Виктор Степанычев - Жара
— Сволочь ты приличная, но брать грех на душу из-за такой мрази резона нет. Если до утра сам не сдохнешь, как-нибудь до города дотащишься. Это если на последний вопрос ответишь! За правильный ответ получишь виски для сугрева. А соврешь — спалю вместе с этой хибарой.
Веклемишев поднял с пола предусмотрительно захваченную из клиники бутылку и тряхнул ее. Никитин жадно облизнул сухие губы. Похоже, и трезвенником он не был, да и психика требовала снять нагрузку. По мнению Вадима, это было очень даже положительным фактором.
— Какую кодовую фразу должен был произнести посланец брата Эдуарду Вальдингеру? Отвечай сразу, не раздумывай! Иначе ответ не засчитывается.
— Он должен передать привет от Гуго и упомянуть в сравнении красоту Альп и Драконовых гор. Вот и все, — почти выкрикнул Никитин.
— А Драконовы горы… это же здесь, в ЮАР, — припомнил Вадим. — В принципе, неплохая придумка. Почти «славянский шкаф…». И, похоже, ты, парень, не врешь. С ходу такое не придумаешь. Ладно, живи! Только осторожно…
Веклемишев открутил пробку с бутылки «Белой лошади» и сунул ее горлышко в рот Никитина.
— Пей, эмигрант, и не останавливайся, пока я не скажу.
Пленник стал испуганно глотать виски.
— Еще пей, гаденыш! — рявкнул на него Вадим, когда тот поперхнулся и замотал головой. — Проспишься, двигай домой. И не вздумай про меня хоть кому-то полслова шепнуть, даже собственной подушке. Усек, гад?!
Дождавшись, когда уровень виски понизится до минимума, на палец покрывающего дно, Веклемишев отнял бутылку от губ Гарольда и сунул ее в замотанные скотчем руки бедолаги. Двести пятьдесят граммов в организм, измученный абстиненцией и чистосердечным признанием, должны были погрузить Никитина в крепкий сон до самого рассвета. А что антисанитария вокруг, так это ничего, иногда из князи в грязи бывает полезно погрузиться. И опять же с состраданием отнесся Викинг к пленнику, оставив на утро пару глотков виски в бутылке…
Он отвязал от стрехи шелковый шнур, сдернул петлю с шеи Никитина и разрезал перочинным ножом скотч на его запястьях. Подхватив под локоть едва стоящего на ватных ногах Гарольда, Вадим помог ему сойти с ящика и уложил на хрустящий пол у стены хлева. Он едва успел покинуть сарайчик и затворить за собой болтающуюся на остатках полуистлевшей веревки дверь, как Никитин уже вовсю храпел.
— Поехали! — скомандовал Веклемишев Джонни, усевшись в машину.
— А этот? — махнув головой в темноту, поинтересовался черный секьюрити Дануна. — Может, его закопать?
— А зачем живого закапывать? — усмехнулся Вадим. — Проспится, протрезвеет, к обеду до города добредет.
— Ну если живой, тогда ладно, — несколько удивленно сказал Дануна и, секунду помедлив, переспросил: — А может, все-таки закопать?…
Самолет до Триполи с посадкой для дозаправки в Лагосе вылетал в десять тридцать утра. Еще из машины по дороге в город Веклемишев позвонил Салиме и дал парню распоряжение связаться с аэропортом и забронировать ему место на первый утренний рейс.
В Йоханнесбурге Вадиму делать было нечего. Нет, конечно, можно было задержаться и попробовать «поработать» с доктором Гуго Вальдингером или попытаться выйти на людей, которые организовали Мадаеву-Халифу фальшивый паспорт и переправили из ЮАР в Европу, но он не видел в этом смысла. Вряд ли после ночной «беседы» с Никитиным Гуго Вальдингер подпустит Вадима к себе. Доктор, можно не сомневаться, уже к его приезду в Йоханнесбург подчистил все следы пребывания Мадаева в клинике. А уж после ночного исчезновения Никитина примет все возможные меры, чтобы оградить себя от опасного русского. Вероятнее всего, Вальдингер задействует для этого официальные структуры, с которыми Веклемишеву встречаться не резон. Он знал, как относятся правоохранительные органы к чужакам, работающим на их «земле». Да и в отношении Никитина Вадим, конечно, изрядно переусердствовал. Если тот пожалуется на него в полицию, что маловероятно, однако и этот вариант не стоит сбрасывать со счетов, можно поиметь очень большие неприятности.
Ну а попытка пройти тропинкой «фальшивый паспорт — канал переправки в Европу», которой воспользовался Халиф, может отнять много времени и сил, а еще больше — здоровья. За попытку внедрения в глубоко законспирированные криминальные структуры подобного масштаба и специализации запросто можно и жизни лишиться. Веклемишев был готов рисковать, имея хоть какие-то шансы на успех, но заведомо класть голову на плаху практически безнадежного дела он не хотел.
Взвесив все «за» и «против», Вадим принял решение как можно скорее покинуть пределы Южно-Африканской Республики. Тем более, что азимут движения был известен: Австрия, Вольфурт, клиника доктора Эдуарда Вальдингера. Будет ли польза от этого вояжа, пока предсказывать рано, однако других вариантов при дефиците времени, а точнее — опасности в любой момент оказаться в цейтноте, не предвиделось. Зима, которую Халиф расплывчато определил как время для совершения теракта, неумолимо отсчитывала день за днем.
Визит в Йоханнесбург получился кратким и насыщенным. Скорее его можно окрестить набегом. За неполные сутки Вадим и гада продажного на чистую воду вывел, и старого знакомого встретил, подрался всласть, а также вскрыл, а вернее — ковырнул, сеть «отмывки» международных преступников.
К трем часам ночи Веклемишев вернулся в гостиницу. Сбросив одежду, он свалился на кровать и проспал около трех часов, потому что уже с трудом держался на ногах после бурно проведенных суток. Дануна, а также и Джонни, который устал и перенервничал не меньше своего пассажира, это время продремали в машине. Ровно в шесть Вадим выехал в аэропорт.
У здания аэровокзала Веклемишев хотел отпустить таксиста и охранника, но они наотрез отказались, сославшись на приказ «великого и ужасного» Мамба-Шаку. Вадим уже из аэропорта позвонил Сэму, чтобы попрощаться. В ответ он прослушал гневную речь на не-известном ему языке с редкими вкраплениями английской ненормативной лексики. Пришлось объяснить старому знакомому, что столь скорый отъезд объясняется опасениями нелицеприятных объяснений с местной полицией.
Сэм-Шаку с пониманием принял эту информацию, коротко и уже спокойно буркнув: «Жди!» Через сорок минут кортеж, состоящий из знакомого Вадиму «Лексуса» цвета шампанского и двух «Хаммеров» защитной армейской раскраски только без пулеметов на крыше, подкатил к аэровокзалу. Все это время Веклемишев провел в баре на втором этаже. Он созвонился и доложил Ветлугину о проведенной работе и получил добро на вылет. Вадим пил кофе и с опаской поглядывал на входные стеклянные двери в ожидании стражей порядка, прибывших по его душу.
Тревоги по поводу правоохранителей оказались напрасными. Опасность поджидала его с другой стороны. Мамба-Шаку не вошел, а ворвался в аэровокзал в сопровождении свиты из дюжины крепких черных парней. Среди них Вадим опознал «штурмана» Мекебу и сына Сэма Лагуму, с которыми он вчера сражался. Только у Шаки руки были свободными, остальные же несли поклажу. Корзины с фруктами, какие-то коробки, свертки, ящики, свирепые маски с перьями и без оных… Последний из свиты с трудом тащил в своих объятиях в рост человека деревянную скульптуру зулусского, надо полагать, воина в боевом облачении с копьем и мечом из черного дерева. У Веклемишева заныло на душе и появилось нехорошее предчувствие от внезапно явившейся догадки, кому предназначается все это богатство.
Он поспешил спуститься вниз, так как Мамба-Шаку, с ходу не высмотрев своего русского друга, стал громко кричать, оглядываясь по сторонам: «Вадим! Вадим! Друг, где ты! Это я, Сэм!» Перепуганные пассажиры прыснули в стороны. Выскочившие на шум сотрудники охраны аэровокзала и пара полицейских, видимо, признали Мамба-Шаку и потому сочли разумным не вмешиваться. Они заняли позиции за регистрационными стойками и в проходах и с явной тревогой в глазах стали наблюдать за развертывающимися событиями.
— Я здесь, Шаку! — помахал ему из бара Веклемишев.
Вадим сбежал вниз по лестнице и попал в крепкие объятия зулуса.
— Ты меня расстроил, друг! — в голосе Мамба-Шаку звучало искреннее разочарование. — Почему ты так быстро уезжаешь? Только вчера прилетел, а уже сегодня — в обратный путь. Я еще не насладился общением с тобой.
— Извини, Сэм! Я благодарю тебя за гостеприимство, но долг обязывает, и, кроме того, ваша полиция очень скоро также может воспылать желанием пообщаться со мной. И наслаждения от этого общения я совсем не жду. Но, главное, долг! Может, я скажу высокопарно, вернее — повторю, но мой народ в опасности!
— Доводы серьезные, — понимающе покачал головой Мамба-Шаку. — С полицейскими еще можно договориться, а вот долг — это святое. Особенно перед людьми. Но раз надо, значит, так надо. Я тут тебе в дорогу фруктов собрал и кое-какие подарки — так, на скорую руку.
