний момент он сумел сдержаться, изменив полет клинка, и не снести Санни голову.
Он словно бы очнулся от сна. Войдя в смертельную схватку, Петр до конца так и не поверил в неизбежность. Его сущность до конца не приняла непреложный факт, что Роткевич хочет убить его. Но это было именно так. И он сам секунду назад едва не убил Весельчака Санни. И сном это не являлось.
Петр бросил взгляд на Слуцкого, словно ища у него поддержки. Вот сейчас Вилен Владимирович поднимет руку и властно, как это он умеет делать, скажет, что бой закончен. Однако Петр разглядел в нем не более чем животный интерес к тому, что происходит. В глазах генерала Петр увидел уверенность, что лишь один из бойцов выживет в этой схватке. И это было тем неизбежным, в которое он не мог поверить.
Петр почувствовал, что в нем начинает закипать злость. Что, господин Слуцкий, решили устроить гладиаторский турнир? Корриду? Организовать театр восточных единоборств? Ну так получите, сударь, по полной!
Сталь в его руках ускорила вращение, но тут же ударилась о сталь, и боль пронзила его левый бок. Секундное отвлечение не прошло даром. Реакция у Роткевича была великолепной. Он успел поймать роковую паузу и, резко выкинув вперед палаш, пробил защиту. Если бы Петр в этот момент не вывел «стрекозу» на режим, клинок, без сомнения, пробил бы ему грудь. Сабля, ударив по летящему к нему лезвию, увела острие палаша влево и вниз.
Не прекращая вращения сабли, Петр свободной рукой ощупал бок. Ранение было поверхностным. Палаш располосовал свитер и нанес неглубокую царапину.
Что подстегнуло его: внезапно вскипевшая злость или это ранение? Боль отступила, ей на смену явился холодный разум и расчет. Взглянув в глаза Роткевича, он вдруг обнаружил, что яркий огонек радости маленькой победой внезапно сменился желтизной разочарования, которое постепенно стало прирастать обреченностью и ужасом. Неожиданно зрачки Весельчака Санни стали проваливаться в бездонную яму неизбежности. Глаза подтвердили только что вынесенный ему приговор.
Рука Петра наращивала темп. Крылья «стрекозы» постепенно теряли прозрачность и невесомость, превращаясь во вполне осязаемую субстанцию. Петр шагнул к напрягшемуся Роткевичу. Санни, готовясь его встретить, отчаянно закрутил клинок. Сабля Петра, уже готовая столкнуться со сталью палаша, зло сверкнув, молнией вырвалась из двойного конуса крыльев «стрекозы». Совершив абсолютно немыслимый полет и при этом ни разу не соприкоснувшись с клинком противника, она нашла брешь в защите. Острие сабли нарисовало сложнейшую фигуру… и медленно опустилось к полу.
Рука Роткевича закрутила клинок медленнее и медленнее, вдруг упала вниз. Ладонь бессильно отпустила рукоять, и палаш, гулко ударившись о паркет, покатился в сторону. На лице Весельчака Санни появилось выражение безмерного, почти детского удивления. Он на секунду застыл, а затем, чуть качнувшись, плашмя рухнул на пол. Кровь хлынула из глубоких ран на груди и шее.
