Виктор Доренко - Золото Рейха
— Ну что, ребята, кто-нибудь еще хочет попробовать? — спокойно спросил он.
— Ах ты, гадина! Ах ты, козел! — наливаясь кровью, взревел черноволосый Коля и бросился на Феликса.
Но тот встретил его во всеоружии. Нога Феликса в остром сапоге вошла краснолицему силачу прямо в пах. Тот скорчился и стал медленно оседать, но падать никак не хотел. И Феликсу пришлось нанести два коротких, очень быстрых удара: один ребром ладони по шее, а второй кулаком по челюсти. Вся эта операция была проделана молниеносно и виртуозно.
Верзила упал сначала на колени, затем уткнулся в бетонный бордюр, расквасив нос и бровь.
В эту минуту у Феликса была лишь одна мысль: «Только бы обошлось без стрельбы!»
Феликс пригнулся, шагнул вправо, затем влево, и парень с ножом в руках аккуратно уселся на землю, а нож, сверкнув граненым лезвием, улетел куда-то в кусты.
— Я вас предупреждал, ребята, — сказал Феликс. — Теперь покажите, на что вы способны.
Но двое оставшихся на ногах все еще мешкали, не решаясь броситься на него. А спасаться бегством им гордость не позволяла.
— Дай им, дай им, Феликс! — закричала Марина, явно входя в азарт.
Но Колчанов слишком далеко отошел от девушки, увлекшись дракой, вернее, не он отошел, а Марина, чтобы лучше видеть, отбежала в сторону, как раз туда, где сидел на асфальте отставной капитан. И пока Феликс разбирался с двумя оставшимися рэкетирами, Марина подбежала и ударила ногой в голову лежащего на асфальте кавказца. Тот охнул и открыл глаза, а затем приподнялся на руках. Но силы его покинули, и он завалился, ударившись затылком об асфальт.
Один из парней бросился на Феликса. Но Колчанов ушел от удара, перехватил руку и сделал бросок. Тело парня, описав странную фигуру, мягко шлепнулось с вывернутой кистью.
В руках поверженного парня появился нож. Но его владелец был явно напуган до смерти и чуть-чуть опоздал пустить его в ход. Этих мгновений Феликсу хватило.
Он подпрыгнул, легко, как волейболист у сетки, с той лишь разницей, что его руки не были вскинуты вверх для блока, а разведены в стороны. Нож удалось выбить. Он звякнул об асфальт, словно гонг в боксерском поединке.
— Ну, что ты теперь скажешь? — глядя в глаза явно до смерти перепуганному рэкетиру, спросил Феликс.
А парень дышал так часто, словно только что закончил бежать марафонскую дистанцию. По его бледному лицу катился пот.
— Не надо… Не надо… — бормотал он.
— Что не надо, дорогой?
— Не бей.
— А я тебя и не собираюсь бить. Я хочу, чтобы ты ударил меня первым.
— Я… Я… Я не буду.
В это время появились стражи порядка. Всех, кто участвовал в странной короткой драке, повязали. Но, как ни странно, слова Сапунова о его связях в милиции оказались вовсе не пьяной похвальбой.
Широкоплечий лейтенант с табельным оружием в руке увидел сидящего на асфальте отставного капитана и сделал свои далеко идущие выводы.
На руках Колчанова защелкнулись наручники. Марина попыталась объяснить, что к чему. Но ее не слушали и повторяли традиционное милицейское: «Разберемся».
Тут же подкатил желтый «уазик». Весьма обрадованные милиционеры принялись запихивать в него Колю и компанию.
— Это мой друг, — обратился Сапунов к лейтенанту. — Он приехал ко мне. Это историк из Австрии.
— Что? Историк из Австрии?
— Ну да. Он наш, а потом уехал в Австрию. Живет он там.
— Документы, — требовательно, но вежливо обратился лейтенант к Феликсу.
Тот показал руками, скованными наручниками, на карман своей куртки. Марина вытащила паспорт и подала его лейтенанту милиции. Тот с интересом и удивлением рассматривал австрийский паспорт и цветную фотографию Феликса.
— Действительно, австрийский паспорт, — констатировал он. — А фамилия почему наша?
— Да что ты за человек, я же тебе толкую! — теребил лейтенанта за плечо Сапунов. — Из Австрии он, из Вены. Живет там.
— А здесь что делает?
— Книгу он пишет, понимаешь? Книгу. Приехал ко мне в гости, работает у нас в части.
— Он что, связан с разоружением?
— Да ни с каким разоружением он не связан! О крепости пишет он книгу.
— А-а, — задумчиво произнес лейтенант, сдвигая фуражку на затылок. — Книгу пишет? Это хорошо.
Лейтенант распорядился снять с иностранца наручники.
— А эти чего от вас хотели? — продолжал он допытываться у Сапунова.
— А чего они могут хотеть, ублюдки? Вот меня на землю повалили, к нему приставали и к девчонке его. В общем, сами полезли. Но Феликс здорово с ними разобрался. Ты что, спецназовец или каратист?
— Нет, — покачал головой Феликс, — я служил на границе.
— На границе? — заулыбался лейтенант милиции.
— Да, я пограничник.
— Ну, ты даешь! Я тоже служил на границе.
Феликс подал милиционеру руку, и они с лейтенантом обменялись крепким рукопожатием — словно служили в одном взводе на далекой заставе.
— Вот козлы, — сказал лейтенант, глядя на «уазик», из которого слышалась брань, — вечно лезут к кому не надо. Сколько уже раз я этим придуркам говорил: не лезьте, не связывайтесь с незнакомыми. Но зато теперь я им устрою…
— Да выпусти ты их лучше, лейтенант, себе дороже обойдется, — посоветовал Сапунов.
От этой драки, а может быть, от того, что он посидел на земле, выглядел отставной капитан не таким пьяным, как раньше, и говорил довольно связно.
— А может, выпьем, а? — дернул он лейтенанта за рукав кителя.
— Да нет, что ты, Федор! Ты же знаешь, у меня работа, до утра дежурю.
— А завтра?
— И завтра работаю.
— Да что у тебя за работа долбаная?! Выпить некогда! Ну, когда будешь свободен, приходи ко мне на дачу. Шашлыков нажарим, посидим, пузыря два уговорим… Или даже три, а?
— Ладно, загляну. — Лейтенант посмотрел на Марину, которая явно ему понравилась, потом на Феликса, который ему явно не очень нравился и вызывал какие-то непонятные чувства, а затем на прощание махнул рукой и побежал к машине, откуда все еще слышалась брань.
Похоже, отставному капитану всех приключений оказалось мало. Он почувствовал себя важной птицей: без него сидели бы они сейчас в отделении! И ему снова захотелось напиться до чертиков.
Но ни Феликс, ни Марина его желаний не разделяли. И Сапунов разозлился:
— Да что вы за люди такие! Даже выпить со мной не хотите!
— Федор, завтра тяжелый день, — глядя в глаза отставному капитану, спокойно произнес Феликс, — и мы должны быть в форме. У меня мало времени, и долго находиться в этом Бобруйске я не собираюсь. Осмотрим все, что надо, и я уеду.
— Естественно. Дурак ты, что ли, чтобы торчать в этой дыре!
— Давай мы тебя посадим на такси. Ты поезжай домой, отоспись, а завтра утром, часов в десять, встречай нас у ворот крепости.
— В десять так в десять, — с досадой в голосе пробурчал Сапунов. — А на такси я не поеду, пойду пешком.
— Ну, как знаешь. Только смотри, не лезь на рожон.
— Да никуда я не полезу. Вот только жаль, что вы выпить не хотите.
Марина взяла Феликса под руку и направилась к гостинице.
На улицах было по-провинциальному малолюдно. Изредка навстречу попадались парочки. То и дело по тротуару в поисках пропитания пробегали бездомные собаки.
— Я так испугалась, — прошептала девушка, пытаясь заглянуть в глаза Феликсу. — Я вообще не люблю всякие драки, не люблю милицию. Вернее, даже ненавижу милицию. От одного их вида меня начинает тошнить.
— Забудь ты о них, не вспоминай.
— Если бы это было так просто, Феликс, я бы не вспоминала. Но иногда как накатит, как найдет — хоть в петлю лезь!
— Ладно, ладно, спокойнее, красавица ты наша, — Феликс обнял Марину за плечи, прижал к себе и только сейчас почувствовал, что девушка дрожит. — Тебе холодно?
— Нет, не холодно. Просто столько всего навалилось…
Феликс остановился, развернул Марину лицом к себе и поцеловал в губы. Она в ответ обняла его.
— Еще… еще… — шептала Марина, отвечая на его поцелуи. — Сильнее… Вот так.
Феликс прижал ее к себе.
— Пойдем скорее, Феликс, пойдем! Давай побежим.
Марина вырвалась из объятий и бросилась к гостинице. Феликс побежал за ней. Он легко ее догнал, схватил горячую руку, и они буквально влетели на крыльцо гостиницы, затем в холл и уже через минуту оказались в своем большом номере. Марина бросилась на Феликса, словно изнывающий от жажды в пустыне к вожделенному источнику. Она буквально впилась в него. Джинсовая куртка и майка полетели на пол. Руки Марины судорожно расстегивали ремень брюк.
А Феликс стоял, полуприкрыв глаза, и его ладони время от времени прикасались к плечам Марины, затем сползали, соскальзывали на упругую вздымающуюся грудь.
— Феликс, Феликс… Я люблю тебя! Люблю! — шептала девушка. — А их всех ненавижу! Презираю!
— Успокойся, успокойся, — повторял Феликс, гладя ее по голове.
Он подхватил Марину, как пушинку, и на руках понес в спальню. Может быть, впервые за все время знакомства они были близки по-настоящему, не только физически, но и душевно.
