Саймон Тойн - Санктус. Священная тайна
Оскар взглянул на Катрину. При упоминании о муже женщина погрустнела.
— Археологи раскопали всего несколько фрагментов, но новость об открытии достигла Цитадели. У них повсюду информаторы. Место раскопок находилось в отдалении от населенных пунктов. На археологов напали. Кто? Этого мы не знаем, но можем догадаться. Мы не нашли ни трупа Джона Манна, ни обнаруженных им табличек.
Оскар моргнул и потупился. Его молчание произвело большее впечатление, чем какие-либо слова. В комнате стало тихо. Каждый из собравшихся предавался воспоминаниям. Единственное, что двигалось, — изображение на мерцающем экране позабытого всеми телевизора.
— Мой отец умер в поисках правды, — произнес Габриель. — Не все найденное им потеряно безвозвратно. Он принял меры, и самый важный фрагмент был спасен. Мы сложили его с началом пророчества, которое похитил из Цитадели дед, и вот что получилось:
Истинный крест появится на земле,
И увидит всякий сей крест,
И будет удивлен,
И падет сей крест,
И восстанет он,
И освободится Таинство,
И настанет новая эпоха,
Когда придет избавление от мучений.
Лив слушала слова пророчества и представляла себе брата стоящим на вершине горы в позе знака Тау. И вот он падает.
«И падет сей крест».
Девушка посмотрела на рисунок в своей записной книжке. Ее взгляд остановился на еще одном «упавшем кресте» — шраме в том месте, где они были соединены при рождении. Рука Лив коснулась шрама под одеждой.
«И восстанет он».
Ее взгляд переметнулся на Оскара.
— Есть кое-что, что вам следует знать обо мне и о Сэмюеле. Поднявшись со стула, Лив, подобно старику, начала снимать футболку.
103
Афанасиус и отец Томас вошли в римский отдел библиотеки и с минуту стояли, вглядываясь во тьму и вслушиваясь в гробовую тишину.
Никого.
Римский отдел размещался в самом большом из старых книгохранилищ. В нем, кроме прочих сокровищ, были собраны все апостольские первоисточники, из которых впоследствии составили Библию. Постепенно столбы света, следовавшие за ними, тускнели, а потом приобретали оттенок полированной меди. Кроме столбов, единственным источником света в зале были встроенные в каменный пол лампочки.
Кажется, и впрямь никого.
Афанасиус взглянул на отца Томаса, затем повернулся и зашагал прочь вдоль первого ряда полок. Его дыхание участилось. Сухой воздух неприятно царапал носоглотку. Вскоре язык во рту пересох и стал похож на один из пергаментных свитков, лежащих на полках.
Дойдя до перекрестка, управляющий остановился. Справа был боковой проход, который, изгибаясь, шел параллельно главному. Афанасиус оглянулся. Блеклый оранжевый свет вокруг отца Томаса казался далекой, угасающей во тьме свечой. Не сводя с этого света глаз, управляющий медленно зашагал обратно, вдоль параллельного прохода. Когда он зашел за книжный шкаф, свет на секунду исчез, но, когда отец Томас тоже начал двигаться, появился вновь. Этот план действий был предложен его другом во время совещания в часовне. Направляясь навстречу друг другу, они смогут разглядеть все, что находится между ними. При определенном везении поиски не займут много времени.
Они медленно шли в противоположных направлениях. Между ними проплывали стеллажи со свитками, манускриптами и испещренными письменами табличками. Свет вокруг отца Томаса то вспыхивал, то гас, словно далекий маяк. С каждым разом он становился все слабее. Афанасиусу пришлось повернуть голову. У него возникла иллюзия, что друг находится гораздо дальше от него, чем на самом деле. В сердце Афанасиуса закрался страх. Он ненавидел библиотеку, даже находясь среди людей. Теперь же управляющего охватило чувство, близкое к неконтролируемой панике. Выйдя из-за шкафа, Афанасиус увидел темную человеческую тень, едва освещенную слабым мерцанием, исходящим от отца Томаса. Человек стоял на полпути между ними.
Афанасиус остановился и уставился на темный неподвижный силуэт. Отец Томас, должно быть, тоже его заметил, поэтому замер в конце прохода. Управляющий перевел дыхание, немного успокоился и тихо зашагал к темному силуэту. Друг последовал его примеру. Расстояние между ними все сокращалось. Оранжевый свет разгорелся с новой силой. Томас достиг человека первым.
— Брат Понти! — так громко, чтобы услышал Афанасиус, воскликнул священник. — Это, оказывается, ты.
Афанасиус видел сутулую фигуру слепого уборщика, возникшую перед ним из темноты. Старика озарял свет отца Томаса.
— А кто еще, кроме меня, здесь может быть? — удивился брат Понти.
Его голос был неестественно хриплым из-за сухого воздуха и пыли, которую он вынужден был вдыхать все эти годы.
Даже в оранжевом свете старик казался мертвенно-бледным, словно напрочь лишенным крови. Из-за этого он был похож на паука или какое-то бесцветное насекомое, которое каким-то чудом ухитрялось жить во тьме горы.
— Я не был уверен, — дружелюбно произнес отец Томас. — Я только что проверял систему, и произошел сбой. Система не узнала тебя. Ты зарегистрировался, входя в библиотеку?
— Да.
Брат Понти поднял тощую руку.
Афанасиус, стараясь не издавать ни звука, осторожно подошел к слепцу. Он видел, как его собственная колонна света словно перескочила к уборщику, окрасив его в оранжевый оттенок.
В ту же секунду сработала инсталлированная отцом Томасом программа. Сидевший в диспетчерской стражник заметил, как три точки на экране сошлись где-то в римском отделе, но, разумеется, не придал этому значения. Программа отца Томаса сделала так, что система безопасности начала считать Афанасиуса братом Понти, а слепого уборщика — управляющим монастырским хозяйством.
Афанасиус стоял чуть дыша. Он не пошевелился и не издал ни звука, но брат Понти что-то почувствовал. Старик повернулся в его сторону. Приподняв голову, словно крыса, уборщик втянул в себя воздух. Он сделал шаг в направлении Афанасиуса, но отец Томас взял его за руку.
— Сделай мне одолжение, брат, — произнес священник, слегка подталкивая старика в противоположном направлении между рядами стеллажей и книжных шкафов. — Тебе надо вновь пройди через систему датчиков на входе. Я уверен, что система сама исправит допущенную ошибку.
Понти послушно последовал за отцом Томасом, но его голова еще некоторое время была повернута в сторону, словно он хотел разглядеть неизвестного, чье присутствие почувствовал.
Афанасиус облегченно вздохнул, наблюдая за медленно удаляющимся уборщиком. Впрочем, его облегчение было непродолжительным. Теплый свет, струящийся вокруг священника и монаха, также удалялся от него, оставляя в полной темноте. Сначала стих звук их голосов. Потом померк и погас свет. Афанасиуса окружала гробовая тишина и темнота.
104
Второй раз за сегодняшний день Лив пришлось пересказывать подробности своего рождения и ждать, что на это скажут. Она следила за выражением лиц трех уставившихся на ее шрамы людей.
— Крест восстанет, — прошептал Оскар, — и освободится Таинство.
Глаза старика встретились с ее глазами. В них девушка прочла нечто очень близкое к удивлению.
— Это вы, — произнес он.
Лив почувствовала неловкость и заправила футболку в штаны.
— Не уверена. Я не знаю, что такое Таинство, поэтому не уверена, что в состоянии его «освободить».
Она села и уставилась на страницу блокнота с буквами и символами. Там же был последний вариант составленного из них сообщения: «Ask Mala». Записывая эти слова, Лив думала, что наконец-то напала на след. Теперь же выяснилось, что этот путь никуда не ведет. Мала знали о Таинстве не больше, чем она сама. На девушку навалилась страшная усталость, словно кто-то открыл шлюз.
— Буквы были выцарапаны на коже, как телефонный номер? — спросил Габриель.
— Нет, — потирая глаза тыльной стороной ладони, ответила Лив. — Их выцарапали на яблочных зернышках.
Подняв глаза, девушка увидела, что все смотрят на нее.
— На зернышках? — переспросил Оскар.
Она кивнула.
Старик на минуту замер, призадумавшись, затем вздохнул и придвинул к себе клавиатуру.
— Когда я жил в Цитадели, — открывая браузер, сказал он, — я узнал некоторые из их секретов.
Набрав что-то в поисковике, Оскар нажал клавишу ввода. На экран стало загружаться изображение, состоящее из зеленых, серых и голубых пятен.
Когда процесс загрузки закончился и детали стали четче, журналистка увидела, что смотрит на спутниковую фотографию Восточной Европы. Оскар кликнул на одном из участков снимка. Изображение переместилось в Южную Турцию, начало увеличиваться, расти, пока на экране не появился лабиринт улиц, расходящихся во все стороны от чего-то темного в центре.
— Это спутниковая карта Руна, — объяснил Оскар, — сделанная в восьмидесятые годы прошлого столетия. До этого самолетам не разрешалось пролетать над городом.
