Виктор Степанычев - Мастер боя
На пятый день, вскоре после завтрака, Петру сообщили, что Слуцкий ждет его сегодня у себя и уже выслал за ним машину. Встреча была назначена на тринадцать часов.
Без пяти час Петр вошел в приемную президента Фонда ветеранов правоохранительных органов. Ровно через четыре минуты он открыл дверь в кабинет Вилена Владимировича. Приветливо улыбаясь, Слуцкий вышел из за стола и крепко пожал ему руку.
– Присаживайтесь, Петр, – сказал Вилен Владимирович и указал на стул у приставного столика. – В ногах правды нет, а разговор у нас может быть долгим. А может, и коротким. Но уж серьезным – точно.
– Спасибо, – поблагодарил Петр, сел на указанное место и, как воспитанный мальчик, положил руки на колени. – Я готов к серьезному разговору.
Слуцкий, не присаживаясь в кресло, прошелся по кабинету, задумчиво поглядывая на спокойно сидевшего Петра.
– Скажите, зачем вам это было нужно? – неожиданно спросил генерал.
– Что именно? – недоуменно посмотрел на него Петр.
– Сдать Роткевича и его людей немецкой полиции, – отчеканил Вилен Владимирович.
– Каких людей? Какой полиции? – попытался изумиться Петр, однако сам понял, что у него это плохо получается.
– Хорошо. Не будем переливать из пустого в порожнее, – кивнул головой Слуцкий. – Перейдем к очевидному…
Он шагнул к полированной горке, на которой стояла аппаратура, и включил магнитофон. Кассета уже заранее была вставлена в гнездо. Колонки выдали поначалу малые помехи, а потом Петр вдруг услышал из них свой голос. На пленке был записан его разговор с франкфуртской полицией. Как могла эта запись оказаться в руках Слуцкого, можно было только догадываться. Недаром он так скоро после произошедшего с Роткевичем сорвался в Германию и днями болтался неизвестно где. Видимо, русско-немецкая дружба времен Эрика Хонеккера и «Штази» не полностью ушла в небытие.
– Не пытайтесь доказывать, что это говорите не вы, – категорично махнул рукой Слуцкий. – Эксперты установили полную идентичность вашего голоса с голосом человека, сообщившего немцам о Роткевиче и его людях, провозивших… – Вилен Владимирович на секунду замешкался, но все же договорил до конца, – таллий.
– Чего, чего? – не понял его Петр. – Тали… что?
– Таллий, – четко по буквам повторил Слуцкий. – Это такой порошок. Очень интересный и нужный… некоторым людям.
– А может, вы все же ошибаетесь? – нахмурился Петр. – И ваши эксперты что-то напутали с голосом…
– Увы, если бы это было так, – вздохнул отставной генерал, раскрыл тонкую папочку, достал и бросил на стол перед Петром фотографии.
Качество снимков было не ахти, однако Петр, разговаривающий по телефону в гаштете, был хорошо различим. Прикинув на глаз ракурс и угол съемки, Петр определил, что фотографировали его из автобуса. Вот так сюрприз! И кто же это расстарался?
– Взгляните на цифры в углу снимка, – обратил его внимание Слуцкий. – Там обозначено число и время съемок. Оно до секунд совпадает с разговором, в котором вы сообщили полиции о Роткевиче и его людях. Это зафиксировано в документах франкфуртского отделения.
Петр молчал, рассматривая фотографии. Ему действительно нечего было возразить отставному генералу.
– Я повторю свой вопрос: зачем вам это было нужно? – переспросил его Слуцкий.
– Как-то само собой все получилось, – пожал плечами Петр.
Что самое интересное, он говорил чистую правду.
– Идиотизм какой-то, – развел руками Слуцкий. – Прямо дите малое…
– Я понял, что эти парни тащат из России в Германию что-то запрещенное, и решил сообщить об этом немецким полицейским.
Слуцкий почти вплотную подошел к Петру и внимательно глянул в его глаза.
– Вы больной? – настороженно спросил он и тут же сам себе ответил: – Конечно, больной. А в принципе, какое это имеет значение?
Слуцкий потянулся рукой под стол. Судя по манипуляциям, там находилась кнопка вызова. Через несколько секунд дверь кабинета открылась, и на пороге показался не кто иной, как Александр Роткевич, он же Весельчак Санни, Сапсан и прочая, и прочая собственной персоной, живой и здоровый. Так вот кто был одним из тех двоих, скрывшихся после перестрелки с германским спецназом. И он ждал этого звонка в приемной, куда явился после того, как Петр зашел в кабинет. Похоже, сценарий сегодняшней беседы расписан в мелочах.
Роткевич притворил за собой дверь. Мало того, он неожиданно закрыл ее на ключ, который по-хозяйски положил к себе в карман. Санни прошел через кабинет и остановился напротив Петра. Тому ничего не оставалось, как встать со стула. Находиться рядом с этим человеком в положении сидя было чревато неприятностями. А Петр уже не сомневался, что драчки не избежать.
– Полюбуйтесь, Александр, на этого кретина, – возмущенно сказал Слуцкий. – Он просто так, от нечего делать, сорвал нашу операцию. Мы собирались заработать на таллии круглую сумму с шестью нулями в американской валюте, а у него все само собой вышло. В голову стукнуло, он и сдал вас.
– Убью скотину, – сжал кулаки Роткевич. – Полгода работы псу под хвост, с бабками пролет и ребят положили… Размажу, как слизняка!
– А как он по-немецки лопочет! – восхитился Слуцкий. – Откуда ты такой взялся? То, что тебя не внедрили ко мне, даю голову на отсечение. Но так все совпало! Сказка! Только с плохим концом.
– За державу обидно, – спокойно сказал Петр, у которого неожиданно всплыли в памяти слова, подвигшие его на звонок в полицию, и еще добавил для ясности: – Слишком много в ней ублюдков развелось.
– Да, это точно патология, – после недолгой паузы грустно констатировал Слуцкий. – С этим уже ничего не поделаешь. Не исправишь… Ну что же, каждый должен получить то, что заслужил.
Генерал с ног до головы оглядел Петра, словно сожалея о том, что сейчас должно произойти, и негромко обратился к Роткевичу:
– Александр, твое слово. И дело!
– Сейчас ты умрешь, – угрюмо сообщил Петру Санни-Сапсан. – Пришло время…
Петр успел уловить едва заметную поволоку, затуманивающую зрачки и предшествующую началу б о я. Хватило ничтожной доли секунды для концентрации и принятия решения. Рука Роткевича скользнула под пиджак и вырвала из наплечной кобуры пистолет. Однако Петр уже находился в прыжке, растягивая время и изображение по кадрам. Реакция Санни была отменной, но и Петр не оплошал, сумев таки достать до запястья руки, ведущей к нему дуло пистолета, носком ботинка.
Выстрел… Пламя вырвалось из ствола, но пуля, срикошетив от потолка, разбила стекло шкафа и врезалась в стоявшие в нем книги.
От сильнейшего удара пистолет выскочил из руки Роткевича и улетел в угол. Петр успел разглядеть пробежавшую по лицу Сапсана игру эмоций: от ненависти к безмерному удивлению случившимся и назад – к дикой ярости.
Едва ноги Петра коснулись пола, он развернулся лицом к Санни и принял боевую стойку. Это было сделано как нельзя вовремя. Вмиг оправившись от неудачи, Роткевич без подготовки пошел на удар. Если бы Петр замешкался хоть на мгновение, Санни достал бы его. Он нырком увернулся от летящего в голову кулака и отступил на пару шагов.
Петр и Роткевич застыли друг против друга, Слуцкий, резво выскочивший из кресла в тот момент, когда Санни вытаскивал пистолет, стоял, прижавшись спиной к стене. Однако его лицо не было испуганным. Он смотрел на них скорее с интересом, и позывов призвать охрану со стороны отставного генерала не наблюдалось. Вообще-то на выстрел «фондовские» бодигарды и без вызова должны были среагировать. Но не среагировали. Запертую Санни дверь с петель никто не сносил. В нее даже вежливо не стучали. Это наводило на дурную мысль, что стрельба, по всей вероятности, была запланирована. Занимательно!
Петр едва успел восстановить дыхание, как Роткевич пошел на сближение. Сорвавшись с места, он провел затяжную серию стандартных приемов карате. Петр отвечал короткими жалящими выпадами. Пару раз он достал Сапсана неплохими ударами. Качественно сработал лоу-киком – нога дотянулась носком до болевой точки тазобедренного сустава, заставив соперника скомкать атаку. А секунды спустя сам Петр поймался на ложный контрвыпад и заработал чувствительный удар по ребрам слева.
Роткевич активизировался. Петр отступал, просчитывая его действия:
«Санни проводит удар… аккуратно уходим… идет слева на серию коротких… ставим защиту… правая нога нацелена на бедро… блокировка… разворачивается на „мельничку“… сбиваем шаг… готовится к вертушке на триста шестьдесят… Что такое!.. Куда Санни рванулся?… Ах, как же он, гаденыш, меня подловил! Так бездарно попасть на удочку!»
Роткевич, тесня Петра, как оказалось, двигался к вполне определенной цели. Достигнув нужного рубежа, Сапсан продемонстрировал, что готовится к удару, заставив соперника отступить, но неожиданно развернулся и двумя прыжками достиг стены, на которой висела коллекция холодного оружия. Не сводя глаз с Петра, Роткевич поднял руку и выдернул из черных ножен прямой артиллерийский палаш. По лицу Санни пробежало тенью подобие усмешки, покривившей его губы. Он вскинул палаш вверх и прочертил клинком в воздухе замысловатую фигуру.
